Рюрикович 3 (СИ) - Калинин Алексей

Дворжецкий оказался лежащим на полу. Рывок вверх и удар обеими ногами заставил его распластаться на плоской поверхности.

— Осторожно! — раздался крик Собакиной.

Я подпрыгнул. По полу пролетела морозная коса. Синеватый иней покрыл место пролета этого оружия. Ещё бы немного и…

Второго удара Дворжецкий не успел сделать. Я не мог ему позволить навредить кому-то ещё, поэтому атаковал огненным смерчем, прижавшим его к полу разверстой воронкой.

Иней тут же испарился, как растаяла морозная коса. Дворжецкий силился выбраться, но я крепко держал его под своей магией.

— Не стоит дергаться, вы делаете себе только хуже! — попытался докричаться до затемненного яростью разума. — Господин Дворжецкий! Успокойтесь!

— Михаил Павлович! Миша! — раздались женские голоса. — Не надо! Умоляю вас! Возьмите себя в руки!

Я покосился на преподавателей, а те… Они совершенно спокойно смотрели на копошащегося Дворжецкого. В их глазах не было никакого интереса по отношению накосячившего кавалера. То есть вообще ничего.

Для них он уже был списанным материалом. Даже Еремей Григорьевич был безучастен, хотя раньше улыбка почти не покидала его губ.

— Царевич, вам нужна помощь? — неожиданно спросил Порфирий Валентинович.

Я перевёл взгляд на Дворжецкого, а тот неожиданно начал подниматься. То есть его всё также прижимал к полу мой огненный вихрь, но… Он поднимался.

Мало того, что он поднимался — Дворжецкий начал преображаться!

Снова раздался девичий визг. Девушки расширившимися глазами смотрели на расширившиеся плечи княжича, на его неожиданно ставшими волосатыми руки. Рубашка затрещала на увеличивающемся теле, а потом посыпалась лохмотьями на пол.

Ботинки треснули от выросших лап. Черные когти вырвались наружу и оставили глубокие борозды на каменных плитах. Дворжецкий начал поворачиваться комне…

— Он убил своего тотемного зверя! — раздался чей-то крик. — Спасайтесь кто может!

А вот это очень плохо! Аристократы в последнем бою могут убивать своих тотемных животных, забирая их силы себе, но… После такого они превращаются в берсерков, крушащих всё на своём пути.

И остановить их может только смерть…

Неужели Дворжецкий настолько ненавидел меня, что…

— Агррррх! — прорычал бывший княжич, поворачивая ко мне волчью морду.

— Выводите женщин! — крикнул я.

Однокурсники среагировали точно, выставив перед собой силовой купол и начав пятиться к дверям актового зала. Собакина порывалась прийти мне на помощь, но Курбский оттаскивал её в сторону. И правильно, в такой ситуации она могла только помешать!

— Атакую справа! — рявкнул Еремей Григорьевич, выбрасывая перед собой копьё из молний.

Копьё ударило точно в грудь Дворжецкого. Молнии брызнули по волосатому телу во все стороны, электрическими разрядами воздействуя на мышцы.

— Захожу слева! — крикнул Михаил Селиверстович, бросая в сторону растущего оборотня кучу мелких черных шариков.

Эти шарики подпрыгнули, ударившись об пол, а затем из них во мгновенье ока выросли тонкие шнурки виноградной лозы. Эти шнурки начали сноровисто опутывать могучее тело княжича. Он зарычал, попытался вырваться, но я приложил ещё усилий, прижимая его к полу.

— Держите его, царевич! — скомандовал Порфирий Валентинович. — Ещё немного!

Я напрягся изо всех сил. Пот заливал глаза, дышать становилось всё труднее. Мышцы трещали от напряжения, когда по ним протекали магические потоки живицы.

Ведарь юлой подскочил к волчьей морде, увернулся от взмаха когтистой лапы и шлепнул перед мохнатым носом ладонями. Из ладоней вырвалось зеленоватое облачко, окутавшее морду.

Оборотень от неожиданности втянул воздух ноздрями. Забрехал-закашлял. Потом посмотрел покрасневшими глазами на ведаря. Порфирий Валентинович сделал шаг назад:

— Я знаю, что вы меня слышите. Где-то глубоко внутри, но вы ещё есть! Михаил Павлович, смирите зверя! Не берите грех на душу…

Дворжецкий завыл, задергался, но новый удар молний парализовал его конечности. Он рухнул на колени. От удара содрогнулись стены. Шнурки лозы снова активизировались, сковывая мощное тело. Мой вихрь тоже добавил усилий по смирению.

