Истинная зайка для ректора (СИ) - Флор Анна

— А их будет несколько? — ошарашенно поднимаю взгляд и отшатываюсь, поняв, насколько близко его лицо к моему.

Генерал усмехается и выпрямляется.

— Штраф за испорченный артефакт — пятьдесят тысяч серебряных, — выносит вердикт он.

Внутри все обрывается, стоит услышать заоблачную сумму. А на глазах выступают слезы горечи.

Сердце так и вовсе отказывается биться, когда я слышу приговор.

— Так распорядился император, не я. — В синих глазах генерала ни одной эмоции. — Если бы я оценивал ущерб, назвал бы сумму вдвое больше. Так что тебе, моя зайка, повезло.

— Не сдавайся, Бель! — Федерико, заползший тем временем на стол ректора, вытаскивает из-за спины транспарант в мою поддержку. — Торгуйся с ним!

— Чего? — опешив от его предложения, переспрашиваю у фамильяра.

— Просто торгуйся. Люди любят торговаться, — ослепительно улыбается слизень.

— Двадцать тысяч! — выпаливаю тут же, ощущая отчаяние и адреналин.

А ещё дикую злость на себя и неправильно проведенный ритуал, последствия которого я вынуждена теперь пожинать.

Кажется, мне удается удивить генерала Д'Альерри.

— Вы торгуетесь, Аннабель? — дёргает он бровями, убирая руки за спину, и склоняет голову набок.

Вымученно улыбаюсь, ощущая жар.

— Семьдесят тысяч серебряных! — с убийственным спокойствием, твердо произносит генерал.

Глава 21

Запаниковав, я выпаливаю тут же:

— Шестьдесят!

Лихорадочно сглатываю, косясь на Федю.

И что-то мне подсказывает, что торг должен быть немного другим. Федя ободряюще улыбается и кивает. Затем меняет цвет с фиолетового на жёлтый. Волнуется тоже. Кажется, его сейчас стошнит. Этого только не хватало!

— Договорились. Ты отлично умеешь торговаться, моя дорогая, — саркастично отзывается Родгар.

— Это должно было не так сработать, — расстроенно говорит поникший Федерико. Вытаскивает блокнот из-за спины и что-то вычеркивает там со словами: — Стервой нам тоже не стать.

— Но... Господин Д'Альерри, даже если я буду работать семьдесят лет, я не смогу столько заработать. — Ощущаю, как ноги едва не предают меня, подкашиваясь. Я хватаюсь пальцами за спинку стула перед столом ректора.

— У тебя три дня. В противном случае за нанесенный ущерб имперской академии ты вылетишь не только из опороченных твоим происхождением святых стен, но и из империи. Обратно в Лирию.

Затем генерал ворчливо добавляет, помрачнев:

— И я вместе с тобой. И будем мы на лирийских плантациях выращивать... Что вы там выращиваете, кстати?

— Кукурузу, — растерянно отвечаю, сразу вспомнив тётушкино поле.

Помрачневший взгляд генерала ставит точку в этом разговоре.

Виновато улыбнувшись, совсем как Федя, когда провинится, я пячусь к двери.

Родгар хмурится, опускает взгляд ниже моего лица и вздыхает.

— Да чтоб тебя коты подрали, пуговицы...

Делает широкий шаг ко мне, вмиг сокращая расстояние, и...

Принимается с усердием застёгивать верхнюю пуговицу на моей рубашке. Но пальцы совсем невзначай задевают нежную кожу, а у меня мурашки проносятся по спине. Взгляд генерала темнеет, а его пальцы на моей пуговице чересчур задерживаются. От этого откровенного взгляда мне становится невыносимо жарко и очень хочется расстегнуть абсолютно все пуговицы. Или хотя бы на свежий воздух.

— Вот и всё, зайка — хмыкает Родгар и убирает руки.

Затем критично рассматривает мой воротник и гулко выдыхает.

— Да что у вас за проблемы с моими пуговицами? — возмущаюсь я тут же, отшагивая.

Жар смущения тут же приливает к лицу. Боги! Я не должна так разговаривать с генералом! Но он же Истинный... то есть можно, да?

— Это не у меня проблемы, а у тебя, солнышко, — изрекает задумчиво генерал.

— Мои пуговицы на месте.

— Мои пока что тоже. И пуговицы, и ремень, и молния на ширинке. Ещё раз расстегнешь так рубашку, и проблемы будут у нас обоих, — оскаливается он как-то плотоядно.

