— А, проехали, — махнула и потопала в поезд, качая головой на брошенное в спину:
— Не понял? Что мы проехали?
Иногда я забываю, что Ваня не местный и порой наша сленговая речь для него полнейшая абракадабра.
В прошлый раз, пребывая в состоянии нервного стресса, я не запомнила расположение квартиры. Пришлось ориентироваться на двери. Почти везде были старые, а у Виктора новая, модная и явно дорогая.
— Вот! Точно эта, — объявила я, когда мы добрались до третьего этажа.
— Ты уверена? — странно напрягся Ваня.
Я кивнула и только сейчас поняла, причину его нерешительности.
Мало того, что дверь была приоткрыта, так еще оттуда отчетливо слышался хор из мужских голосов, которые…пели?
«Только мы с конем по полю идем…»
Мы с Ваньком недоуменно переглянулись, и он, осторожно распахнув дверь, вошел внутрь, настороженно озираясь по сторонам.
Я хвостиком шмыгнула следом и на цыпочках покралась вслед за уверенно идущим на пение бесом.
— Там кухня, — на всякий случай предупредила его и чуть не впечаталась носом в твердую спину, когда он застыл на пороге яки каменное изваяние.
Осторожно выглянула из-за Ванькова плеча и буквально уронила челюсть.
Не думала, что посте адского катафалка меня можно чем-то удивить.
Готовы?
Сидит себе на табуретке мужик. Среднестатистический такой. В тельняшке, растянутых трико и в обнимку с ментом. У того фуражка набекрень, галстук с прищепкой где-то в районе спины потерялся, но погоны целы.
Восседают, значит эти два огурчика, мерно покачиваются и лыка не вяжущими голосами завывают:
— Ой, злотая…ик…рожь, да кудрявый клен…
И пьяная туша Его Темнейшества, пытающая наполнить рюмки самогоном, подпевает:
— Я влюблен в тебя Россия, влюблен…
И самое главное, как у них троих это получается.
С чувством! С душой!
Сам захочешь спеть, а так не получится.
— Ваше Темнейшество? — первым очнулся Ваня.
Темнейшество словно нехотя обернулось и, узрев нашу парочку сначала грозно, но не слишком правдоподобно нахмурилось, а после повернулось к своим собутыльникам и важно сообщило:
— Спокойно, мужики. Это свои.
Те заметно расслабились. Мент покосился на остатки горилки в бутылке и, ткнув пальцев в беса произнес:
— Опоздавшие бегут за добавкой.
Ваня, когда понял, чего от него хотят сначала побледнел, потом покраснел и перевел на меня беспомощный взгляд.
Так! Надо брать дело в свои руки и разгонять этот душевную компанию.
— Какая добавка! — воскликнула я, выходя из-за спины рогатика и на свой страх и риск добавила, — Ваше…Дима, что здесь происходит?!
Брюнет повернулся ко мне и вместо того, что бы прибить меня за неуважение к своей царственной особе, покосился на мужиков и лениво выдал:
— Зазноба моя, — и почти с нежностью добавил, — Элечка.
Не знаю, кто был в большем шоке я, Ваня или мужики.
Впрочем последние быстро отошли и тот, что в тельняшке с укоризной сказал:
— А что худенькая такая? Голодом моришь? Баба должна быть во всех местах во какая! — и показал на себе дыни размера пятого не меньше.
— Да не скажи, — горячо возразил мент и у них «тельняшкой» завязался конструктивный раговор о дамских прелестях в формате восемнадцать плюс.
Даже у меня уши завяли, не говоря уже о чуткой бесовской натуре.
Пора было сматывать удочки, но оставить Повелителя в таком состоянии мы не могли, поэтому я приготовилась его уговаривать, но не пришлось.
Пока его собутыльники жарко спорили, этот басурманский алкоголик подкрался ко мне и, протянув свои загребущие лапы, прижал к себе. Попыталась вырваться, но алкоголь, видимо, никак не подействовал на богатырскую силищу демона.
Первым желанием было в ответ на такую неописуемою наглость двинуть хорошенько, не смотря на то, что туша Повелителя хоть и сильно шатающаяся, но все же не менее грозная, а потом я перехватила взгляд Вани, который яростно подмигивал мне и кивал в сторону выхода.
