В лицо тут же сыпанула колкая морось. Палуба покачивалась. На ней это ощущалось острее, чем в каюте, и держаться было не за что. Напоминая себе гусака, что наклевался забродивших ягод, пошла, неловко покачиваясь и растопырив руки. А вот и столовая. Или камбуз – так, вроде бы, это правильно называется.
Я оглядела помещение с низким потолком, уставленное длинными столами и лавками. За ними уже сидели моряки. Весьма голодные, если судить по громкому стуку деревянных ложек о такие же тарелки. Меня они не заметили, лишь несколько зыркнули равнодушным взглядом. Ну, на десерт не съедят, и то хорошо!
Я прошла к стойке, где стоял раздающий – тот самый юнга, что прошлой ночью драил палубу.
Выглядел он не ахти – под одним глазом наливался малиновый кровоподтек, второй и вовсе заплыл черным фингалом.
- Тарелку возьмите и ложку, милорд, - буркнул он, глянув на меня одним глазом.
Кажется, парень плакал. За что они его так?
Глава 15. Конфетка
Я взяла из стопки миску и протянула ему. Туда тут же шлепнулся половник каши. На вид она напоминала что-то не особо съедобное. Сверху лег ломоть хлеба.
- Вода там, - юнга кивком указал на бочонки-чашки, что стояли в ряд.
Я взяла один, уселась в уголок, на свободное место, и принялась уплетать кашу. На вкус она оказалась столь же мерзкой, как на вкус, но зверский голод заставлял жадно глотать гадкую жижу, обжигаясь, ведь не ела почти сутки.
За пазухой заворочался котенок.
- Прости, позабыла о тебе, - шепнула ему, чуть приоткрыв ворот камзола.
Придвинувшись к столу, закрыла малыша рукой, чтобы малыш смог «полакомиться» жутким варевом, что оставила ему.
Довольный, он мурлыкнул и спрятался обратно, свернувшись в теплый клубочек.
- Пошустрей, Тим! – прикрикнул, выйдя из-за ширмы, большой мужчина с толстым пузом и мачете в руках. Должно быть, кок – тот, кто ненавидит готовить, если судить по результату, но очень любит кушать – об этом шепчут его габариты. – Тебе еще картоху строгать на обед и ужин! Чего разнюнился, как бабенка, что честь незнамо кому в темной подворотне отдала?
Побитый парень ничего не ответил и побрел за ширму. Котенок высунул мордашку из-за пазухи и мяукнул.
- Тихо! – пшикнула я, помня о том, что животных нельзя на судно.
Найдут – тут же за шкварник и за борт. Видимо, из-за того, что безбилетники.
С особами женского пола, кстати, абсолютно также. Моряки свято уверены, что «баба на корабле – полнейший ужас». Многие, правда, спокойно перевозят женщин, если те платежеспособны. Но история умалчивает, сталкивались такие смельчаки с ужасом или нет. Если девушка с утра не выспалась и накормили ее той бурдой, что сейчас наводила свои порядки в моем многострадальном желудке, то вполне возможно, что моряки и узнавали, почем фунт лиха – в женском исполнении.
В любом случае, если эти морские волки прознают, что я лишь делаю вид, что являюсь «лордиком», мне тоже придется купаться. Да еще и с акулами в скорости посоревноваться. Кстати, меня презентовали этой каравелле как немого, так что «тихо» было вовсе не к месту.
- Мяукнул кто-то? – вдруг выскочив из-за ширмы, спросил Тим.
Я отвела глаза. Может, он у них за выявление нелегалов отвечает? Докладывает потом старшему по званию, тот выползает из клозета и…
Нет уж, лучше промолчу, за умную сойду. Да и целее буду. Мне еще к Джулиану приплыть живой надо, чтобы сначала задницу ему надрать, а потом замуж за него выйти. Можно не в этой последовательности.
- Вы не слышали? – парень с надеждой уставился в мое лицо. – Мяукал кто-то?
Да что ж ему так это мяуканье сдалось! Награду он, что ли, получает за каждого выявленного безбилетника! Котенок за пазухой завозился, будто решил выбраться наружу и обеспечить над обоим бодрящие морские процедуры за бортом. Я съежилась, стараясь удержать его и надеясь, что никто не заметил, как мой камзол шевелится в районе живота так, будто каша обрела собственный разум, отрастила щупальца с клыками, а теперь прорывается наружу, будто монстр.
