Ведьмы.Ру 2 (СИ) - Демина Карина

— Сам свой коньяк хлебай. Им надобно такое вот… чтоб экологически чистое. Точнее грязное. Чтоб примесей там. А если с метиловым будет, так и вовсе славно. Это ж не люди, понимать надобно.

И все закивали, соглашаясь, что понимать надобно.

— А с этим ничего не станется. Он и так тьмою травленный. Разве не чуешь, племяшка, как несёт?

— Не-а, — Ульяна почесала нос. — Только в носу свербит и прибить его хочется.

— Вот! Самый верный признак, — дядя Женя поднялся и хлопнул в ладоши. — Так, детвора, вы тут покумекайте, как и чего, но мне надобно туда попасть. Что-то там происходит, интересненькое, по моему профилю, но почему-то без меня…

Глава 19

О пользе голосов и важности своевременного приема пищи

Глава 19 О пользе голосов и важности своевременного приёма пищи

В давние времена царя били челом

О нелегкой судьбе царей

Квартирка Крапивина выделялась среди прочих серебристой дверью, цвет которой происходил от фольги, уложенной в два слоя. Над дверью висела пара видеокамер, а шесть замков намекали, что к вопросам безопасности хозяин отнёсся со всею серьёзностью.

— Зар-р-раза, — буркнул Наум Егорович, нервно озираясь. Его бесило всё.

Он ведь не разведчик.

Не внедренец.

Не та у него подготовка. И знания не те. И… да, всё верно. Искать кого-то, более подходящего, времени нет. Сестрица Крапивинская ещё утром отбыла. И наружка уже доложилась, что действительно в санаторий этот. А ещё, что за отбытием этим не они одни наблюдали.

В квартире воняло пылью и пригоревшим маслом. Была она, некогда просторная, ныне сплошь заставлена шкафами и иною мебелью, разномастною, пошарпанною, будто подобранною на ближайшей свалке. Наум Егорович дверь прикрыл и хмыкнул, обнаруживши изнутри помимо замков ещё и дополнительный.

И цепочка имелась.

И задвижка, такая, массивная, которой скорее в сарае место.

Крапивина приняли, когда он пошёл скандалить к соседке, которая по просьбе Фёдора Фёдоровича затеяла особенно активную уборку. Наум Егорович и уточнять не стал, с чего вдруг соседке посреди недели убираться. По взгляду её видно, что человек она не простой, очень даже в вопросах культуры разбирающийся, а что на пенсии давно, так иную культуру и пенсией не выдавишь.

Фёдор Фёдорович, однако, этакое нарочитое невнимание заметил и сказал:

— Просто повезло. Наш внештатный консультант.

А Наум Егорович кивнул.

Повезло — стало быть, повезло. Главное, что тут, на квартирке, которая, в отличие от этой, была чиста и светла, прям на зависть, пациента и успокоили. И ключики изъяли, и одежду. А Науму Егоровичу подправили обличье.

— Вы, главное, не нервничайте, — сказал ему Фёдор Фёдорович, пока над Наумом Егоровичем трудился молоденький парнишка с не по уставу лазоревыми волосами. — Даже если связь пропадёт.

Парнишка, несмотря на волосы и три серьги в левом ухе, работал быстро и умело. И вот уже собственная щетина потянулась, превращаясь в слегка засаленные космы Крапивина.

— … вести вас будут. Сигнал экстренной эвакуации подадите… впрочем, тут сами разберетесь, когда. Расчётное время прибытия группы — десять минут. Камера будет срабатывать на запись автоматически.

Камера в глазу вызывала зуд и желание достать. Не то, чтобы сильно мешала — полупрозрачная плёночка, с виду неотличимая от обычной линзы сама по себе не ощущалась — но вот само осознание того, что это камера, нервировало.

— Возможно лёгкое покраснение, но у Крапивина аллергия в медкарте значится. Так что внимание обратить не должны. Работает она от вашего собственного энергополя.

А запись идёт на микроблок, который под волосы вшили.

Чудо техники.

Аудио тоже писать будут, уже через капсулу, которую в ухо всадили и кожу срастили, и теперь даже сам Наум Егорович не был уверен, что эта капсула наличествовала.

— Вероятно, на первом этапе вас попытаются обработать медикоментозно, — Фёдор Фёдорович кивнул хозяйке, подавшей чашечку с чаем. — Однако бояться не стоит, даже если ощутите эйфорию или иные эффекты воздействия. Антидот новейший. Справится.

