Барон Дубов 8 (СИ) - Капелькин Михаил

У выхода из катакомб

Недалеко от восточного лагеря янычар

Николай

«Ты видишь, да? Видишь?» — нетерпеливо повторяла в моей голове Маша.

Рядом, на сук высохшего дерева, села птица с золотистыми перьями.

Я молчал. Просто смотрел на долину внизу. А там был… полный кабздец.

У подножия пологой горы раскинулся большой палаточный лагерь. Янычары, судя по всему. Несколько тысяч, если не больше. Но не это вызвало моё изумление. А то, что он горел. Отсюда я не видел, что там происходит, но явно ничего хорошего. Цепочки факелов тянулись в разные стороны от крохотных кубиков палаток. Какие-то гасли по неизвестной причине.

К югу от лагеря находилась небольшая деревушка. Больше всего факельных ниточек тянулись к ней. Видимо, домики там были с соломенными крышами. Потому что деревня просто пылала. Изредка ветер приносил с той стороны истошные вопли. Преимущественно мужские. Что же с ними происходит, что они так кричат?

Не, не хочу даже знать.

Но спросить придётся.

«Ладно, попка мохнатая, колись уже, что тут произошло, пока нас не было…» — закончить мысль я не успел.

Вдруг в птицу прилетела белая клякса, склеившая ей крылья. От неё тянулась нить, на другом конце которой находился Гоша. Явно голодный. Он зашевелил лапами подтаскивая птицу к себе. Я наступил на нить и обрубил её топором.

— Это не еда! — строго сказал я.

Гоша погрустнел, будто даже вздохнул обиженно и посеменил в сторону. Спрятался за большим обломком гномской двери. Только лапки торчали оттуда в разные стороны.

«Это ещё что⁈» — завопила в моей голове дриада и осеклась, а с неба спикировали ещё две птицы и начали отдирать паутину от пострадавшего птенца Рукх. — «Это что, паучок? Какой он миленький! Коля, а можно он будет жить с нами? Ну, пожа-а-алуйста!»

«С кем, с нами? Помнится, я тебя не так давно от такого соседа уже избавил, потому что ты его слишком боялась».

«Если честно, Коль, после того, как ты унёс того паука в старые руины, я места себе не находила. Зима же, а в моих краях зимы суровые, уж мне ли не знать. Всё-таки семьсот лет…»

«Ближе к делу», — оборвал я дриаду.

Если ей дать волю, она в воспоминания может удариться ещё на семьсот лет.

«Короче, я переживала. Поэтому пошла к развалинам, нашла паука и уговорила его вернуться ко мне домой».

Освобождённая от паутины птица довольно взмахнула крыльями и взлетела, тут же принявшись кружить над камнем, за которым прятался Гоша.

«Что?» — не поверил я мыслям Маши в своей голове.

«Ну да, я же его боялась, поэтому не говорила. Пришлось… пришлось преодолеть свой страх. Благодаря тебе, мне это удалось. Только не спрашивай при чём тут ты. Просто… Ты так самоотверженно заботишься о других. Обо мне. И я подумала, что не имею права позволить кому-то страдать из-за какого-то там страха».

«Моя девочка», — хмыкнул я. И плевать, что ей семь веков. Женщина всегда остаётся женщиной. — «Ладно. Он останется. Но не с тобой, а со мной. Его зовут Гоша, и мы каким-то образом теперь связаны».

«Расскажешь?» — тут же взбодрилась Маша.

Я мысленно рыкнул:

«Давай-ка обратно к нашим баранам. Что тут произошло, пока меня не было?»

Дриада кратко пересказала, что здесь случилось. Те самые японские наёмники под действием розового тумана воспылали любовью практически ко всему живому. Первыми под раздачу попали пара часовых, что здесь несли караул.

Это, кстати, любопытно. Что им здесь делать? С той стороны горный перевал непригоден для прохода даже небольшого отряда, значит, нет смысла ждать отсюда врага. Если только ты не знаешь о тайном выходе из катакомб гномов. А откуда им знать? Только если кто-то рассказал об этом…

А ведь я никому не говорил, как именно собираюсь преодолеть эти горы. Даже своим девчонкам. Кроме дриады. Но и она узнала об этом, только когда я приехал ко входу на той стороне гор. Да и не нужно ей меня предавать. Её просто невозможно подкупить. Чем вообще можно соблазнить женщину-растение?

