Ведьмы.Ру 2 (СИ) - Демина Карина

Анализ сделать стоит. Ну не может быть такого, чтоб подобное сходство на пустом месте возникло. Правда, если вдруг роднёю окажется, то тоже не понятно, что делать.

— … мы должны заглянуть в твой мозг… мы подчиним твою волю…

— Обойдётесь, — Наум Егорович окинул комнату взглядом.

Микрофоны… да, пожалуй, микрофоны поставить несложно. Они ж есть совсем махонькие, воткнёшь в тот же матрац или под него и готово. А вот камера если, то дело другое.

Сетка на потолке плотно прилегала к серебристым стенам.

Нет, камеру сюда сложнее воткнуть. А вот обнаружить её проще. Крапивин же точно сумел бы сопоставить одно с другим. Наум Егорович, конечно, больше по силовым операциям, но на месте злодеев рисковать не стал бы.

Тем паче сестрица должна была докладывать о происходящем.

Так что…

Он ещё раз огляделся.

— … ты чувствуешь нашу силу… ты чувствуешь нашу волю…

— Нет! — взвизгнул он тоненько, потому как мало ли, вдруг в обе стороны передача идёт. — Вы не заставите меня…

Душу резануло фальшью. Ну не актёр Наум Егорович. Совершенно не актёр. Оставалось надеяться, что на той стороне подвоха не ждут и в целом-то не обладают особыми познаниями в актёрском мастерстве.

— Я не позволю…

— Ты наш, ты наш…

Интересно, это запись стоит или кого-то посадили нашёптывать? С записью проще, но человек и подыграть может, момент поймать правильный.

— Сдайся, сдайся…

— А вот хрен вам! Хрен! — получилось, кажется, лучше.

И Наум Егорович бочком выскочил из спальни.

Ещё одна комната. Зал, похоже. Старый, будто в прошлое попал. Ковры на стенах. Ковёр на полу. Стенка, помнится, модная когда-то. Науму Егоровичу родители такую на свадьбу поднесли. И Евдокиюшка потом ещё вздыхала, что не получится забрать на Севера, куда его почти сразу после свадьбы начальство спровадило. Потом была Тверь, потом — юга с их степями, жарой и плантациями мака, очень полюбившегося местному населению. И совсем не потому, что оно выпечкою баловалось.

Чего только не было.

Пока служил, пока возвращался, то и мода сменилась. А стенка так и стоит у родителей. Правда, матушка всё обещает её отдать, наследством, мол… ладно, эта была такой же, только пыльною. И хрусталь внутри тоже не блестел. Вон, рог лежит.

И хрустальные стопочки по три штучки в стороны от рога. За ними бокалы низенькие и широкие, ну а дальше — для шампанского, узкие. Полный комплект.

И фарфоровая рыба-графин разявила рот, заткнутый золочёною пробкой.

Это ж прям даже не матушкино, это у бабули Наума Егоровича такое было.

— Ты не сможешь вечно сопротивляться… — шепоток здесь был громче, яснее. Ага… и определялся чётко. Вон, в букете пластиковых роз прячется. Букет засунули в хрустальную же вазу. — Ты наш… твой мозг принадлежит…

Прикусив язык, Наум Егорович вышел. А вот четвёртая комната заперта. Сестрицы? Похоже, что да. Следы её присутствия обнаружились на кухне.

Яркая скатерть.

Занавесочки, прихваченные широкими завязками. Современные жалюзи. Газовая панель. И пустой квадрат из-под духовки. А сама где?

Микроволновка с разбитой дверцей.

Наум Егорович пошевелил ею.

— Ты сходишь с ума, — сказал голос изнутри. — Признай это. Тебе мерещатся голоса, которых нет. Ты придумал…

— И что мне делать? — поинтересовался Наум, озираясь.

Холодильник древний. А на столе, прикрытый салфеткой, обед.

— Сдаться. Вызвать врачей.

— Не хочу!

— Врачи помогут. Они дадут лекарство и не будет никаких голосов.

Какая ответственная шизофрения. И главное, совет-то разумный.

— Нет!

— Тогда пообедай. Ты сегодня не завтракал.

— Откуда ты знаешь?

Странно говорить с голосом из микроволновки. А ещё с этого голоса станется Наума Егоровича раскусить. Вдруг он с Крапивиным знаком куда ближе, чем тот шепоток?

— Знаю. Я всё про тебя знаю, — голос опять перешел на шипение. — Скоро они придут. Поешь. Надо поесть…

Какой настойчивый.

