Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ) - Полански Марика

— Это только что доставили, — она сунула мне в руки сверток и отчего-то смутилась. — Просили немедленно передать. Сказали, что нельзя медлить ни минуты.

Вот как! Я рассеянно стиснула сверток, кивнула и закрыла дверь. Из-под коричневой оберточной бумаги послышалось знакомое урчание. Остатки сонливости моментально улетучились. Я осторожно положила книгу на стол и помчалась на кухню за ножом.

— Солнце еще не успело встать, а вы уже с ножом носитесь! — Сержан громко зевнул, вылезая из стены. С головы призрака свисал ночной колпак, а вместо привычного мундира на нем были ночная сорочка и кальсоны. — Жажда убивать проснулась раньше вас?

Я отмахнулась от его брюзжания и вернулась в спальню. Только в голове промелькнула мысль: а с чего это призрак разгуливает по моим апартаментам, да еще и в ночном одеянии? Разве призраки спят?

Под ножом захрустела бумага, и через несколько секунд по столу уже прыгала Книга. Она возмущенно шипела и клокотала, расплескивая вокруг себя фиолетовые снопики искр.

— Да ты ж, моя хорошая! — Я радостно взвизгнула и, схватив коричневый потрепанный томик, крепко прижала к своей груди. — Как же я скучала по тебе!

Книга издала хрюкающие звуки, вырвалась из объятий и запрыгала по столешнице, шелестя страницами.

— Вот только не надо врать! — Сержан вплыл в комнату и, зевая, прикрыл рот кулаком. — Ты очень даже неплохо устроилась. Тебя никто не обижал в доме министра.

Книга на мгновение замерла. Потом медленно повернулась срезом в сторону призрака. Страницы зло затрепетали, затрещали фиолетовые искры. Но прежде, чем она успела плюнуть в Сержана магией, я успела ее подхватить и ласково погладила по корешку.

— Да будет вам ругаться! Наконец-то ты дома. И это главное.

Магическое сияние тотчас погасло. Книга довольно заурчала, как кошка, устроившаяся на коленях у хозяина.

— Кажется, к нашей милой возвращенке прилагает письмо, — Сержан ткнул пальцем в конверт, лежащий в оберточной бумаге.

Я торопливо положила Книгу на стол и вытерла внезапно вспотевшие ладони по пеньюар.

— Вы так на него смотрите, как будто из конверта сейчас вылетит джин и превратит вас в пчелу.

— Почему в пчелу? — Я удивленно воззрилась на призрака.

— Ну, может, в осу. — Сержан пожал плечами. — Или в шершня. В любое насекомое, у которого есть жало. Под стать вашему характеру, мой неюный персик.

Я промолчала. Возможно, не будь столь взволнованной, ответила бы на его колкость. Но сейчас… Сейчас почему-то сделалось как-то не по себе. Как будто решалась моя судьба, и я ничего не могла с этим поделать.

Набравшись смелости, я все же открыла конверт и развернула письмо. На белоснежной бумаге чернели аккуратные строчки:

«Дорогая госпожа де Вальдан!

Возвращаю вам эту чертовку из-за ее непристойного поведения. Смею заверить, что за все время пребывания в моем доме, к ней было уважительное отношение. Просьба объяснить своей подопечной, что доводить служанку до обморока, плеваться в охранников с карниза и пытаться укусить за филейную часть начальника охраны, является показателем невоспитанности и бескультурья.

P.S. Я хотел бы встретиться с вами. Просто так, если вы не против. Завтра в семь вечера буду ждать вас в кафе «Сияние Луны» на Парковой Аллее. Если вы не придете, то я пойму».

И витиеватая и размашистая подпись «В. О’Рэйнер».

— О, моя дорогая! — протянул Сержан, глядя поверх моего плеча. — В вас влюбился министр, с чем я вас и поздравляю.

Я смущенно сложила письмо и спрятала его в карман пеньюара.

— А читать чужие письма — дурной тон, ваша светлость. Или вас этому не учили?

В ответ Сержан хмыкнул и растворился в воздухе.

— Попытаться укусить начальника охраны за зад — это, знаете ли, сильно. Я даже восхищен в какой-то степени нашей Книгой. — Внезапно из столешницы показалась усатая голова и насмешливо скривилась. — Вы же не намерены всю свою жизнь провести в компании одичавшего призрака и Книги? Не теряйтесь, мой неюный персик. В конце концов, для чего еще нужна жизнь, если не для любви?

