Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия

— Я надела ту комбинацию, которую вы мне подарили. Для вас и только для вас. Этот Остер совершенно отвратительный. И на вид, и по запаху.

— Давай без подробностей.

— Его подробности я плохо разглядела — было темно. Но хотелось бы сравнить с вашими.

Миар мученически застонал в голос — проходящая мимо девчонка-подавальщица испуганно отскочила в сторону, едва не уронив поднос.

— Не верите? — я расстегнула пуговку на платье. — Вот, сами посмотрите. Очень приятная на ощупь ткань. У вас действительно отличный вкус, верлад.

Он слабо пах табаком, алкоголем и дымом, едва уловимо, эти запахи смешивались с запахами кухни. Какие-то люди, то ли работники таверны, то ли постояльцы, иногда проходили за спиной Миара в сторону лестницы. Они казались бесплотными тенями, не обращавшими на нас внимания. И я тоже не обращала на них внимания. Вырез на платье был распахнут до предела — показался фиолетовый край моей шелковой красоты, прикрывавший ложбинку между грудями.

Мне хотелось, чтобы Миар перестал злиться и обнял меня, отзвуки недавнего страха ещё гуляли внутри, словно кто-то сыпанул за шиворот ледяную крошку. Хотелось, чтобы он опять меня поцеловал — не так, словно делает мне одолжение, а по собственному желанию. Чтобы смотрел на меня и любовался. Не для Эстея хотелось. Для себя.

Мрак. Стонать впору мне, не ему. И головой об стену биться — тоже.

— Почему вы не смотрите на меня, верлад? Почему она, а не я?

— Почему? — эхом отозвался он. Погладил меня по щеке. Я потёрлась об его ладонь и шагнула назад, упираясь спиной в тёмную закопченную стену, предварительно убедившись, что никакой двери там нет. — Дурацкий вопрос. У Алисии семья и бурная личная жизнь, ей уже не нужно от меня ничего такого. Ни свадьбы, ни детей, ни лепёшек в тавернах, ни прогулок под ручку по ночному зимнему городу.

— Да и вообще, вы ей не нужны. А мне нужны, — подхватила я. А потом добавила виновато — почти искренне. — Я испортила вам романтический вечер.

— Дружеский вечер.

— Говорите, что угодно. Мне стыдно, правда… Но вы же сами понимаете, всё ещё можно исправить. Со мной.

— Только не с тобой.

— Почему, верлад? — я обвила руками его за шею и почувствовала скользящие по виску губы. Запустила руки в его волосы, всё ещё чуть влажные от недавнего снега — Поч…

Его пальцы скользнули по моей груди, поднырнули в вырез, углубляя его до полного неприличия, сжали сосок — почти болезненно, свободный покрой платья никак не спасал. Губы ректора спустились на грудь, язык прошелся по вершинке, розовому ореолу. Я запрокинула голову, отстраненно осознавая, что потолок вращается, стены плывут, а Миар целует меня и ласкает, так и там, где и как ещё никто меня не касался. Замерла, вслушиваясь в новые головокружительные ощущения, изумляясь чувствительности собственной кожи, тревожащей и приятной щекотке, разбегавшейся по телу, отдававшейся в низ живота.

— Сумасшедшая наглая девчонка! — пробормотал Миар мне на ухо, дыша тяжело, хоть и почти бесшумно. — Даже не верится, что… Поехали обратно.

— В гостиницу? — прошептала я, страх и предвкушение скручивались внутри меня в единый узел. — В ваш номер? Кровать там односпальная, но ничего страшного. На самом деле, стол тоже сгодится. И пол. И стена.

Миар поцеловал меня, заставляя замолчать, я погладила его по пояснице, забралась под жилет и попыталась вытащить заправленную в брюки рубашку.

— Нет, — он осторожно взял меня за руку, отводя её в сторону. — В Академию.

— У нас экипаж только на утро оплаченный…

— Плевать. Закажу новый

— Это потому что в комнате Академии кровать больше? — я заглянула ему в лицо. — Вы же не оставите меня… вот так? Без себя? Только не говорите, что вам плевать. Не врите.

Я вырвала руку и храбро — да, это было очень непросто, но я заставила себя — положила ладонь ему на ремень брюк. Холодная металлическая пряжка впилась в пальцы.

