Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия

— И тебе не хворать.

Неторопливо, вальяжно он налил тёмно-вишнёвого оттенка густой напиток в стеклянную рюмку, а вот выпил жадно, залпом.

Я потеребила юбку. Посмотрела в потолок, поизучала стены, довольно-таки волосатые, в отличие от макушки, ноги «любовника». Стыд-то какой, неужели Эстей не мог подобрать мне партию более статусного, ревностностимулирующего вида?! Впрочем, кто сказал, что заместители министров должны быть стройными высокими красавцами? Зато от дядечки Сурема так и веяло холёной сытостью и большими деньгами. На волосатых, но, в отличие от ног, пухлых пальцах обнаружилось несколько перстней с яркими камнями.

— Зачем я здесь?

Верлад чуть скривился, его рассеянный взгляд сфокусировался на мне, словно он уже успел забыть о моём присутствии.

— Наш общий друг… ты понимаешь, о ком я, настаивал на том, что сегодня мы должны изобразить бурное расставание, — я проследила за ещё одной рюмкой, отправившейся в рот «любовничка». — Сама понимаешь, за пять минут такие вещи не делаются… Душ там.

— В смысле? — я привстала со стула, намереваясь выйти из комнаты, но верлад Диоль неожиданно властно махнул рукой, и я покорно опустилась на стул снова. Никакой магии — просто это был жест человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись.

— Уйдешь утром. После чего можешь дать понять всем заинтересованным лицам, что нас с тобой более ничего не связывает. Я подтвержу. Наш общий знакомый останется доволен. Вот и всё.

— Но…

— Что — «но»? — недовольно сморщился «покровитель».

— Но мне… мне не во что переодеться!

— Спи так. Или… — он осмотрел меня с таким же плотоядным оценивающим видом, с каким недавно любовался ликёром, — спи голышом.

Я испытала острое желание пнуть «любовничка» или хотя бы мебель, но сдержалась. Во-первых, не решилась, с чего начать: тазика или столиков, во-вторых, неожиданно стало жалко Миара, которому потом явно придётся поменять вспучившийся от влаги паркет, в-третьих…

В-третьих, при должном подходе верлад Диоль мог стать кладезем бесценной информации, по крайне мере, об Эстее. Кроме того, он прибыл оттуда… из внешнего мира, о котором я, безвылазно пребывая в ЗАЗЯЗ, стала забывать.

Поэтому я буквально наступила на рвущиеся изо рта слова, полные злобной язвительности, раздавила их, уселась на жёстком стуле поудобнее и кивнула на фруктовое изобилие:

— Может быть, угостите ладу в честь нашего прощального вечера?

Верлад сощурился, словно прикидывая, какой счёт запросить с Эстея за посягательство на его вкусности, но потом всё же милостиво кивнул. Лицо у него было округлым и невыразительным, я бы даже сказала, простецким.

Уж не разыграл ли меня Эстей?

— А вы в самом деле заместитель министра? — я сунула в рот кусочек чего-то жёлтого, сочного, с удивительно кисло-терпким вкусом. В конце концов, не вижу причин церемониться.

— Что, не похож? — верлад довольно миролюбиво хмыкнул. Потряс опустевшей бутылью над рюмкой и поставил на пол. Я заметила, что это была уже вторая бутыль. Что ж… разговорить пьяного легче.

— Просто я никогда не общалась ни с кем из… ну, вы понимаете! — в отличие от Миара Лестариса с верладом Диолем было отчего-то удивительно легко строить из себя ту самую дурочку, которой хотел видеть меня Эстей. — С представителем властей. Мне казалось, они бесконечно далеки от простых людей! А вы такой… такой… настоящий!

Верлад улыбнулся чуточку благосклонней. Казалось, мои слова ему понравились, как и мой интерес.

— Мой отец — выходец из простого народа. Сын сельского учителя. Алтур Диоль был великим человеком, и всё своё богатство сколотил своим умом…

Однако углубляться в биографию своего мнимого покровителя я не собиралась.

— Когда Эстей мне сказал, что нужно будет изобразить роль любовницы самого заместителя министра, я была уверена, что не справлюсь! Наверное, такой, как вы, никогда бы не посмотрели на такую, как я!