- Отстань от пассажира, - вдруг пришел мне на помощь человек в темной форме, что сидел на соседней лавке, без аппетита ковыряясь ложкой в тарелке. – Никто тут не мяукал, тебе показалось, парень.
- Чего к людям пристаешь? – прикрикнул кок. – Опять объедки выпрашиваешь? Теперь-то зачем, выбросил ведь я твое блохастое отродье за борт!
- Мяукнул кто-то, мне показалось, - пробормотал юнга и единственный не заплывший глаз наполнился слезами.
А мне стало так стыдно! Так этот котенок – его питомец. Пушистика рассекретили и вышвырнули в море. Но он как-то уцелел и пришел в мою каюту обсушиться и поспать после всех злоключений, что обрушились на его тощее тельце.
- Показалось ему, – кок рассмеялся, показав гнилые зубы, и дал юнге ощутимого тычка в спину. – Показалось, что он мужик, поди. Иди, работай, доходяга. И не пугай господ своей рожей!
Я поскорей ускользнула из камбуза. Ежась под дождем, что сек лицо, дождалась, когда бедолага покажется, как всегда, с ведром и шваброй наперевес, подошла к нему.
- Обидел вас? – тот насторожился. – Вы простите, не хотел. Больше даже не приближусь, обещаю, не помешаю вашему путешествию.
Я промолчала, памятуя о том, что надо оставаться в амплуа немого лорда. Шагнула к парню, тот отшатнулся, ожидая, видимо, очередной оплеухи. Но я поманила его пальцем и приоткрыла полы камзола, продемонстрировав того, кто уже исцарапал мне весь живот.
- Мяууууу! – тут же донеслось оттуда.
- Конфетка, ты! – юнга просиял, и день перестал быть серым и противным. – Да как же это, господин?!
Пожала плечами, понятия не имея, как это объяснить без слов.
- Спаслась ты, значит, девочка моя пушистая! – он дрожащими руками погладил котенка, когда мы отошли в уголок. – Спасибо, вам, милорд, что не прогнали и не сдали помощнику капитана. А не то он точно… - всхлипнул, не договорив. – Живодер!
Паренек потряс кулачком, глядя куда-то в сторону верхней палубы. Но потом снова улыбнулся, сюсюкая с котенком.
- У меня ведь не осталось больше никого, понимаете? – взглянул на меня с печалью. – Отец в плавание ушел и не вернулся. Мамка с горя померла. Мы с сестренкой младшей одни остались. Я шарманщику помогал, мы записочками счастья торговали. Гроши, конечно, но хоть на хлеб хватало.
Его взгляд затуманился.
Глава 16. Тень
- А потом родственники явились. Я выдохнул было, ан нет, им только дом требовался. Нас погнали взашей, нахлебники не нужны, сказали. Так мы бродяжничать стали. Сестренка в зиму заболела и… - махнул рукой. – Меня друг отца увидал как-то и даже не узнал сначала, оборвыша. Думал, по карманам я лазить спец. Побил. А потом признал и устроил сюда. Вот только…
Он снова с любовью погладил мурчащую Конфетку.
- Сестренка ее подобрала крошкой совсем. Как выходила, ума не приложу. Но вот котенок этот – все, что у меня от семьи осталось. Прятал его, как мог. А вчера вылез он, на камбуз прокрался, учуял вкусное что-то видать.
И что там могло быть вкусного? Я усмехнулась.
- Рыбу стянул с камбуза. И в аккурат под ноги к коку угодил, представляете? Тот кастрюлю выронил, ругался, как черт. Конфетку схватил и на моих глазах – за борт! Как она уцелела, ума не приложу.
Я улыбнулась. Есть справедливость на свете, значит.
- Заболтал я вас, да? – паренек смутился. – Вы простите. Я теперь перед вами в неоплатном долгу, милорд! Что хотите, повелевайте, все сделаю! И еще, - щеки налились алым, а мне вспомнилось, как мама говорила, что когда человек краснеет, это его совесть из глубин души наружу поднимается и сквозь кожу проступает. – Коли не сочтете за наглость. Нельзя ли Конфетку пока у вас оставить? Каюта ж на ключ запирается. Безопаснее ей так.
Он затараторил еще что-то, обещая приносить еду, взять вину на себя, если что и прочее. Я молча кивнула и взяла у него пушистика. Котенок не возражал, сам забрался за пазуху.
