Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

Его взгляд устремляется вверх, мои глаза встречаются с его красивыми золотисто — карими.

— На самом деле я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь.

Мой взгляд скользит по его лицу, по его сильной челюсти, покрытой легкой щетиной. У него есть маленькая ямочка на подбородке, веснушка под правым глазом, еще одна, пониже на той же скуле. Он убирает руку с затылка, облизывает губы, заставляя их блестеть в тенях от моего фонарика. Теперь он под таким углом, чтобы я могла его видеть, убедившись, что он не ослепляет ни его, ни меня.

— Я не боюсь. — я снова сглатываю. — Я не каждый день такая. — стыдливо шепчу я, чувствуя, что мне нужно защищаться, убедиться, что он не думает обо мне плохо, как все остальные, кого я знаю.

Он пожимает плечами, но не отводит взгляда. Как будто знает, что на самом деле я говорю не всю правду, но не собирается обвинять меня в этом.

Мое лицо заливается краской еще сильнее, когда я понимаю, что его рука все еще на моем горле, рядом с учащающимся пульсом. Мне не нужно было говорить ему, что я лгунья, он и сам все это чувствует. Я опускаю подбородок, стискивая зубы.

— Поппи, все в порядке. — говорит он мне, и это успокаивает, но он тоже лжет.

Я качаю головой, все еще уставившись на свои ботинки, но ничего не говорю, чтобы вызвать правду. Он подходит ближе. Его кроссовки оказываются по обе стороны от моих ног, его грудь прижимается к моей, а рука слегка сжимает мою шею, когда другая обвивается вокруг поясницы.

— Я не рассказал им о том, что было в комнате. — тихо признается Линкс, его лицо так близко к моему.

— Почему?

Несмотря на то, что я непременно пойду утром в административное здание и попрошу поменять комнату, мне все еще любопытно, почему.

Его внимание сосредоточено на мне, темные глаза, скорее золотистые, чем карие, впиваются в мои собственные. Мне жарко, как будто я хочу снять слои, которые на мне сейчас надеты, и мне нравится чувствовать его кожу на своей. Предплечье обжигает обнаженную кожу моей поясницы, где он крепко обхватывает меня. Сплошные мускулы и тугая, теплая, загорелая кожа.

Бедра Линкса находят мои, как будто они созданы для того, чтобы слиться воедино.

— Я не хочу, чтобы они знали о ночи. — улыбается он, опуская взгляд.

— Ночи? — спрашиваю я, хмуря брови.

— Ночи, когда ты будешь полностью принадлежать мне, Сокровище. — хрипло произносит он, наклоняя подбородок.

Он двигает губами так, что они оказываются прямо над моими, не касаясь, дразня, заглядывая в глаза.

— Видишь ли. — он облизывает губы, ловя меня кончиком языка, заставляя меня отдаваться ему. — Мы всегда делимся. И так было всегда. С тех пор, как мы были маленькими детьми.

Опустив взгляд, он замечает мой рот, мои губы влажны от прикосновения его языка.

— Вообще-то, мы все заключили договор. Пообещав никогда не позволять девушке вставать между нами.

Я на автопилоте качаю головой, собираясь сказать, что никогда бы этого не сделала, но у меня нет возможности.

— Итак, после сегодняшней ночи, — его губы изгибаются в некоем подобии порочной улыбки. — когда мы разделим тебя, — он приподнимает бровь, наблюдая за моей реакцией. — Зажмем тебя между нами, — он проводит своими толстыми пальцами по моей спине. — Будем наслаждаться тобой, — выдыхает он мне в рот, приоткрывая губы от коротких, учащенных вдохов. — Но в общежитии..

Он запечатлевает легкий поцелуй в уголке моего рта, и мне хочется застонать от того, как хорошо он ощущается, мягкий и теплый.

— Тогда я снова получу тебя.

Это предположение, все дело в предположении, что я упаду к их ногам и позволю им брать меня, как они хотят, но я не возражаю, когда он продолжает говорить.

— Каждую ночь. Каждую неделю. В нашей крошечной комнатке, о которой больше никто не знает.

Его глаза скользят по моим, и он шире улыбается тому, что видит.

— Только ты и я. Мое захваченное маленькое Сокровище.

