Барон Дубов 8 (СИ) - Капелькин Михаил

Забавно. Александр любил всех своих сыновей. Наверное, Павла даже больше остальных, потому что он был похож на его мать. И подсознательно он хотел отгородить его от тягот государевых. От его собственного дара, который может убить неподготовленного человека. Получилось. Только вместе с этим царь и себя отгородил от сына. О чём теперь бесконечно жалел.

Барон Дубов смог убедить его, что Павел намного способнее, чем казалось раньше. А ещё, что характером он пошёл в отца.

Император постучал в дверь и вошёл. Его сын не спал. Болезненно-бледный в свете ночника и в белоснежной больничной пижаме он сидел в кресле-каталке у распахнутого настежь окна. Госпиталь находился за городом, поэтому ночь здесь была черна, а в воздухе стоял запах зимнего леса.

Государь снял с плеч отороченный мехом плащ и укрыл им Павла.

— Замёрзнешь, — сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

Павел несколько недель уже находился здесь: поправлялся после сражения в Кракове, где отдал все силы для победы.

— Кто-нибудь выжил? — вместо ответа спросил Павел, всё так же безучастно глядя в окно.

— Благодаря тебе и солдатам, многим удалось спастись. Хоть, конечно, не всем.

Государь пододвинул себе стул, одёрнул мундир и сел. Что-то ему подсказало, что сын спросил не об этом.

— Я отправил на смерть остатки артиллерийского полка, отец. Я спрашиваю о них.

В груди Императора появилось тянущее чувство, будто на сердце положили мешок с мукой. Именно от этого он хотел оградить своего сына. Но теперь…

— Нет, — качнул он головой. — Из них никто не выжил.

— Я не хотел, чтобы они… У меня не было выбора… — Павел впервые посмотрел на отца, и в его глазах царь увидел глухую, стонущую боль.

— Такова доля правителя, сын.

— Часто такое бывает?

Император глубоко вдохнул холодный воздух и устало провёл рукой по лицу.

— Да.

— Хорошо, что я всего лишь четвёртый в очереди на твоё место, — хмыкнул Павел. Отец положил руку ему на плечо. — Ума не приложу, кто в здравом уме захочет постоянно испытывать такое. Ну, кроме Алексея. Он к этому готовится всю жизнь.

Император ничего не ответил на это. Об амбициях старшего сына ему было известно пожалуй даже больше, чем самому цесаревичу. Но, глядя на всё с высоты престола, многое видишь в ином свете. Например, что у каждого своя роль в истории.

Александр, видя, в каком упадке духа находится четвёртый сын, решил его подбодрить.

— У тебя теперь есть своя гвардия.

— Что? — вскинул соломенные брови Павел.

— Те, кто выжил во время обороны Кракова и его возвращения, потеряли своих военачальников. Многие из них. Я слышал, что люди добивали Саранчу с твоим именем на устах. Видимо, кто-то тебя узнал, а такие слухи разносятся быстро. Даже во время боя. Особенно во время боя. В сражении очень важно, чтобы людей кто-то объединил. И ты это сделал. Поэтому из тех, кто выжил к концу сражения за город, я сформировал гвардейский полк. Павловский гвардейский полк.

Император мягко улыбнулся и сжал плечо сына.

— Спасибо. Наверное… — едва смог подобрать слова царевич. — Но я… не могу командовать. Не умею.

— Умеешь. Ты встанешь во главе полка. Скоро, — кивнул царь и сел обратно на стул, достав из внутреннего кармана мундира тонкую фляжку, отделанную золотом. Он протянул её Павлу. — Херес, чтобы поправить здоровье.

Павел отхлебнул и слегка поморщился, затем и Император сделал глоток. Вот так хорошо. Будто пропасть между ними немного уменьшилась.

— Барон Маститов — твой заместитель. Пока что он занимается делами полка, поэтому можешь не спешить. Поправляйся, сын.

Император встал и одёрнул мундир. Фляжку он оставил на подоконнике, плащ — на плечах царевича. Государь снова положил руку сыну на плечо и сжал его, сказав:

— Нам ещё многое предстоит.

После этого Александр Восьмой покинул палату. Отведённое для своих мыслей время вышло. Пора снова думать о делах государевых.

Только выходя из госпиталя и садясь в императорский лимузин, царь при взгляде на светящееся окно на третьем этаже позволил своим мыслям вернуться в прежнее русло. Всего на миг.