Так что никто не должен был узнать. Если только за мной не следили с самого выхода за ворота академии…

Я обвёл глазами долину. К догоравшему лагерю с запада приближался рой светлячков: фары, факелы. Интересно, та японка ещё жива? Она многое могла бы рассказать. Или показать, если говорить нельзя.

Короче, перевозбуждённые японцы устроили ужасный кавардак. Напали на военный лагерь, опустошили пару деревень. Настоящие камикадзе. Интересно, сколько этот туман действует? Не хотелось бы встретиться с ними в бою. Судя по всему, розовый газ даёт им суперсилу и неуязвимость. А это может стать проблемой.

С другой стороны… Это отличный отвлекающий манёвр! Где там должна быть моя цель? Как раз к западу от этих мест. Если повезёт, пошукаю по складам османов, которые попадутся по пути.

Я подошёл к камню, за которым прятался Гоша. Духовная связь у меня с ним была пока слабая, поэтому мысленно я с ним общаться ещё не мог. Приходилось словами в надежде, что он меня понимает.

— Золотые птицы свои! — наставительно говорил я. — Волк свой, и я свой. Чужие те, на кого я покажу.

Четыре пары глаз умно блеснули. Понимает, похоже. Я махнул рукой за спину, в сторону трупа османа:

— Можешь перекусить. У тебя десять минут. А потом идём дальше.

Гоша выполз из-за камня и устремился к телу. Пусть закусит плотью врага. Его силы нам наверняка понадобятся, а я, к сожалению, о диете гигантских пауков знаю мало. Надо будет у Маши поинтересоваться. К тому же, пока и мы с Альфачиком поедим.

А потом пойдём и проведём ревизию в стане янычар!

Императорский госпиталь имени Святого Николая

Примерно в это же время

Государственные дела требовали от Императора почти постоянного присутствия во дворце. Хоть и в разных его помещениях: переговорные, столовые, кабинеты и залы совещаний. Всё же это был один и тот же дворец. Приёмы сменялись совещаниями, совещания — встречей высокопоставленных гостей из союзных государств, встречи — балами или новыми приёмами. Редко когда государственные дела требовали покинуть Императорский дворец.

Единственной отдушиной Александра Восьмого была охота. Но из-за событий последних дней стало не до праздных дел. Всё его внимание было сосредоточено на разворачивающихся вокруг его Империи событиях.

С севера британцы строили козни, официально устраивая бесконечные морские учения, а неофициально — морскую блокаду. Ради того, чтобы подорвать экономическую мощь России. Пока с ними удавалось бороться, к тому же со стапелей в Териберке вот-вот сойдёт ещё один ледокол, способный проводить через льды северных морей до трёх торговых судов за один рейс. Хорошее подспорье в экономической войне.

С юга Османская империя, науськанная теми же британцами и американцами, показывала зубы. Англосаксы прекрасно понимали, что османам в этой войне не победить. Их цель была в том, чтобы ослабить Империю, и тогда она не сможет сдерживать Саранчу на западных границах. Расчёт состоял в том, что в такой ситуации Империя ослабнет и уступит часть границы новым игрокам. Тем же американцам с британцами. Они займут приграничные крепости и таким образом получат доступ к приграничным землям, очень богатым на ценные артефакты. По сути, в такой ситуации ублюдки ничем не рискуют. Александр Восьмой не сможет подставить под удар всю страну. Саранче всё равно, кого убивать и поглощать. Убивает того, кто ближе. А сейчас это Российская Империя.

О западных границах Александр Восьмой даже думать не хотел. Но всё равно думал. Три города, что пали под неожиданным ударом, удалось отбить. Пока что. У них всё ещё не было способа обнаружить тоннели Саранчи. Слишком глубоко они рыли. Лучшие умы Империи работали над решением этой проблемы.

Но сейчас государь позволил себе перестать думать обо всём этом. Всего на пару минут. Он замер перед дверью белого цвета. Эмаль поблёскивала в тусклом свете газовых рожков в коридоре больницы. Ему доложили, что его сын, Павел, пришёл в себя. Царь занёс руку, чтобы постучать, и замер.