— Пойдем, Димочка, — ласковой зайкой прошептала я, — Поедем баиньки.
— Угу, — все, на что сподобилось страшное и ужасное Темнейшество, и я поняла, что еще чуть-чуть, и он просто уснет, уткнувшись носом мне в волосы.
Как мы заталкивали в катафалк пьяного Повелителя — это отдельная история.
лась вслед за уверенно идущим на пение бесом.
— Там кухня, — на всякий случай предупредила его и чуть не впечаталась носом в твердую спину, когда он застыл на пороге яки каменное изваяние.
Осторожно выглянула из-за Ванькова плеча и буквально уронила челюсть.
Не думала, что посте адского катафалка меня можно чем-то удивить.
Готовы?
Сидит себе на табуретке мужик. Среднестатистический такой. В тельняшке, растянутых трико и в обнимку с ментом. У того фуражка набекрень, галстук с прищепкой где-то в районе спины потерялся, но погоны целы.
Восседают, значит эти два огурчика, мерно покачиваются и лыка не вяжущими голосами завывают:
— Ой, злотая…ик…рожь, да кудрявый клен…
И пьяная туша Его Темнейшества, пытающая наполнить рюмки самогоном, подпевает:
— Я влюблен в тебя Россия, влюблен…
И самое главное, как у них троих это получается.
С чувством! С душой!
Сам захочешь спеть, а так не получится.
— Ваше Темнейшество? — первым очнулся Ваня.
Темнейшество словно нехотя обернулось и, узрев нашу парочку сначала грозно, но не слишком правдоподобно нахмурилось, а после повернулось к своим собутыльникам и важно сообщило:
— Спокойно, мужики. Это свои.
Те заметно расслабились. Мент покосился на остатки горилки в бутылке и, ткнув пальцев в беса произнес:
— Опоздавшие бегут за добавкой.
Ваня, когда понял, чего от него хотят сначала побледнел, потом покраснел и перевел на меня беспомощный взгляд.
Так! Надо брать дело в свои руки и разгонять этот душевную компанию.
— Какая добавка! — воскликнула я, выходя из-за спины рогатика и на свой страх и риск добавила, — Ваше…Дима, что здесь происходит?!
Брюнет повернулся ко мне и вместо того, что бы прибить меня за неуважение к своей царственной особе, покосился на мужиков и лениво выдал:
— Зазноба моя, — и почти с нежностью добавил, — Элечка.
Не знаю, кто был в большем шоке я, Ваня или мужики.
Впрочем последние быстро отошли и тот, что в тельняшке с укоризной сказал:
— А что худенькая такая? Голодом моришь? Баба должна быть во всех местах во какая! — и показал на себе дыни размера пятого не меньше.
— Да не скажи, — горячо возразил мент и у них «тельняшкой» завязался конструктивный разговор о дамских прелестях в формате восемнадцать плюс.
Даже у меня уши завяли, не говоря уже о чуткой бесовской натуре.
Пора было сматывать удочки, но оставить Повелителя в таком состоянии мы не могли, поэтому я приготовилась его уговаривать, но не пришлось.
Пока его собутыльники жарко спорили, этот басурманский алкоголик подкрался ко мне и, протянув свои загребущие лапы, прижал к себе. Попыталась вырваться, но алкоголь, видимо, никак не подействовал на богатырскую силищу демона.
Первым желанием было в ответ на такую неописуемою наглость двинуть хорошенько, не смотря на то, что туша Повелителя хоть и сильно шатающаяся, но все же не менее грозная, а потом я перехватила взгляд Вани, который яростно подмигивал мне и кивал в сторону выхода.
— Пойдем, Димочка, — ласковой зайкой прошептала я, — Поедем баиньки.
— Угу, — все, на что сподобилось страшное и ужасное Темнейшество, и я поняла, что еще чуть-чуть, и он просто уснет, уткнувшись носом мне в волосы.
Как мы заталкивали в катафалк пьяного Повелителя — это отдельная история.
Его Темнейшеству страсть как захотелось полетать над городом, разумеется, в моей компании. Еле отговорила его от этой бредовой затеи.
Едем домой на родимое кладбище.
Повелитель посапывает у меня на плече, Ваня пытается на нас не пялиться, а я с ужасом думаю, что будет, когда Дамиан проспится и вспомнит, как его пинком заталкивали в машину.