— Вам не плевать. Зачем останавливаться, верлад? Не останавливайтесь…

Внезапно он пнул стену — и я отшатнулась, испугавшись сначала за стену, потом — за сохранность его костей, и только в самую последнюю очередь — за себя саму.

— Поехали обратно, Ари.

— Я не хочу, — сказала я, обхватила ладонями его сжатый кулак, подула и поцеловала, разжимая яростно сведённые пальцы. — Сильно ушиблись? Теперь будете ходить с тростью? Ничего страшного, в вашем-то почтенном возрасте всё равно рано или поздно…

Миар криво улыбнулся.

— Всё неправильно, — ответил он невпопад, снова прижимая меня к стене, распластывая моё тело своим, отводя мои руки в сторону и не давая себя касаться, но одновременно легонько прикасаясь губами к моему лбу, носу, щекам и векам — я закрыла глаза, отдаваясь ощущениям, таким приятным, таким волнующим. — Ужасно. Какая-то девчонка малолетняя, балбеска безголовая… Почему? За что?

И снова поцеловал.

Я чувствовала стену спиной, его ладони на груди, его язык во рту. Всего его, то выхватывая какие-то отдельные прикосновения, то просто ощущая, что граница между нами потерялась, размылась.

Почему? За что?

Я не понимала его вопроса и не знала, что на него ответить. Но мне тоже хотелось вопрошать небеса и бездну — примерно о том же самом.

— Эй! — мы оба замерли, не отрываясь друг от друга. — Таверна закрывается. Хотите продолжать — берите номер!

Миар что-то ответил работнику, взял меня за руку, сжав ладонь, дождался, пока нам вернут одежду, и вывел меня на улицу. Я покорно шла рядом, слабо понимая, что происходит. Голова кружилась, как будто не хватало воздуха, губы горели. Кожа горела — слишком много впечатлений. Мы снова шли рядом и молчали, но совсем иначе, чем сегодня днём.

Было уже очень поздно, но в столице жизнь не прекращалась и ночью. Таверна «У Фильи» закрылась, но было множество других, работающих до середины ночи таверен, а ещё крошечных отелей для вот так таких вот, как мы, случайных гостей столицы, не имеющих пристанища для немедленного воплощения греховного вожделения — всё-таки общение с верладой Мистрес не прошло для меня даром. Однако Миар не потащил меня ни в один из них, а моя голова была совершенно пуста и легка, и больше мне не хотелось навязываться. Но он сам держал меня за руку и куда-то шёл, и в тот момент такая диспозиция устраивала меня целиком и полностью. Не выпуская моей руки, заглянул в какую-то пропахшую мясом и специями лавчонку, и древняя сонная старушка завернула в большие кукурузные лепёшки по варёной картофелине и плошке мелко нарезанной свинины, полила всё густым бордовым соусом с ягодным привкусом, и мы сжевали это горячее великолепие на ходу. Я захлопала свободной рукой по карманам в поисках салфетки, чтобы вытереть лицо, и Миар протянул мне свой носовой платок — идеально чистый и даже выглаженный. Несколько секунд понаблюдал за мной, потом отобрал платок, вытер мне лицо, точно непутёвому малолетнему ребёнку, а потом снова целовал, долго-долго, а я повисла у него на шее, точно шарф.

— Вы хорошо знаете Асветон, верлад?

— Хуже, чем хотелось бы. Но бывал здесь много раз.

Вереница перепутанных улочек вывела нас на припорошённую снегом маленькую площадь. Здесь не было лавок, только деревья, лавочки, неработающий фонтан и пустые клумбы. А ещё большая разноцветная карусель, лошадки и маленькие открытые экипажики, больше напоминающие гигантские кружки. Днём вся эта конструкция явно должна была приводиться в движение.

— Замёрзла?

— Уже нет, — ответила я. — А вы?

Миар не ответил. Ловко перепрыгнул через опоясывающую карусель металлическую тонкую цепочку, уселся в «кружку», даже не удосужившись стряхнуть снег. Похлопал по колену.

— Иди сюда.

Моя обычная бравада то ли заснула, то ли вымерзла, а может, скромняшка Котари Тейл так не вовремя напомнила о себе. Я покорно забралась следом, Миар усадил меня себе на колени, обхватил руками и уткнулся подбородком в затылок.

Что за приступ невинной юношеской нежности?