Его губы касаются моих, заглушая мой приглушенный вздох, и я наклоняюсь вперед. Выгибаю спину, прижимаюсь к нему спереди, прижимаюсь к каждому твердому, резному дюйму его тела.

— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, Сокровище? Чтобы поблагодарить меня. — шепчет он мне в губы.

Все мое тело вибрирует от потребности в этом, в нем. Темнота, окружающая нас, давно забыта, даже когда я сжимаю телефон Кинга, фонарик все еще горит у наших ног, в моей руке. Линкс наклоняется, его зубы впиваются в мою толстую нижнюю губу в быстром, плотском насилии. Я стону ему в рот, напротив его зубов, когда кончик его языка касается кончика моего, заглушая хриплый звук, вырывающийся из моего горла.

Вот тогда снова загорается свет.

Глава 8

РАЙДЕН

Поппи смотрит на Линкса так, словно они единственные в комнате.

Не имеет значения, что они стоят в центре нашей переполненной гостиной. Окруженные потными телами, которые, несмотря на отсутствие музыки до того, как мы смогли снова включить электрику, продолжали крутиться вокруг них. Некоторые сейчас просто открыто трахаются.

В комнате раздаются крики, музыка снова становится такой громкой, что у меня звенит в ушах. Но мне все равно. Мне на все это наплевать, когда я наблюдаю за ними.

Загорелая рука Линкса обхватила ее за талию. Ее щеки раскраснелись, высокие скулы покрыты ярким розовым налетом на бледной коже. Ее глаза широко раскрыты, густые веера ресниц, покрытых тушью, развеваются над необычного цвета сиренево-серыми глазами. Мой сотовый все еще у нее в руке, фонарик все еще яркий, его луч направлен на их ноги.

Я не могу оторвать от них глаз. Все остальные кружат вокруг них, танцуют, пьют, развлекаются. Оставляя их в центре, как будто они находятся в невидимом пузыре.

Непроницаемом пузыре.

Я хочу прорваться сквозь него.

Эта ненасытная потребность встать между ними. Мой брат, эта… Девушка.

Я хочу, черт возьми, сожрать ее.

Я чувствую Хендрикса, когда он подкрадывается ко мне, двигаясь бесшумно, мы оба защищены тенью у входа в подвал. Никто не обращает на нас никакого внимания, особенно из-за положения, в котором мы прикрываемся. Осматриваем комнату. Людей. Особенно их.

Линкс произносит нежные слова над приоткрытыми губами Поппи, и ее грудь поднимается и опускается быстрыми движениями. Ее груди поднимаются, поднимаются, поднимаются, а затем она выдыхает, и ее позвоночник выгибается, а свободная рука бессознательно движется, цепляясь за мягкий хлопчатобумажный воротник черной рубашки Линкса, сжимая его в своих накрашенных фиолетовым пальцами.

— Я хочу трахаться с ним, пока он трахает ее. — почти мечтательно произносит Рекс рядом со мной.

Его обнаженная рука касается моей, а грудь раздувается от глубокого вдоха. Незажженный косяк деликатно зажат между его тонкими розовыми губами.

Это знакомо мне. То, как мы можем прикасаться, смотреть друг на друга, быть рядом друг с другом. Мы были вместе всегда.

Мы с Рексом прожили по соседству всю нашу жизнь. Мы родились с разницей всего в три недели и с тех пор оставались неразлучны. Когда Линксу исполнилось девять лет, он переехал ко мне вместе со своей мамой и старшим братом. Для нас двоих, Рекса и меня, было вполне естественно приветствовать Линкса в нашем кругу.

Мы пережили несколько тяжелых лет. Отца Линкса не стало, его мать была в отчаянии. Все они пытались наладить жизнь.

Эти ребята не только мои лучшие друзья. Они мои братья во всех смыслах этого слова. Нам не нужно делиться ДНК, чтобы любить друг друга.

Я рычу в ответ, когда мой член твердеет, и вся моя кровь устремляется вниз так быстро, что у меня кружится голова.

— Она хорошенькая. — бормочу я, наблюдая, как ее тело изгибается к Линксу. Вся ее мягкая, бледная плоть сливается с его твердым, загорелым телом.

Рекс устраивается поудобнее, кладет руку на свой возбужденный член, и его свободная рука сжимает мою, когда он трогает себя через спортивные штаны.

— Очень красивая. — соглашается Рекс, облизывая губы.