Антидот вкалывали прямо в кости. И об этой операции Наум Егорович честно хотел бы позабыть.

— С ментальным воздействием хуже. Будем надеяться, что блоки выдержат…

Тоже новейшие. И неощутимые в отличие от камеры, которая всё-таки чесалась. И перед глазами всё плыло. И тянуло взвыть, причём в голос, и потребовать немедля вернуть всё взад.

Он согласен служить.

Жизнью там рисковать и прочее. Но не так вот, чтоб в шкуре другого человека.

— А теперь самое сложное, — Фёдор Фёдорович отхлебнул чаёк. — Вы… Наум Егорович, безусловно выдающийся человек. Я читал ваше досье. Восхищён и… поверьте, без награды вы не останетесь. Однако здесь и сейчас от вас потребуется совершенно иное. И возможно, вам будет тяжелее, чем когда бы то ни было. Не физически. Я говорю о моральной стороне. Помните — ваша задача — собирать информацию. А значит, вы не должны вмешиваться. Даже если очень хочется. Даже если кажется, что так будет правильно, но… в крайнем случае — вызывайте спецгруппу.

Прям благословение.

На том всё и закончилось. Соседка ещё что-то там покричала, а после, выпустив Наума Егоровича на лестницу, громко хлопнула дверью:

— Сумасшедший! — рявкнула она так, что услышали все семь этажей. А может, и голуби.

— Сама дура! — Науму Егоровичу было неловко оскорблять женщину, но Крапивин себя не сдерживал. И потому оставалось лишь надеяться, что его поймут правильно.

Он бегом спустился в уже свою квартиру и так же спешно запер замки. И вот теперь озирался, пытаясь сообразить, а дальше чего.

Тихий шелест за спиной заставил обернуться.

Никого. А такое вот ощущение, что кто-то на кухне был. Квартирка-то у Крапивина просторная, четыре комнаты, одна из которых завалена железяками. Какие-то полуразобранные компы, ноутбуки и телефоны. Паяльник. Инструмент, к которому и прикасаться страшно, потому что выглядит он больно хрупким. Тут же — приборы явно сложные, а что делают — не понять.

— … слышим… — шепоток раздался откуда-то сзади. — Следим за тобой!

Что следят, в этом Наум Егорович не сомневался. Но на всякий случай присел и сгорбился. Оглянулся воровато.

Никого.

Он на всякий случай подёргал все замки. И засов задвинул.

И цепочку не забыл.

Вторая комната почти пуста. Разве что матрац лежит на полу. А вот стены обклеены широкими полосами фольги. И не пищевой. На полу сетка мелкая, как и на потолке. А вот над дверью висят будто подковы, но подключённые к очередному аппарату. Причём рабочему. Вон, огонёчки помигивают, переливаются.

— … спрячешься… — донеслось снова.

Огонёчки замигали поярче.

— … всё равно мы найдём тебя. Мы видим тебя, — шепоток нарастал и Наум Егорович крутанулся. Вот… вот ему сказали, что мол, надо вести себя естественно. А как? Вот какое поведение будет естественным для конченного психа?

Хотя, конечно, тут уже вопрос, можно ли считать Крапивина ненормальным. Если он в такой обстановочке жил, то ясно, что крыша подтекать стала. Вот Наум Егорович здесь полчаса находится, а уже бежать охота.

— … ты будешь нашим…

— Буду, буду, — проворчал Наум Егорович и, сгорбившись, побрел к углу комнаты. Окно в ней имелось, но тоже было завешено фольгированною шторой. А ещё, дополнительно, и доскою закрыто. Наличие фольги на доске уже и не удивило.

— … лучше сдайся… сам приди… — шепоток доносился откуда-то слева. И если отрешиться от того, что сам этот голос, тихий, шелестящий, какой-то потусторонний, вызывал ужас, то источник его можно было определить.

Микрофон? Скорее всего.

Кто поставил?

А тут вариантов немного. Сестрица дорогая. Сама ли додумалась, или подсказал кто, но в квартире бывала лишь она, в этом Фёдор Фёдорович был уверен. Крапивин даже сантехников при прорыве трубы не впустил, самолично ликвидировал, благо, руки у него росли из нужного места.