Барон Дубов 4 (СИ) - Капелькин Михаил

Получилось весьма больно, у него аж слёзы из глаз брызнули, и он схватился за лицо.

— Ублюдок! — прогундосил он, выхватывая кинжал. На груди у него оказались спрятаны небольшие ножны.

Я выбил засверкавшее маной оружие из руки. Совершенно случайно, по независящим от моих действий причинам, у мужчины большой палец треснул и выгнулся под неестественным углом. Глаза его широко распахнулись, губы побелели, и он глубоко вдохнул, чтобы заорать. Я вытащил из кармана грязный носовой платок и сунул ему в глотку.

Дворянин выпучил глаза и захрипел. Я схватил его за шкирку, отчего он тут же повис, как провинившийся котёнок, подошёл к массажному креслу и всунул его башкой вперёд. Нашёл какие-то ремни и скрепил их, придавливая вшивого аристократа коленом. Он что-то мычал, но я по-петушиному не понимал.

— Боже мой, что вы наделали? — взволнованно зашептала девушка.

— Утихомирил его.

— Вы хоть знаете, кто это такой?

Она во все глаза смотрела на меня. Видимо, ожидала увидеть внезапно нахлынувший ужас от содеянного.

Я горестно вздохнул и закатил глаза, сел обратно на диванчик и закинул руку на спинку, полуобернувшись к столику секретарши. Скучающим тоном произнёс:

— Если ещё хоть раз кто-нибудь меня спросит, кто он такой, я заткну чем-нибудь рот этому человеку. Ему, — я кивнул на кресло, в котором дрыгался всем телом посетитель, — достался грязный платок. — Брюки, кстати, у него задрались и стали видны разноцветные носки. Один был коричневый, второй почему-то бордовый. — Чистого у меня нет. Так что следующему человеку достанется что-то другое. И совсем необязательно это будет носок.

Девушка нахмурила лоб и наморщила носик, задумавшись.

— Это чем же тогда?

Я попытался загадочно улыбнуться:

— Чем богаты…

Секретарша посмотрела на меня, будто совершенно не понимала, что я имею в виду. Ладно, потом дойдёт.

Она мотнула головой и показала на горшок пальцем:

— Это глава общества защиты животных, природы и прав веганов.

— Что? У нас и такие в Империи есть?

— Есть. Но не в этом суть. Князь Рубинштейн ярый активист. Он может натравить на вас его сообщество.

— И что они мне сделают? — пожал я плечами.

— Завалят письмами с угрозами, будут всюду требовать, чтобы вас не брали на работу, начнут перекрывать дороги, которыми вы пользуетесь… — перечисляла она.

Но я её прервал.

— То есть это он уже не в первый раз так права животных, природы и веганов качает? Почему не скажете об этом Императору?

Секретарша строго посмотрела на меня.

— Вообще-то, это моя работа: ограждать государя от подобной чепухи. Если я буду бегать к нему и жаловаться на каждого приходящего, то глазом моргнуть не успею, как окажусь на улице.

Я понял, что сам того не желая зацепил неприятную для девушки тему, поэтому решил вернуть разговор в старое русло.

— Что ж, пусть сначала дома меня хоть раз застанут, мстительные неудачники, — махнул я рукой. — Подумать только, не есть мяса… Это же не жизнь, а каторга тогда получится!

Девушка села обратно. Вид у неё всё ещё был потрясённый. Она смотрела на кресло, из которого сыпалась приглушённая брань.

— Не переживайте, не задохнётся, — сказал я, пытаясь угадать причину её беспокойства.

— А? Что? — Она непонимающе хлопала длинными ресницами.

— Я оставил ему щель для воздуха. Поэтому дышать он может, как и ругаться. Но выбраться так просто не выйдет, пока князь Рубинштейн не заткнётся и не перестанет беспорядочно дрыгать телом.

— А… — кивнула девушка, а затем перевела взгляд с кадки с покосившимся деревом на меня. — Нет, я… не об этом задумалась.

— О чём же тогда?

— За меня впервые кто-то заступился.

— Что? — Моему удивлению небыло предела.

Как можно не заступиться за такую красотку?

Девушка вдруг покраснела и засмущалась. Кажется, последнее я сказал вслух.

