Ведьмы.Ру 2 (СИ) - Демина Карина

Да и в целом жизнь не то, чтобы налаживалась, скорее уж успокаивалась?

Или как сказать, чтоб правильно?

Лужок.

Ромашки.

Цветочки. Ночь прошла спокойно, спалось на свежем воздухе так, что Филин прямо и забыл, когда в последний раз отдыхал, чтоб без задних ног и дурных мыслей. И главное, отступило это вот чувство непонятное, которое мучило его с самого суда — безысходности.

— Ага…

— Кстати, вы не ощутили вчера чудесного веяния силы?

— Нет.

— Ах да… вы уже отошли ко сну. Режим, понимаю. Даже козлам, если подумать, нужен режим… — Профессор замедлил шаг, чтобы сорвать пару алых ягодок. — Волчеягодник спеет. Стало быть, ведьма набирает силу… а вот там, видите, проклёвывается? Крайне рекомендую…

Филин наклонился и сорвал пару полупрозрачных листочков, которые сперва растеклись сладостью, а потом обожгли, что язык, что нёбо.

— Вех бледноватый, — пояснил Профессор и потянулся к таким же листочкам слева. — Весьма редкое растение. В десять раз опаснее собрата. Хотя вех ядовитый тоже должен быть, но это скорее к воде надобно…

Он выдохнул облачко тьмы.

— Я… всё? — уточнил Филин, прислушиваясь к себе.

Ощущение, что перец чили пережевал. А вот чтоб спазмы там, конвульсии или чего положено при отравлениях, так нет.

И значит, он не помирает?

— А вот там поганочки молоденькие. Надо будет сказать. Очень хороши в свежих салатах…

— Жабьей слизью заправленных?

— Стереотипы, дорогой мой друг, обыкновенные стереотипы, — поганки Профессор поедал с явным удовольствием. Это он и вправду какой-то козёл апокалипсиса. И главное, самому Филину тоже захотелось. Он осторожно принюхался. Пахли поганки грибами.

Вкусно пахли.

— Природа откликается на силу ведьмы, — даже с набитым ртом Профессор не умолкал. — Этот рост растений противоестетсвенен с точки зрения классической науки. При этом они не просто ядовиты, они содержат в себе силу…

Второе облачко было плотнее и темнее первого.

Филин наклонился и губы сами потянулись к хрупким каким-то будто стеклянным шляпкам. Профессор ладно. Если он древний тёмный артефакт сожрал и ничего, то что ему с поганок сделается? А Филин? Вдруг он не настолько ещё замагичен? Или настолько? Он же тоже артефакты жрал.

Пусть и не древние, но ядрёные.

Треск в кустах отвлёк от мыслей. Филин обернулся, успев, правда, заглотить поганку. На вкус та была солоноватой и хрустящей. Точно. На огурцы малосольные похожа.

— Козлики, — ветку приподняла девица в длинной чёрной юбке, в которой, может, где-то там в городе и нормально ходить, но всяко не по лесу. — Какие милые козлики!

Девица была юна, но явно старалась казаться старше.

Помимо юбки на ней была майка, тоже, что характерно, чёрная. И помада тоже чёрная.

— Какие милые козлики… цыпа-цыпа… — девица приближалась потихоньку, явно с опаскою. И остановилась шагах в трёх. — Идите ко мне, козлики…

— Мне она не нравится, — произнёс Филин.

— Почему?

А вот Профессор разглядывал гостью с интересом, причём отнюдь не лицо, ибо, несмотря на года, девица была вполне себе развита, а тонкая майка степень развития не скрывала, но скорее даже подчёркивала.

— А хлебушка хотите? — она сунула руку в торбу, которую держала на плече. — Свежий… солёненький…

И вытащила пакет с резаным хлебом.

— Идите сюда… вот так… какой ты хороший, мягонький… — ладонь девицы легла на высокий лоб Профессора. — А шёрстка прям шелковая…

Тот аккуратно взял ломоть хлеба с ладони и голову наклонил.

— Никогда такой не видела… а красивый какой…

— Видишь, главное, не обличье, — произнёс Профессор предовольно. — Главное — харизма. Врождённую харизму никакая магия не перешибёт.

— И борода длиннючая…

— А женщины её чуют! Сами ко мне тянутся…

— А ты чего такой скромный? Стесняшка… ой, какие вы… смешные…

И Профессора за ухом почесала. А тот, прикрыв глаза, пробормотал:

— Отличное утро… просто таки замечательное…

Филин приблизился к девице бочком. Шаг. И ещё. От хлеба умопомрачительно пахло хлебом. И запах этот манил, напоминая, что он, Филин, всё-таки не до конца окозлячился.