Слишком откровенно продолжает гипнотизировать мою шею, сползая взглядом ниже.

Нехотя оторвавшись от созерцания, Родгар повелевает беспрекословно:

— Идите, адептка Грин. На сегодня урок окончен. Мне ещё после вашего визита с пуговицами... Да чтоб их Изнанка побрала, Твареведение же! — вдруг резко выдает генерал и, обогнув меня, первым выходит из кабинета.

Резко развернувшись на каблуках, выскакиваю в коридор и захлопываю за собой дверь. Федя, кажется, остался в кабинете. Но и поделом ему. Будет меньше меня подстрекать. Да и генералу поделом. Придет, а там всё в радужной слизи.

Ехидно смеюсь себе под нос. А потом вспоминаю его прикосновения к моим пуговицам. И жар приливает к лицу снова.

В голове нон-стопом крутятся мысли, о какой проблеме говорил только что генерал Родгар.

— Господин генерал главнокомандующий ректор, — выпаливаю тут же в спину мужчине. — У вас Твареведение в другой стороне.

— Проклятые лирийцы и здесь переворот устроили, — цедит генерал, резко разворачиваясь в мою сторону, отчего я со всей дури впечатываюсь носом в твердый мускулистый торс.

Кажется, путаюсь в собственных ногах и сползаю по рельефному торсу вниз.

Генерал подхватывает меня за талию, ставя на ноги.

— Ну-ну, солнышко, не здесь. Вот окажемся без свидетелей, тогда и продемонстрируешл свои намерения, — хмыкает генерал Д'Альерри, а до меня не сразу доходит, чего он там уже себе напридумал.

— Да вы... — я так и не нахожу приличных слов для ответа. Впрочем, вряд ли здесь можно было бы обойтись приличными.

Но взгляд генерала на удивление серьезный. Смотрит так, как будто я специально Твареведение определила в другое крыло корпуса.

И я, не придумав ничего лучше, просто бормочу в ответ:

— Извините, больше не будем.

— Надеюсь, моя очаровательная проблема, надеюсь, — задумчиво произносит генерал Д'Альерри и направляется в другой конец коридора к лестницам.

А меня вот очень сильно теперь интересует, что там за второй этап наказания? Неужели одними деньгами не обойтись? Да и где я возьму столько?!

— Дорогая племянница! — читаю вслух пришедшее ближе к обеду письмо от тётушки. — Наше фамильное поле кукурузы было куплено сегодня господином из драконьей империи! Пожелал остаться неизвестным, но теперь мы богаты! Отправляю тебе сто тысяч серебряных на карманные расходы.

Тетушка приложила к письму копию договора передачи поля. В графе покупатель стоит смутно знакомая подпись.

Не могу вспомнить, где я ее видела. Но красиво вывожу свою подпись, подкрепляя магией, на чеке в сто тысяч серебряных. Этих денег хватит рассчитаться за артефакт и ещё жить целый год припеваючи!

— Надо же, как тебе повезло! — восхищается Китти, работая над украшением имбирного печенья. — Кто бы мог подумать, что твоя тетя так вовремя продаст поле кукурузы!

— Ну, вообще-то она его не собиралась продавать. А продала, тут написано, за пятьсот тысяч серебряных, — задумчиво произношу я.

— Неси скорее чек генералу! — щебечет Китти, с умилением смотря на свое кулинарное творение в виде черепов и черных розочек на них.

— Жутковато, — изгибаю брови в удивлении. — Можно попробовать? — Уже тяну руку к печенью, остывающему на подоконнике, как подруга хлопает меня по руке.

— Не смей, если жизнь дорога! Они с проклятьями. А вот с какими — это зависит от настроения съевшего.

Она загадочно улыбается.

— Китти, ты что, серьезно?

— Думаешь, магистр Ромаро меня теперь заметит? — мечтательно мурлычет она, перекладывая печенья в коробочку в виде сердца. Тоже черную.

— Очень вкушное, — доносится чавканье со стороны, и мы обе оборачиваемся на голос Феди.

Слизень сидит и чавкает печеньем.

Мы с Китти испуганно переглядываемся.

— Вряд ли что-то способно навредить Феде, — с сомнением произношу я, с жадностью наблюдая, будут ли изменения на моем фамильяре.

— Выпотрошу! Сожру всех! Слизня сожру! И тебя сожру! Всех сожру! — воинственно визжит колибри, всполошившаяся вдруг, и яростно подлетает то к Феде, то к Китти, то ко мне.