— Спасибо, конечно, но… работа такая. Его Величество не очень любит принимать посетителей. Я каждый год с боем утверждаю график приёмных дней. Ну, знаете, когда любой человек может прийти к Императору и рассказать о своих проблемах.

— В самом деле?

Она поманила меня пальцем, я подошёл к её столу, сел в кресло и наклонился к девушке. От неё шёл приятный цветочный аромат. Ненавязчивый, лёгкий, как первый весенний ветерок.

— Между нами, — зашептала она мне в самое ухо. Я чувствовал на коже тепло её дыхания. — По одному древнему закону Императору положено выделять каждый месяц один день на посетителей. Он не обязан удовлетворять все их просьбы, но выслушать должен. Но государь не позволяет объявлять об этом дне на всю страну. Сами понимаете, очередь здесь была бы на годы вперёд.

Я кивнул.

— Понятное дело, слухи всё равно ползут, — продолжала девушка. — Но за пределами столицы особо никто не знает.

Теперь ясно, почему я никогда не слышал об этом дне. Ярославль, и тем более Пятигорск, довольно далеко от Петербурга.

Я не спешил отстраняться от девушки, она от меня — тоже.

— Император довольно часто помогает, но всё же не всегда, — шептала она. — Некоторые, кому он не помог, выплёскивают свою обиду на меня. Я уже привыкла, но… за меня никто ни разу не вступался за все пять лет, что я работаю здесь.

Я отклонился назад и заглянул в её лицо. Девушка робко подняла глаза.

— Не понимаю почему, — тихо сказал я.

— Спасибо, — нерешительно произнесла она одними губами.

Которые, кстати, были довольно близко к моим. Так близко, что я ощущал жар её тела своей кожей. Я начал тонуть в травяном море её глаз.

В этот момент на столе секретарши зазвонил телефон. Она аж подпрыгнула от резкой трели, а у меня ёкнуло сердце. Затем девушка прочистила горло и сняла трубку.

— Хорошо, — сказала она спустя секунду и с грустью взглянула на меня. — Его Императорское Величество ждёт вас.

Глава 21

Я подошёл к двери и взялся за толстую вертикальную ручку. Она оказалась холодной и гладкой на ощупь. На секунду обернулся к секретарше и спросил:

— Какой он? Император… На самом деле?

Она подняла глаза к потолку и коснулась указательным пальцем своих алых губ.

— Сложно сказать. Он необычный человек, я таких больше не встречала. Ты заходи и сам узнаешь.

Я кивнул и толкнул тяжёлую створку. Безупречно белая, с замысловатой резьбой и вкраплениями из чистого золота. По крайней мере, блестели они, как золотые. Когда вошёл, дверь тихо закрылась за мной, а я оказался в небольшом, но богато обставленном кабинете. Вдоль стен тянулись шкафы с книгами — в основном на юридическую и историческую тематику.

Под ногами лежал мягкий ковёр искусной работы. Дальний край кабинета, по всей видимости, выступал за пределы здания, как башня замка. Полукруглый, с окнами на три стороны света. За стеклом на горизонте раскинулась гладь Финского залива. Хоть страны такой и не существовало больше, но залив сохранил привычное название. Центр помещения занимал Т-образный стол со стульями вокруг и креслом во главе.

Император стоял возле окон спиной ко мне, не шевелясь. Будто статуя.

— Государь? — осторожно позвал я.

Император молчал целую минуту.

— Вы, верно, думаете, что я плохой отец? — затем произнёс он.

Вопрос меня ошарашил. В таком ключе об Александре Восьмом и его сыне Павле я никогда не думал. Не в моих правилах лезть в чужую семью. Поэтому я промолчал.

Император повернулся ко мне и взглядом указал на кресло. Сейчас от него не исходила та волна силы, что чуть не сбила меня с ног при первом знакомстве. Вероятно, он её сдерживал.

— Присаживайтесь, — сказал он.

Я подошёл к изголовью стола, но садиться не стал.

— Зачем я здесь, государь? — спросил.

Император подошёл к небольшому столику на четырёх изогнутых ножках, что стоял возле правого окна. Взял в руки графин с янтарной жидкостью и вопросительно взглянул на меня. Его усы при этом дёрнулись вверх.

— Херес нынче — редкая штука, — промолвил он. — Будете?