Новенькая (СИ) - Муллагалеев Валерий

Будто ведро помоев выплеснулось изо рта продавщицы. Я испугался, что Новенькая швырнет мороженое ей в лицо и кинется в драку. Но она замерла в тревожном оцепенении, словно проглотила иголку, держащие зонтик пальцы побелели от напряжения.

Я молча потянул крышку холодильника в сторону, намереваясь заменить покупку. Продавщица вскочила, обрушила мясистые руки на холодильник и со стуком захлопнула крышку.

– Идите нахуй! – крикнула она с истерическими нотками.

Мы с Новенькой опешили.

– Ты, тетка, совсем что ли? – сказал я. – Чего орешь-то?

– Хулиганы! Охрану позову!

– Пойдем отсюда, – сказала Новенькая, и мы ушли, оставив сломанный "Армагеддон". Тетка тут же спрятала его обратно в холодильник.

Во всем теле пульсировал адреналин, едкая холодная клякса жгла в груди. Мороженщица осталась позади, но уязвленная гордость бурлила, словно проснувшийся вулкан. Теперь я не мог как ни в чем не бывало продолжить смеяться, не мог трогать Новенькую как свою девушку, ведь ее при мне оскорбили, а я растерялся, не нашел, что ответить. Яркие краски чудесного дня выцвели – будто фильм, который мы смотрели, подменили пиратской версией, снятой из кинозала.

– Что мы с ней сделаем? – кровожадно спросила Новенькая.

– Да что с ней сделаешь… больная тупая сука.

– А так хотелось винное попробовать…

– Может, его в другой точке продают? Найдем сейчас… – сказал я с вялой надеждой и вспомнил, что потратил последние наличные.

– Нет, я хочу именно то!

В глазах Новенькой блестели искорки. И тут я понял, что произошедшее – не проблема, не бесславный конец, а многообещающее начало.

– Пойдем-ка… – сказал я.

***

– Объект сидит на стуле и разгадывает сканворд, – в который раз повторила Новенькая.

Обстановка не менялась уже полчаса. Однако объект был женщиной в годах и попивал водичку из бутылки, так что прятаться нам оставалось недолго.

Вскоре мороженщица встала со своего насеста, заперла холодильник, накинула на него баннер, и засеменила в сторону туалета. В те годы еще не понаставили биотуалетов на каждом углу, туалет в парке был один, но большой, и располагался неподалеку от центрального входа, куда идти отсюда было минут пять. Для дородной продавщицы – все десять.

– Начинаем захват! – скомандовала Новенькая.

Мы подбежали к холодильнику. Я скинул баннер, и Новенькая полезла в сумочку за отмычками. Пока она возилась с замком, я поглядывал по сторонам: рядом никого не было, лишь в конце аллеи наметились силуэты прохожих.

– Бляха муха, – сказала Новенькая, – не получается! Такой мелкий замок…

– Это у тебя руки трясутся от жадности.

– Не смешно.

– Кто-то идет, давай шустрее!

– Давай разъебем? – Она уже шарила взглядом в поисках подходящего камня.

– Тебе лишь бы разъебать!

Я осмотрел холодильник. Он представлял собой небольшой прицеп: слева было колесо, справа – крепление для буксира. В рощу тянулся удлинитель, где тихонько фырчал электрогенератор. Я выдернул шнур и взялся за буксир.

– Я подниму, а ты толкай!

– Похищение века! – захлопала в ладоши Новенькая.

Как учил меня друг-спортсмен Антоха, я согнул колени и поднял груз ногами, а не спиной. Холодильник превратился в тележку – мышцы мои взвыли, ладони пронзило болью, но я не отпустил – внутри меня включился реактор, работающий на чувстве мести и понтах.

– Давай! – прокряхтел я.

Новенькая уперлась в холодильник, и тот покатился вперед, сначала медленно, а потом быстрей и быстрей. Мы двинулись вниз по аллее.

– Куда же его? – сказал я, задыхаясь.

– Подальше отсюда… Ты справишься, я в тебя верю, о мой герой!

С утроенной силой я навалился на тележку.

Впереди дорога спускалась лестницей, мы свернули на пандус. Холодильник рванулся вперед и потащил нас за собой. Под горку мы уже бежали, боясь разжать пальцы и упустить добычу. Пятки бились об асфальт, мелькали деревья и прохожие, что будто застыли на месте.

– Впереди поворот! – оповестила Новенькая.

– Да вижу я!