Хотел бы он, чтобы Павел и дальше оставался книжным червём и юным неудачником, чтобы уберечь его от всего этого. Но теперь… после Кракова… У царевича Павла появилась своя роль.

Глава 20

Османский склад оружия номер 27

Пару часов спустя

Возле небольшой будки у деревянного шлагбаума стояли двое янычар. На плечах висели винтовки страндартного образца с примкнутыми штыками. Обычное дело, когда объявлена общая тревога. Первого османа, невысокого и худощавого, с бледным лицом, звали Тезер, второго, повыше и более поджарого, смуглого, с чёрными курчавыми волосами под красной янычарской тюбетейкой, родители нарекли Яманом.

Тезер подкуривал от спичек Ямана уже третью сигарету подряд.

(осм.) — Я слышал там, — он указал рукой на северо-восток, — полный кошмар. Какой-то маленький отряд элитных воинов атаковал восточный лагерь и разнёс его в пух и прах.

Яман флегматично пожал плечами.

(осм.) — Да бред это всё. Маленький отряд разнёс лагерь десятитысячного войска? Ты сам-то в это веришь, Тезер? Там должна быть целая армия, но ей неоткуда взяться. Да ещё и так незаметно.

Тезер зябко поёжился и потёр руками плечи. Ночь выдалась зябкой, а форма у них была не слишком тёплая для этих мест. Янычар судорожно затянулся и закашлялся.

(осм.) — Армия или нет, но я рад, что мы здесь. Вдали от того, что там происходит. Видел я одного парня. Он выбрался оттуда. Но и двух слов связать не может. Только орёт всё время от ужаса. Увезли его в госпиталь. Но сдаётся мне, что оттуда дорога ему в больницу для душевнобольных. Так что да, лучше уж быть здесь.

Часовой на вышке рядом заслушался их разговором и яркий луч прожектора застыл на месте.

(осм.) — Эй, Джума! — резко окрикнул его Яман. — Не спи! Следи за территорией! И на небо посматривай…

(осм.) — Да чего я там не видел? — отозвался хриплый голос из темноты за световой установкой. — Вся суматоха сейчас в другом месте. А мы тут быстрее от скуки помрём.

(осм.) — Выполняй приказ! — одёрнул его Яман. — Та атака может быть отвлекающим манёвром, чтобы снять часть охраны со складов амуниции. Тысячи коварных русских сейчас могут лезть к тебе на вышку, чтобы перерезать тебе горло, пока ты…

(осм.) — Да-да… — перебил его Джума. — А ещё две тысячи прямо сейчас с неба падают нам на головы. Мы тут никому не нужны, Яман. Правда, Кефез?

Джума последнюю фразу крикнул, обращаясь к башне северо-восточной вышки. Она стояла вплотную к невысокой отвесной скале и возвышалась над ней на несколько метров.

— Ммфм! — промычали оттуда.

(осм.) — Кефез, ты опять что-то жрёшь⁈ А ну, кончай, и так уже в люк вышки не пролезаешь! — смеялся Джума.

Но Яману такое настроение часового пришлось не по душе.

(осм.) — Заткнись, Джума! Под трибунал тебя отдам за то, что нарушаешь все правила караульной службы! Устроил здесь… Тезер! Сходи, проверь Кефеза, вдруг этот идиот опять подавился?

Щуплый Тезер поплотнее запахнул шинель и выплюнул обгрызенный бычок папиросы.

(осм.) — Чуть что, сразу Тезер, Тезер… — бубнил он про себя недовольно, нагибаясь перед шлагбаумом. — Тезер, может, тоже жрать хочет…

Амуниция войска янычар была скрыта под жестяными крышами ангаров либо лежала прямо на улице под маскировочными сетями. Тезер пролез под шлагбаумом и повернул налево, к вышке. С этой стороны шёл наспех поставленный забор из той же сетки, а справа — стена большого ангара. Их склад был одним из трёх самых крупных в радиусе ста километров. Поэтому зданий здесь хватало.

Вышка приближалась. Она стояла на четырёх металлических опорах, в центре поднималась лестница к люку вышки. Люк был открыт. Глаза Тезера уже привыкли к темноте, и он вдруг увидел в люке голову щекастого толстяка Кефеза. Вот только он лежал на полу, а его рот был залеплен чем-то белым.