— Наш общий друг ошибается редко, — неожиданно горько хмыкнул верлад Диоль. Ловко орудуя каким-то маленьким металлическим крючком, открыл третью бутылку. — Такой, как он…

— Такой, как он! — подхватила я. — Знаете, для меня главной загадкой было то, как такой, как он, может что-то диктовать такому, как вы!

Грубо, грубо. Может и обидеться на «диктовать». Я торопливо сцапала огромную чёрную ягоду и засунула в рот целиком. Как трудно ничего, абсолютно ничего не понимать и действовать наугад!

— Никто не диктовал! — нахмурил брови верлад Диоль и закусил ликёр горсткой шоколадных кубиков. — Наше сотрудно… сотрудничество ободо… обойду… обоюдовыгодно!

У него уже явно начинал заплетаться язык.

— Но вы, такой важный, такой деловой, такой занятой человек, — настаивала я, — Приехали в такую даль просто для того, чтобы по указу какого-то там Эстея поддержать легенду какой-то девчонки? Это так странно…

Неожиданно верлад плеснул ликёром прямо мне в лицо. Я дёрнулась, моргнула и машинально слизнула липкую сладкую каплю.

— Что ты понимаешь… шлюшка малолетняя. Да. Да, мне пришлось! Пришлось унижаться перед… — он вдруг понизил голос. — Да, я ему должен… немного. Да! Так получилось, и возможно, сам был виноват. В молодости многие совершают… Взять того же Энстона Дойера, судью — и тот против нашего друга сказать ничего не может. Судья, ха!

— У Эстея на вас компромат? — выпалила я и тут же сжалась, ожидая удара или ещё какой-нибудь гадости. Верлад с шумом поставил рюмку на поднос, схватил бутыль и шумно отхлебнул из горлышка. Протянул мне:

— Пей.

Я мотнула головой, чувствуя, что меня начинает тошнить при одной мысли об облизанном этим неуравновешенном господином горлышке. Однако верлад, похоже, слишком быстро переходил от вальяжного благодушия к агрессии. Он поднялся и навис надо мной, невысокий и весь какой-то несуразный, но неожиданно пугающий в своей пьяной непредсказуемости.

— Пей, кому говорю, ещё будет мне тут нос воротить девка…

Горлышко бутылки ткнулось мне в губы, я сделала глоток — и закашлялась. Ликёр оказался слишком крепким, куда крепче, чем у нас дома.

— Будет ещё какая-то мелкая дрянь ерепениться… — пробурчал верлад, плюхнулся на кровать и похлопал себя по бедру, точно я была собакой. — Садись и слушай.

Я осторожно опустилась рядом, очень надеясь, что он имел в виду не свои колени и что дело не дойдёт до кровопролития.

Следующие полчаса, а может, и больше верлад излагал мне тяготы своей «архиважной и архисложной» работы, из его речи выходило, что король и Родина не знают своих истинных героев, министр — высокородная скотина, которому бы только развлекаться и брать взятки, одновременно или по очереди, а Эстей…

Вот на «нашем общем друге» болтливость отчего-то покидала всё больше и крепче напивавшегося заместителя, бедную рабочую лошадку, самый важный винтик в государственной машине. Правда, кое-какое выводы сделать мне всё-таки удалось, и они не радовали. Ни настоящего имени, ни должности «друга» Сурем Диоль не разболтал, но из его оговорок выходило, что Эстей был действительно влиятельной личностью и имел компромат на многих уважаемых верладов, в том числе отца бедолаги Мертона, и пользовался чуть ли не личным королевским покровительством.

Я стоически выдерживала и омерзительный запах алкогольных паров и сытного ужина с чесночком из его рта, и постоянные попытки меня напоить — увы, долбануть верлада тазиком по голове было неуместно, поэтому что-то да приходилось глотать, как и терпеть настырную ладонь, всё смелее подбиравшуюся к моему бедру. Отчего-то во мне царила каменная уверенность, что Эстей поставил своего должника в известность о моей неприкосновенности. Я слушала, кивала, соглашалась со всем: да, мол, кругом бездельники, скотины, негодяи, уроды и мздоимцы, которым наплевать на будущее собственной страны! Конечно, верлад Диоль единственный и неповторимый, замечательный, уникальный человек, который самоотверженно тащит эту самую страну на своих мужественных тощих плечах к светлому будущему!