— Егор Петрович, там на кухне поднос, это что? Я же вам уху щучью, котлетки…
— Это для Алёны Олеговны…
Не успеваю договорить, как проворная няня уже повернулась и крикнула через плечо: «Так я отнесу, чего ж вы сами-то!»
— Стоять! Куда! Именно сам! Сейчас вот цветы в вазочку поставлю и отнесу, а уха — это очень хорошо, но позже. С Еленой разобрались?
Няня ещё не успела переварить и осознать первую часть информации, замерла на месте и стоит, преграждая мне путь на кухню, и удивлённо хлопая глазами. Похоже, у местного населения в этом городе вообще некоторая заторможенность, или этот мир настолько неспешный, что здесь быстро думать в принципе не нужно?
Осторожно придержав пожилую даму за локоть, прохожу за подносом, в узкий стаканчик наливаю воду и ставлю цветы. Показалось, что теперь всё идеально, беру «дары жене» и замечаю глубочайшее удивление на старческом лике.
— Эк, вас, барин, промутозили знатно. На пользу, видать, пошло, сами и чай сварганили? М-да, чудны дела, твои, господи.
— Уж чудес много, в этом соглашусь. Уху позже и котлеты обязательно отведаю, а пока позвольте пройти, сударыня.
Няня посторонилась, пропуская меня, и стоило пройти мимо, перекрестилась. Видимо, то, что сейчас происходит, совершенно не вписывается в её представления обо мне.
— Дорогая, выбирайся из норки, я принёс тебе чай, конфеты и блины с мёдом, не капризничай, расскажу тебе о чудесах на заводе, от которых у меня волосы на макушке зашевелились. Ну, давай, милая, садись скорее, чай остынет, а тебе нужен горячий, согревающий.
Ровно с таким же выражением глубочайшего потрясения, как и у няни, Алёна снова откинула одеяло и села в постели. Внимательно посмотрела на меня, потом на поднос, и снова на меня.
— Что с тобой случилось? Голову повредили? Ты никогда в жизни даже близко к кухне не подходил. Не барское это дело!
— Может быть, няня помогла?
— Она никогда бы не подала чай без блюдца и не поставила бы цветы в рюмку. Это очень мило, но слишком неуклюже, по-мужски.
Алёна впервые улыбнулась, но опомнилась и вернула на личико «маску» озадаченности.
— Ты очень проницательная, уловила такие незаметные детали, надеюсь, что чай, какой я заварил для тебя пить можно. А как называются эти цветы?
— Олимии, кажется. Значит, ты решил возобновить наш конфетно-букетный период? Зачем? Когда оправишься, завод снова завладеет тобой, и ты окончательно свихнёшься со своими идеями. Лучше не старайся, я тебе больше не верю.
Однако она спустила нежные ножки с длинными, идеальными пальчиками, сунула их в домашние туфельки и неспешно подсела к небольшому столику для рукоделия, позволяя мне ухаживать за собой.
— Свихнусь? А это как-то проявлялось?
— Да, как типичное помешательство, все разговоры о заводе, вот и сейчас ты хочешь мне рассказать о нём новую байку. Чай я выпью и даже съем блин, но во всём остальном говорю тебе нет. Тем более, ты показал золотой самородок, значит, твоё баловство с магией дало плоды. И я не собираюсь за это расплачиваться.
Боже, как меня сейчас распирает от всего. От её манящего, тёплого вида в одной тонкой сорочке, и это декольте… От неприятной новости, что прошлый хозяин тела заигрывал с магией, и, кажется, уже заплатил, но сполна ли.
Опять столько желаний и вопросов одновременно, что я решительно отмёл всё и начал рассказывать о нашем путешествии с Еленой. Всё без утайки, разве, только добавив немного юмора, там, где это было уместно.
Чай пошёл на пользу нашим отношениям, они немного оттаяли, но недостаточно, чтобы у жены появилось ко мне доверие.
— Неужели ты увидел реальную картину, и разруху, и песок? И камень этот тебе Елена дала?
— Да, морок действовал только несколько минут, но я ему не доверился, ведь по логике обстоятельств, завод давно стоит без охраны и не может сохранять первозданную целостность, это невозможно. Да и песок чудной, золото ведь очень стыдливое, оно никогда так пошло не выставляется напоказ.
