Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ) - Полански Марика

Я с содроганием ждала, что вскоре мне придется отбиваться от наглых журналистов, ищущих пикантные подробности. Однако никто не выпрыгивал из-за угла с пером и блокнотом наготове. Не было ни единого упоминания моего имени в статьях, и вскоре я облегченно выдохнула. Скорее всего, Дерек Ланс позаботился о этом. И за это я была искренне благодарна дознавателю.

Прошла неделя прежде, чем я заставила себя вернуться к работе. В Академии решили перенести благотворительный бал на две недели из-за трагических событий. В знак солидарности и скорби на шпилях приспустили флаг. Впрочем, в коридорах и аудиториях по-прежнему царила учебная суета.

Я писала конспекты, статьи, отчёты, устраивала дополнительные консультации для студентов. Делала все, лишь бы не оставаться наедине с собственными мыслями. Однако образ Вэлиана стоял перед глазами.

Около трех часов дня я отпустила последнюю группу студентов, и в аудитории воцарилась непривычная оглушающая тишина. Только шорох переворачиваемых страниц, да собственные вздохи нарушали её.

Солнце проникало сквозь высокие, арочные окна. В золотистых пятнах света лениво танцевали пылинки. В воздухе витал тонкий, сухой запах старой бумаги и пыли, смешанный с типографской краской.

Я сидела за столом и оцепенело смотрела на стопку учебников и кипу очередных отчетов, которые множились с устрашающей быстротой. Рядом стояла почти опустевшая чашка чая, от которой всё ещё исходил едва уловимый аромат мяты.

Мои эмоции не должны были влиять на работу, но внутри словно что-то надломилось. Сидя в тишине, я вдруг четко осознала, что так больше не может продолжаться.

Рука сама потянулась к чистому листу бумаги. Слова складывались в привычный, официальный текст: «Заявление. Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному желанию». 

Подписав, я перечитала заявление и глубоко вздохнула. Хватит с меня тайн, призраков и шантажа. Мне нужен покой.

Со стиснутыми зубами я направилась в кабинет Фицпатрика. В его приёмной, как всегда, было педантично до зубовного скрежета: ни пылинки, ни лишнего звука. Новенькая секретарша, имя которой я не знала, вскинула на меня удивлённый взгляд.

— Я по делу к господину ректору. — Я стукнула костяшками пальцев по двери и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет.

Сквозь цветные витражи лился солнечный свет на полукруглый синий диван и стеклянный столик. Мелкие синие цветочки сакуры медленно падали на пол и тотчас исчезали, будто их и не было вовсе.

— Прекрасное качество южной синей сакуры. Когда опадают цветы, от них не остается даже пыли.

Я подняла голову и посмотрела наверх. Фицпатрик поставил книгу на одну из полок и направился к лестнице.

— У тебя симпатичная секретарша. Куда делась прежняя?

— Ну-у… Она решила, что ей хочется на пенсии нянчить внуков. — Спустившись, Фицпатрик подошел ко мне вплотную. На его лице, обычно непроницаемом, проступило нечто вроде печальной улыбки. — Как ты?

Я неопредёленно пожала плечами. Делиться с ним своими переживаниями я не собиралась. Уж слишком хорошо помнила предыдущий разговор.

— Пока держусь, — сухо ответила я, не отводя взгляда. — Но не справляюсь.

Он вопросительно приподнял бровь. Сегодня он выглядел бледнее обычного, а под глазами залегли тёмные круги. Пронзительный взгляд скользнул по моему измождённому лицу, затем опустились на папку в моих руках.

— Я пришла не для того, чтобы обсуждать свое состояние, — продолжила я и протянула ему заявление. — Это тебе.

Он взял лист. Между бровями залегла глубокая морщина, когда он читал заявление.

— Что это, Эжена? — спросил он так мягко, что я вздрогнула. Я не привыкла к такой интонации от него. — Ты серьёзно?

— Абсолютно. Я больше не могу. Это… слишком.

Фицпатрик отошёл к столу и положил заявление поверх папок.

— Полагаешь, что я сейчас же воспользуюсь тем, что произошло? — Он говорил негромко, но меня изумила его интонация. Словно… словно он извинялся. Хотя и не выглядел, как человек ищущий прощения. — Считаешь, что после всего, что я вам наговорил, начну преследовать тебя в коридорах Академии?