Или окозлился?

Как правильно-то?

Хотя… у Профессора спросит. Потом. Позже. Профессор, зажмурившись, ткнулся мордой в женский живот и лишь уши его печально подрагивали.

— Лапочка… просто лапочка…

Филин хмыкнул и, наклонившись, слегка боднул Профессора в бок, чтоб не забывался тут.

— Отстань от девчонки…

А получилось протяжное:

— Бу-е-е-е…

— Ну что вы, — Профессор ничуть не обиделся. — Когда ещё представиться возможность приблизиться к существую столь юному и совершенному…

— Она ж ребенок.

— А я козёл. И между нами пропасть.

К счастью.

— Но это же не значит, что я не могу воспользоваться ситуацией и получить толику ласки… — Профессор наклонил голову, позволяя почесать себя за ухом. — В конце концов, в этом нет ничего дурного и тем паче двусмысленного. Да, мифология некоторых народов содержит упоминания, сугубо поэтизированные, о связях юных дев с существами…

— А в рыло?

Пусть у Филина копыта, но это же не значит, что он должен слушать этот бред. А ещё ученый человек. Прав был тренер. От избытка учёности одни проблемы.

— Грубо… кстати, это касается не только греков с их фавнами и в целом страстью к зооморфным формам, но даже и славян. Вспомните легенды о медведях, коих миновали хозяевами леса. Некоторые мои коллеги вполне искренне полагали, что во времена тёмные существовали весьма специфические обычаи жертвоприношений…

— Ну, чего тут? — на тропу вывалился парень в чёрных широких штанах. Слишком уж широких для его тощей фигуры.

— Они милые…

— Я ж говорил, к тебе пойдут…

— Этот вообще ручной. А тот диковатый, вон, смотри, прям с тебя глаз не сводит. И ко второму ревнует, но ко мне не идёт…

— … я тогда ещё спорил, доказывая, что не следует воспринимать всё буквально. Что вероятно имеет место образность, метафоричность. Или на худой конец игра. Скажем, шаман или жрец, облачённый в медвежью шкуру…

— Как он мило блеет, будто говорит. Слушай… а может… ну его?

— Нет, — парень перехватил девушку за руку. — Мы не должны отступать. Покормила?

— Ага… — девушка вздохнула. — А когда?

— Завтра всё решится, вот и… Утром ещё заглянем. Завтра. Надо продолжать прикормку, чтоб привыкали.

— Вот, козлик, завтра мы придём, — она опять провела ладонью по покатому лбу профессора, а потом, наклонившись, и вовсе его поцеловала. — Жди меня тут. Часам к девяти. Ладно?

— М-ме… — сказал Профессор и сел.

На задницу.

Ага, вот вам и метафора с образностью. Но козёл же. Истинный козёл.

Наум Егорович снова уснул.

В принципе, можно было бы выбраться. Ремни, которые его удерживали, это не преграда. Замок тоже. Но… смысл? Незаметно распутаться не выйдет. Если всё так, как он услышал, то охрана на нервах.

К чему тревожить?

И доктор никуда не ушёл. Капельничку прикрутил да сам остался в уголочке, бдить. Ну а что бдение это перемежалось короткими мощными всхрапываниями, так оно бывает.

Наум Егорович почесал ступнёй ступню и тоже глаза закрыл. Засыпал он легко и быстро. Организм, дрессированный годами службы, прекрасно умел пользоваться короткими периодами отдыха. Вот только сон при этом оставался чутким.

Потому шорох Наума Егоровича и разбудил.

Тихий такой шорох.

Осторожный даже.

Наум Егорович повернул голову и поморщился. Рассвело. И судя по всему давненько. Свет пробивался в широкое давно немытое окно, шторы на котором проектом не были предусмотрены. И смотреть на свет было больно.

Поначалу.

Но постепенно глаза привыкли. Наум Егорович повернул голову в другую сторону.

Запрокинул.

Комната.

Явно медицинского назначения. Четыре кровати и, судя по ремням, аккуратно уложенным поверх одеял, пациенты не всегда с пониманием относились к необходимости госпитализации. Стол. Узенькая кушетка рядом. Шкаф со стеклянными дверцами. В глазах чуть мерцает, стало быть, под магической защитой. А ремни, похоже, тоже непростые.