Последняя роль для попаданки, или Кто убил Золушку? (СИ) - Ягинская Алена

Пришлось срочно «приходить в сознание». А все потому, что я слишком резко дернула ногой, выдавая себя. И вы бы дернули, если бы почувствовали, что по ней ползет что-то, чего вы не видите.

Привстала, рассеянным, слегка расфокусированным взглядом оглядела все вокруг.

- Где я? – спросила слабым голосом с ноткой испуга.

Перевела взгляд на себя. Ахнула, судорожно схватилась руками за блузку, прикрыла грудь.

- Что вы со мной сделали? – смотрю на шутников-дебилов, в глазах слезы, в голосе страх и негодование.

Ага, прониклись, покраснели, глаза отводят. Что, стыдно стало? Добиваю:

- Так холодно… – тяну жалобно и чихаю.

Все, клиент готов. Один подорвался, сбегал куда-то, покрывало принес. Второй все это время на меня смотрел, испытующе так. Смотри, смотри, чувачок. Только я и в самом деле замерзла, вон и кожа вся пупырышками покрылась, я и зубками тебе постучу, хочешь? Шаг вперед делаешь? Ну-ну, а мы вот так – шарахнулась от него так, что о подлокотник дивана ударилась, вскрикнула, сжалась в комок, руками закрылась, будто от удара.

Принц услышал мой «бумс» об диван, вернулся, а тут картина маслом – я в уголке жмусь, а его дружок надо мной кулаки сжимает. Да-да, чувачок, докажи теперь, что ты ни при чем.

- Рони!

Принц ко мне бросился, в покрывало меня укутывает, а сам на приятеля недобро смотрит. Но молчит.

- Ваше Высочество, – всхлипываю, – Что происходит?

Так, затравленный взгляд на одного и влюбленный и доверчивый на другого. Хватаю принца за руку, типа ищу защиты и боюсь отпустить.

- Трис, как ты мог! Так запугать Левронию. Даже не говори мне ничего, не хочу слышать!

Принц начинает гладить меня по плечам, утешать. На друга глазами сверкает. Хорошо. Будем считать, что первый раунд за мной.

Глава 7. Взгляд в прошлое

Вы, наверное, тоже думаете, что лицемерная тварь, хитрая и изворотливая. Отчасти вы правы. Только там, где я росла, по-другому не выжить было. В студенческом театре я только отточила навыки, да там и переиграть не страшно. Как и здесь. А в жизни… А в жизни игру вести надо намного филиграней.

Интернат, куда я попала, был для тех, чьи родители были осуждены, и кого никто из родственников не захотел взять к себе. Кто-то и родился уже за решеткой, от кого-то отказались при рождении. Таких, кстати, немного было, они быстро исчезали. Я не вникала, меньше знаешь – целее будешь.

Там в семь лет меня и убили в первый раз. Говорю же, не любят там тех, кто в «благополучной» семье жил. Свои законы, свои правила. Откуда знаю, что убили? Видела и свет, и родителей. И не могла я выжить, так доктора сказали.

Они столкнули меня на реке с мостков. Якобы случайно. Я плохо плавала тогда, барахталась, пытаясь выгрести, они не дали. Я помню, как шла ко дну, помню ужас, помню, как вода обжигала все внутри. А потом были мама и папа. Мы сидели с ними на берегу и вспоминали нашу жизнь, глядя, как взрослые ныряют, ищут и достают мое тело. Его успело отнести вниз по течению. Как пытаются что-то делать с ним, первую помощь оказать, но я-то знала, что все кончилось и теперь я с мамой и папой! Да и взрослые уже сдались, только один сторож, что прибежал на крики, все пытался меня «оживить». А потом папа строго посмотрел на меня и сказал, что не надо бояться смерти, это неизбежно, но это не конец. И что сейчас мне надо будет вернуться и во что бы то ни стало выжить, потому что мое время еще не пришло. И тогда меня вернуло в тело. Но я забыла все, что было до этого дня. Остались лишь те воспоминания, которые были в голове, пока я говорила с родителями.

Три месяца после этого я пробыла в больничном крыле. Там и встретила следующий день рождения. Ко мне приходил только Степан Григорьевич, сторож. Он то и объяснил, почему меня ненавидят, и что все равно будут пытаться выжить. Говорил, что надо быть умнее и хитрее, учиться предугадывать, наблюдать и подмечать, а самое главное – никому не верить. Последнему я научилась очень быстро, выбора не было.