Я молчала, ожидая подвоха.

— Возможно, я был слишком груб. И да, я злился. Ревновал тебя к Вэлиану. Ты так легкомысленно бросилась в объятия человека, которого совершенно не знаешь. Но я никогда не собирался тебя увольнять. Просто хотел, чтобы ты поняла, насколько шатким стало твое положение. — Он выдержал паузу, и его взгляд стал серьезным. — Эжена, я не приму этого заявления. Хочешь, возьми отпуск на несколько дней. Отдохни. Приведи мысли в порядок. Но ты нужна здесь, в Академии. Студенты восторге от тебя. И… — Фицпатрик запнулся, на его лице промелькнула тень неловкости. — И ты нужна мне.

Я могла бы поклясться, что в этот момент он покраснел.

— Понимаю, — тихо отозвалась я. — Но мне тяжело здесь. К тому же, я вряд ли бы смогла ответить на твои чувства, Фиц. То, что было в студенческие годы, осталось там же. Возможно, не поступи ты так подло с моими дневниками, всё могло бы сложиться иначе. Но, видишь ли, я люблю другого. И этого ничто не изменит.

— Я знаю. Но может быть… Потом.

Я отрицательно покачала головой.

— Увы, нет. Я не смогу. Нельзя просто взять и заставить другого влюбиться. Это не так работает. Так что прошу подписать мое заявление, и я поеду на все четыре стороны.

Фицпатрик отошёл от меня и повернулся к окну. Заложив руки за спину, он какое-то время покачивался с пятки на носок и смотрел куда-то вдаль, словно увидел там нечто интересное.

— У нас в субботу бал, — внезапно сказал он. В тоне прорезались стальные нотки. — Я буду ждать тебя там. Пока ты числишься в преподавательском штате, будь добра прийти на него.

— Моё заявление, — мягко напомнила я.

Он посмотрел на меня поверх плеча. Тень скользнула по его лицу, но я не успела разобрать, что это было.

— Вот это? — Фицпатрик взял со стола лист и помахал им. Едва заметное хмыкнув, он пробежал глазами по строчкам. А потом взял и демонстративно разорвал его на две части. — Не знаю. Я никакого заявление не видел, госпожа де Вальдан. Поэтому прошу вас после отдыха вернуться к работе. И да. Бал. На балу преподаватели обязаны присутствовать.

Я покинула кабинет ректора, ощущая себя так, будто меня только что вытащили из ледяной воды и бросили под лучи жгучего солнца. Господин ректор удивил так удивил. Мне казалось, что он с радостью подпишет заявление, да еще отсыпет сто золотых рунтов из собственных сбережений, лишь бы убедиться, что я не вернусь. Но всё обернулось иначе.

Новенькая секретарша окинула меня недобрым взглядом и принялась лихо отбивать ритм на видавшей виды печатной машинке.

— Господин Мак-Вигель очень любит кофе со сливками и корицей, — заговорщицки прошептала я секретарше, перегнувшись через стол, и также заговорщицки подмигнула. — Особенно если этот кофе плавно перетекает в завтрак. И строптивых девиц он тоже любит.

На нахмуренном лице проступили пунцовые пятна.

— Учту, — сухо ответила секретарша, однако в уголках губ мелькнула улыбка.

От кабинета Фицпатрика до главного выхода на улицу тянулся погруженный в полумрак коридор. Высокие потолки, украшенные лепниной с давно потемневшим от времени узором, казалось, давили сверху, поглощали свет. Тяжёлые дубовые двери кабинетов, выстроившиеся в ряд по обе стороны, каждая с резным номером и латунной табличкой, были похожи на ребра гигантского скелета. На стенах висели потемневшие от времени портреты бывших ректоров и выдающихся профессоров. Их взгляды казались осуждающими и надменными, словно они наблюдали за каждым моим шагом.

Пол был вымощен чёрными и белыми мраморными плитами в шахматном порядке. Цокот каблуков гулко раздавался в тишине, нарушаемой лишь поскрипыванием дверей или далеким щебетанием птиц за высокими стрельчатыми окнами, расположенными в конце коридора. Витражные стекла пропускали лишь крошечные островки света, которые терялись в царившем полумраке.