***

— Где ваши отчеты, госпожа де Вальдан?

— О Боги! — От неожиданности я схватилась за сердце, едва не отпрыгнув от шкафа с журналами.

Велейну Терье, секретаря учебного отдела Академии, по праву можно было назвать образцом секретарского дела: высокая, стройная, с зачесанными в пучок белоснежными волосами. В ней удивительным образом сочетались ответственность, безукоризненная исполнительность и ум. Кроме того, ей была присуща та самая нотка стервозности, которой обладает каждый секретарь.

— Пока еще госпожа Терье. Но я не против такого обращения, — ровно ответила она, однако в голосе все же проскользнул неприкрытый сарказм. Она выжидающе моргнула, не сводя с меня проницательных синих глаз. — Уже семестр заканчивается, а у меня до сих пор нет никаких документов, подтверждающих вашу работу в Академии.

Я уныло посмотрела на нее и повернулась к блестящим от лака секциям, из которых торчали темно-бордовые корешки учебных журналов.

— Я в Академии, следовательно, я работаю здесь, — недовольно проворчала я и вытянула журнал третьего курса. — Вам никогда не казалось странным, госпожа Терье, что, помимо основной работы по внедрению знаний в неокрепшие умы, преподаватели еще должны доказывать, что они работают? Отчеты, журналы, научные статьи, лекции. И ладно бы лекции — за них хотя бы платят. Но вот за все остальное... Жрут слишком много времени, которое не оплачивается.

— Полагаю, отчеты нужны на тот случай, если кто-то вознамериться покачать свои права, — все так же остро заметила Велейна, и перед внутренним взором предстало худощавое лицо с иронично заломленной бровью. — Может, вы чай с ректором пьете? Или устраиваете забеги по парапету в одном неглиже? А тут раз, — и у вас есть папочка, доказывающая, что вы не дурачок.

Я закатила глаза. Несмотря на то, что в преподавательской было душно, меня обдало февральским холодом. В чем-то Фицпатрик был прав, говоря, что всем рты не закроешь.

Разумеется, никто не признается. Но слухи… Слухи обо мне явно были кому-то на руку. И чем грязнее они были, тем лучше.

— Дались вам мои панталоны на парапете у министра! — Я резким движением выдернула журнал третьего курса дознавателей и повернулась к Велейне. — Поменьше бы распускали сплетни, побольше бы работали. Глядишь, не пришлось бы доказывать, что преподаватели делом занимаются.

Велейна словно окаменела. Единственное, что выдавало ее изумление, — это брови, поднявшиеся чуть ли не к самой челке.

— А вы полны сюрпризов, госпожа де Вальдан, — медленно, будто заколдованная протянула госпожа Терье. Уголки тонких губ оттянулись книзу, а взгляд остекленел, будто она пыталась представить себе картину моего побега. Но, видимо, получалось плохо. Моргнув, она уже более осмысленно посмотрела на меня и добавила: — Я бы заплатила любые деньги, чтобы посмотреть на это представление.

— Я бы заплатила, чтобы не оказаться в подобной ситуации, но увы.

— А жаль, — Велейна моргнула еще раз и поплыла к выходу.

Возле двери она едва не столкнулась с госпожой Гроухман, неожиданно застыла и повернулась к нам.

— Кстати, забыла напомнить. Через неделю состоится майский благотворительный бал. Явка всех сотрудников обязательна. — Секретарь многозначительно посмотрела на меня, потом перевела взгляд на преподавателя артефакторики, кивнула, будто с чем-то согласилась, и исчезла в коридоре.

Хильда Гроухман нахмурила тонкие рисованные брови и с интересом посмотрела на меня.

— Никогда не видела Велейну столь растерянной. — Она почесала подбородок и вопросительно приподняла бровь. — Она вас достала, и вы оглушили её заклинанием?

— Лучше, — хмыкнула я и повела плечами. — Призналась в кое-чем очень неприличном.

Гроухман расхохоталась так, что черные розы в ее прическе мелко затряслись.

— Оу, милочка! Для нашей Велейны подобные признания равносильно оглушающему заклинанию. Впрочем, некоторых людей надо ставить на место жестко и не размениваясь на вежливость. Иначе на шею сядут со своей тошнотворной моралью.