А вот и обед. Выглядит ничего так. Борщец и плошечка со сметаной к нему, чёрный хлебушек, посыпанный тмином. Красота. И пюрешечка с котлеткой на второе.

Салат из свеклы с чесноком.

А ещё компот.

Кольнула совесть: готовили явно не для Наума Егоровича.

— Кушай, пока ты кушаешь, я их не пущу.

— Спасибо.

— Ты сегодня решил пообщаться?

Ага, то есть, прежде Крапивин общения избегал.

— Так… да… как-то вот… не знаю, — Наум Егорович зачерпнул ложку. Борщ хороший, почти как у Евдокиюшки. — А не надо?

— Наоборот. Надо. Ты перестал убегать от проблемы. Это начало пути к выздоровлению. Ты же хочешь выздороветь?

— Хочу.

— Тогда кушай.

Вот интересно, куда и чего подсыпали? Иначе откуда такая нечеловеческая забота о режиме питания. В котлеты? Нет, в мясо сложно. К тому же его жарят, а это не всегда полезно для лекарств. В пюре тоже. А вот борщ — вполне. И чесноку в него положили, что говорится, от души.

Никак пытались заглушить привкус.

— Кушаю я, кушаю, — Наум Егорович покосился на раковину.

Нет. Мало ли. Вдруг да квартиру осмотрят, найдут борщ… так что есть придётся. Ладно, одна надежда, что антидот всё-таки сработает.

— Ложечку за маму… ложечку за папу, — продолжал изгаляться голос.

— Помолчи.

— Тогда они придут…

А вот накрывать стало уже после того, как Наум котлету доел. Чего? Не пропадать же добру. И компотик сладенький, из сухих яблок да с изюмом, он такой очень даже любит.

Сначала прошла дрожь по пальцам.

И резко в пот шибануло.

Судорога дёрнула ногу.

— Плохо… — выдохнул он. — Что со мной? Что…

— Это они, — уверенно произнёс голос. — Они до тебя добрались. Ты должен бежать!

И главное, сказанное вполне себе соответствовало собственным Наума Егоровича желаниям. Бежать. Немедленно бежать. Прочь. Куда? Не важно, главное…

Он вскочил, и с грохотом упала табуретка.

— Дверь…

— Лучше в окно.

Третий этаж? Хотя… не так высоко, чтобы разбиться.

— Я боюсь!

— Нужно. Ты же хочешь спастись?

— Оно заперто! — собственный голос прозвучал на редкость плаксиво. — Заперто!

— У тебя есть табуретка. Разбей. Возьми и размахнись.

Инструкции — дело хорошее. Заодно и ясно, чего от Наума ждут. Он очень надеялся, что запись всего этого непотребства идёт. И что голос на ней будет слышен хорошо, потому как… нет, он не псих.

Совсем не псих.

Просто…

Когда такое вот, то поневоле начнёшь в себе сомневаться.

— Я не смогу, не смогу…

— Ты должен. Они уже идут за тобой! Они заберут тебя! Они вскроют твой череп и вытащат твои мозги!

И голос демонически расхохотался, чем ненадолго выбил в реальность. Так, паника искусственная, лекарствами подстёгнута, но надо соответствовать. И Наум Егорович, подхватив табурет и запустил им в окно с воплем:

— Нет!

Стекло разлетелось, табурет вывалился — Наум Егорович очень надеялся, что там, во дворе, было пусто.

— Ну же, спасайся! Чего ты ждёшь! Они уже здесь! Они вскрывают твою дверь! Беги же, беги…

Чтоб вас…

Вот никогда-то разведка Наума Егоровича не привлекала. То ли дело силовые операции. Приказ получен. Планы есть. Остаётся провести инструктаж и вперёд. И если кто из окон прыгает, то точно не сам Наум Егорович.

Ну и ему случалось, конечно, но тоже согласно плану и с пониманием происходящего процесса. А не это вот всё.

— Я бою-ю-юсь, — заныл он, забираясь на подоконник. Внизу покачивались мягкие ветви дерева. А к подъезду подруливала уже машина скорой помощи.

Оперативненько.

— Давай! Спасайся! — голос, кажется, начал терять терпение.

— Я… спасите! — Наум Егорович оттолкнулся от подоконника и сгруппировался в воздухе. Ветви хлестанули по лицу, по рукам, что-то больно ударило в рёбра, замедляя падение, а уже у самой земли оно и вовсе почти остановилось.

Артефакт?

Ну да, им же Крапивин живым нужен.

— Спасите! — возопил он снова, пытаясь подняться на четвереньки. — Помогите! Меня хотят похитить…