Я чувствовал, что мы побеждаем и что нужно ещё одно усилие, ещё одно напряжение…

— Я так и знал, что он окажется слабаком! — раздался презрительный голос Романова.

Во как! Очухались и явились?

Прямо-таки вовремя!

Оборотень тоже услышал голос Романова. Он повернул к нему лохматую голову, оскалился, а потом…

Харкнул!

Вот прямо взял и плюнул на княжича! Если бы не защитный купол, то умываться бы Романову окровавленной слюной, но…

Слюна стекла по защитному куполу. Дворжецкий проследил, как она коснулась пола, а потом рухнул ничком. Словно вместе со слюной его покинули силы.

Шерсть втягивалась в уменьшающееся тело. Дворжецкий становился меньше в объёмах, а под ним… Под ним расплывалась темная лужа мочи.

— Маммм-ма, — плаксивым голосом неожиданно заявил лежащий княжич. — Я хочу к мамм-ме… Где моя ма-ма-а-а?

— М-да, и как же мы всё расскажем его отцу? — почесал голову стоящий над княжичем Савельев.

Глава 9

Москва. Кремль.

Шел уже второй час заседания Боярской думы. Люди в дорогих костюмах волновались подобно морским волнам. То возникал прибой недовольства, то стихал под голосом председателя.

Сам зал Боярской думы представал перед глазами как величественный, обрамленный золотом и драгоценными камнями храм, где история и легенда слились в единое целое. Стены, украшенные красочными фресками, рассказывали о славных делах русских богатырей, о битвах с монголами и о мудрости древних князей.

Высокий, сводчатый потолок, окрашенный в глубокий синий цвет, усеян золотыми звездами ламп. Воздух был насыщен ароматом дорогой кожи, мужского одеколона и пыли от работающих компьютеров.

Под украшенными мозаикой окнами, на возвышении стоял величественный трон, где сидел царь Владимир Васильевич. Справа и слева от трона возвышались два мраморных памятника мудрым князьям, стоявшие здесь с незапамятных времён. Их лица были суровы и непреклонны, как если бы они охраняли тайны и секреты русской истории.

Паркетный пол, из породы ценного дерева венге, отражал свет ламп и создавал иллюзию таинственного, почти мистического пространства.

— Ваше Величество! Надо что-то делать! — начал своё выступление боярин Морозов. — Нельзя выжидать и ждать чуда! Нужно действовать, пока татары огнём и магией полностью не выжгли Русь-матушку! Сколько уже под ними городов? Пять? Десять? А сколько ещё будет?

— Господин Морозов, вы хотите внести деловое предложение или будете заниматься истерической риторикой? — прервал гневную отповедь князь Бельский.

Он был главой Боярской думы и имел право прервать говорившего в любой момент. Конечно, многим это не нравилось, но кто возмущенные предпочитали скрывать своё недовольство. Кто знает — когда в следующий раз аукнется подобная непочтительность?

— Деловое предложение? Есть у меня деловое предложение, но сначала ответьте на вопросы! Где наша армия? Почему мы не отвечаем татарам в полной мере? — вспыхнул боярин Морозов. — Почему допускаем продвижение этой мерзости по нашей земле? Крымский хан подбирается к Воронежу! Смоленск почти захвачен литовскими войсками! А мы почему всё терпим? Чего мы ждём, царь-батюшка? Ждём, пока твари из Бездны постучатся в ворота Кремля?

Лицо мужчины преобразилось от ярости. Глаза, обычно спокойные и ясные, теперь горели огнем, как два раскалённых уголька. Прямые и ровные брови теперь были нахмурены, образуя глубокие морщины на лбу.

Кожа на лице натянулась, как барабанная перепонка, и казалось, что она вот-вот лопнет от внутреннего давления. Губы сжались в тонкую линию, и из них вырывалось короткие, шумные вдохи и выдохи.

Щеки светились красным, как если бы по ним кто-то от души нахлестал. На носу проступили тонкие, синие жилки. Вся фигура боярина дышала напряжением, и, казалось, что она вот-вот разорвется, выпустив наружу всю накопленную энергию.