И тут мой взгляд лишь скользнул по манящему декольте жены, тоже выставленному напоказ. Она улыбнулась, потянулась и стянула со спинки другого стула кружевную шаль, накинула на плечи и спрятала от меня свои прелести. Медленно взяла с блюдечка сливочную конфету, по-детски засунула её за щеку и поморщилась, видимо, от боли.
— Ложись, я тебя укрою, через час отпустит, обещаю. Могу массаж сделать, у меня очень жаркие руки…
Но Алёна так и сидит за столиком серьёзная и пристально смотрит, не позволяя продолжить лёгкий разговор. А ведь я пытался.
— Тебе что-то от меня надо? С чего вдруг такая забота? Это подозрительно! Ты мне изменил и хочешь, наконец, сознаться?
Вздрагиваю, с чего вдруг такие звоночки, разве можно изменить такой женщине? А ведь я ничего не знаю. Беру себя в руки и с великим трудом, пытаюсь вывернуть наш разговор в более приятное русло.
— Подозрительно быть хорошим? Но я тебя успокою, я хороший только с теми, кто мне нравится, с остальными не очень. Кроме того, я потерял память, это ли не повод стать чуточку лучше. И ты мне действительно очень нравишься, каким-то чудом оказавшись твоим мужем, я не хочу терять эту привилегию. Считай, что я опомнился и морок спал, излечился, дай мне ещё один шанс.
— Забавно…
— Что?
— Забавно, что ты затеял эту игру аккурат в день нашей второй годовщины, по сути, я могу завтра просто пойти в управу, и попросить развод. Ты ведь этого хотел и даже требовал! Детей у нас нет, приданого у меня тоже не было, я бы претендовала на этот скромный дом, потому что жить негде, но уже и этого не хочу. Твои странности окончательно убили во мне чувства, и если тебе кажется, что что-то можно изменить, заварив чашку чая и сорвав мои же цветы в саду, то ты очень сильно заблуждаешься, как, впрочем, и всегда. И нет, я не изменю своего решения, но рада, что тебе уже лучше.
— Тогда остался последний аргумент…
— Какой?
Пока Алёна не опомнилась и не сбежала в свою норку под одеялом, я осторожно помог ей встать со стула, привлёк к себе, обнял и поцеловал её карамельные, плотно сжатые губы. Сначала настойчиво, пытаясь взять приступом, но после ласково, целую, едва касаясь, заставляя её улыбнуться, раскрыться и поделиться сливочным, сладким вкусом конфеты. Её губы и без конфеты слаще всего на свете, я не понимаю ничего про магию, но моё влечение к ней напоминает новый дурман. На секунду показалось, что это воздействие магической клятвы. Но задать этот вопрос я не решился. Мои руки действительно очень горячие, и я поглаживаю её по спине, сильнее и сильнее прижимая к себе. Чувствую, что ей нравится, она сама уже тает как конфета, и ещё немного и скажет «да» второму шансу.
Когда моя воля окончательно отвердела, и я уже не в силах сдерживать страсть, позволил себе лишнее…
Жена оттолкнула меня.
— Хватит! Не смей делать со мной это… Ты что-то задумал, я сейчас поддамся, а потом… А потом всё вернётся на круги своя. Хватит!
— Уфф! У тебя сейчас женские дни, — я не собирался приставать, хотел лишь напомнить, как нам может быть хорошо вместе. В тот момент, когда окончательно решишься уйти, вспомни этот поцелуй и то тепло, с каким я к тебе отношусь. Золото, завод, это всё пустяки, ты ведь вышла за меня замуж по какой-то причине?
Она замерла и смотрит сердито, пытается вспомнить, из-за чего она выбрала меня?
— Ты очень красивый, задурманил мне голову, и я сбежала с тобой из столицы. Всё до пошлости банально, но теперь я повзрослела и понимаю, что красоты недостаточно для счастья. Нужна ещё порядочность, верность, и желание трудиться для блага семьи. Ты всё это растерял…
Вздыхаю специально слишком громко, чтобы подразнить её, забираю поднос и спешу на уху и котлеты, пора заесть душевную рану.
Похоже, что настоящий Егор был редкостным дятлом, такую женщину обидел, оттолкнул, а она, похоже, ради него сбежала из семьи.