Принц Филипп

Леврония сидела, забившись в угол дивана в гостевых покоях центрального крыла дворца, смотрела испуганно на Триса и дрожала от холода. Филиппу стало невыносимо стыдно. Ему подумалось, что понятно теперь, почему пропал свиток из королевской сокровищницы. Они с отцом не достойны своей страны. Король давно думает лишь о том, как вкусно и сытно поесть, да сладко поспать, ему нет ни до чего дела. Высочество с отцом Триса искали, почему принимаются столь странные законы в последнее время, думали, что кто-то ведет свою игру в Канцелярии, или подученные фаворитки оказывают влияние на монарха, но теперь принц склонялся к мысли, что и отец, и он просто погрязли в собственном величии. Он ведь даже не догадался накинуть на девушку плед, так увлекся спором с Трисом, и она все это время почти раздетая лежала на холодном кожаном диване. «Кстати, – подумал Филипп, – а почему на ней под блузкой ничего нет? Неужели все же… Да нет, не может быть. Ну, вон же, дрожит вся, кусает бледные губы. Надо насчет чая горячего распорядиться, хотя бы согреть ее».

- Трис, распорядись, чтобы принесли горячего чаю, – сказал принц.

- И п-поесть, если м-можно, в-ваше В-высочество, – попросила Леврония, стуча зубами под покрывалом.

- И перекусить, – согласился он. Потом задумался. Если был магический яд, то даже совсем малая доза вернет его невесту в небытие. Тогда и голодать ни в коем случае нельзя. – Давно вы ели в последний раз? – Уточнил он.

- Н-не помню, днем, наверное.

Филипп нахмурился. Происходящее нравилось ему все меньше. Сначала его избранница оказалась отравленной редким подотчетным магическим ядом, потом ее выслали из дворца, он распорядился вернуть невесту и ее семью, но поселили их в отдалении. И еще держат голодом. И одежда на ней тоже не по статусу. Если ее увидят в таком виде придворные дамы, то лучше ей вернуться домой. Или сразу в монастырь. Не простят, заклюют. Специально так оделась? А цель?

- Леврония, любовь моя, а что ты делала в коридоре? – ласково спросил принц.

Девушка вздрогнула и опустила голову.

- Шпионила, – ответил Тристиан, который ненадолго выходил из покоев, но теперь вернулся и прожигал девушку ненавидящим взглядом.

Филиппа очень интересовало, что же произошло между этими двумя, но он предпочел сначала выслушать невесту.

- Неправда! – горячо возразила Леврония, полыхая в ответ такой же ненавистью.

- Правда-правда, – зло прищурился Трис.

Он вынул из-за спины и положил перед девушкой длинную игру и стилус.

- Это было в коридоре, где я встретил ее, – сказал он другу и обвинительно ткнул пальцем в его невесту.

- И ч-что? – возразила Леврония. – Это к-косвенная улика, которая ничего не доказывает. Почему вы предположили, что эти вещи принадлежат мне?

А вот теперь принц Филипп удивился. Он ждал негодования и плача и готовился отстаивать невиновность девушки, но она не стала этого делать, только плотнее закуталась в покрывало и зло сверкала оттуда глазами на Триса. Поймала внимательный взгляд принца, вздернула нос, тут же освободилась от его объятий, встала, закуталась плотнее и пересела в кресло.

- Поговорим? – предложила она.

***

Лера

После больницы ко мне подошел парень.

- Я – Стас, – представился он. – Меня попросили за тобой присмотреть. – Он окинул меня недовольным взглядом и сплюнул под ноги. – Держись меня, тогда не пропадешь. Запомни, мелкая, ты должна быть полезна, если хочешь, чтобы тебя не трогали.

Он учил меня быть полезной. Контингент в интернате подобрался непростой и понятие о полезном и нужном тоже были свои. Умею ли я воровать? Да. И подложить что-то незаметно тоже могу. Именно с этого началось обучение. Знаете, на самом деле я ненавижу всю эту «блатную» братию и их ценности. Если бы не встречи с родителями, может быть, я бы стала такой же. Но наверняка перестала бы себя уважать. Я могу ударить, но не того, кто слабее. Никогда не возьму чужого без серьезной необходимости. И не говорю на жаргоне. Хотя бывает, думаю, да. Я все силы положила, чтобы не стать одной из них. Два года меня «воспитывал» Стас. Учил воровать и драться. Старшие меня не трогали, но мелюзга постоянно задирала. К «своим» мелким в интернате относились своеобразно – им позволялось все. Я научилась убегать, прятаться, уворачиваться и сдавать сдачи. Это работало, если нападал кто-то один. К сожалению, чаще они действовали стаей. Второй раз я чуть не умерла, когда Стас покинул интернат. В этот же день подросшая «мелочь» собралась в толпу. Били кулаками, пинали ногами. Разогнал шпану Степан Григорьевич, успел можно сказать вовремя, потому что кто-то уже взял в руки камень, готовясь опустить его мне на голову. Тогда я снова видела родителей. Мама плакала, а папа вздыхал.