Мы не вписались и вылетели с тротуара в прибрежную рощу тополей. Колесо запрыгало на корнях, но берег круто уходил вниз и скорость лишь нарастала. Холодильник несся вперед: вот-вот, и мы полетим за ним параллельно земле, дрыгая ногами, как в мультиках. Руки свела судорога, пот заливал глаза, я чудом увернулся от дерева, нас бросило вбок – в просветах между деревьями блеснул пруд.

– Держись! – заорал я. Новенькая завизжала.

Еще немного – и мы бы плюхнулись в воду, но нас спас тополь. Ну как спас… Холодильник врезался в ствол и лопнул, как перезрелый арбуз, – в воздух взлетел салют из разноцветных упаковок. Мы с Новенькой кубарем покатились по земле.

Бутерброд падает маслом вниз, кошка – на лапы, а Новенькая всегда оказывается сверху. Я лежал на спине, бережно обнимая девичье тело, вокруг падали мороженки, Новенькая хохотала и месила ногами воздух, словно продолжала бежать, юбка задралась, демонстрируя белые кружевные трусы.

– Ты живой? – опомнилась она.

– Угу.

– Мог и не отвечать, я чувствую, – сказала она, поерзав.

Потом мы ходили среди деревьев и собирали мороженки, как грибы. Пару упаковок пришлось даже выловить из воды. Мы закинули все в холодильник, где сохранилась корка белого льда, и Новенькая стала плясать вокруг, словно пещерный человек, ликующий над тушей поверженного мамонта.

– Обожаю тебя! – выпалила она.

– И я тебя.

Она взмахнула сложенным зонтиком и сказала:

– Встань на одно колено.

Я повиновался с удивлением – обычно я вставал на оба! Новенькая напустила на себя торжественный вид, зонтик поочередно коснулся моих плечей.

– Посвящаю тебя в рыцари-хуицари, – провозгласила Новенькая. – Клянешься ли ты служить мне верой и правдой и выполнять все мои приказания?

– Клянусь, моя королева, – сказал я, бросаясь ей в ноги.

Она захихикала, прыгнула сверху, и вместе мы свалились на землю.

– Какая же ты охуенная, – прошептал я, втягивая запах ее волос, как пылесос.

– Лучший комплимент, что я слышала!

Долго не могли выбрать ни одной мороженки – глаза разбегались. Попробовали винное и отложили, расхохотавшись. Никакого виноградного или винного вкуса – обычный розовый пломбир с запахом перегара. Пришла очередь фирменных "баунти" и "сникерсов", которые я никогда не покупал, потому что дорогие и маленькие. Вот они оказались весьма и весьма, или, как выразилась Новенькая, белиссимо. Мы объелись, мороженое восстановило силы и превратило жару в ласковую благодать.

Когда Новенькая бросила в рот последний кусочек "марса", выяснилось, что "марс" был единственный.

– Ну вот, – вздохнул я. – Не успел попробовать.

– Не проблема, – невнятно сказала Новенькая с набитым ртом. – Иди скорей сюда!

Она нависла надо мной, небрежно взяла за подбородок и выплюнула кусок мне в рот, после чего внимательно наблюдала, как я жую, глотаю и краснею. Ее измазанные в мороженом бордовые губы растянулись в улыбке, в глазах вспыхнул такой огонь, что я заволновался, как бы все наше мороженое не растаяло. (А "марс" показался невероятно вкусным.)

Пресыщенные и ленивые, мы сидели на краю берега под плакучей ивой, щурясь от водных бликов. Новенькая раскрыла зонтик, и зеленоватая тень покрылась узорами.

– О! – вдруг сказала она и достала из холодильника тот самый "Армагеддон".

– Он же сломанный, – сказал я.

Новенькая загадочно улыбнулась. Вскрыв упаковку, она взяла пальцами кусочек и поднесла к моему рту. Я послушно взял угощение и сомкнул губы на ее пальцах. Она медленно их вытянула и улыбнулась.

– Вкус победы, – прокомментировал я. – Десерт после обеда из десертов.

– Не-ет, твой десерт будет сейчас!

Новенькая отыскала ванильный пломбир в стаканчике, театрально огляделась и задрала блузку (лифчика, конечно, не было). Насладившись выражением моего лица, она погрузила палец в подтаявший до состояния взбитых сливок пломбир. Я судорожно сглотнул, видя, как она намазывает его на розовый сосок. Тот мгновенно затвердел и оттопырился, такой крупный, что напоминал ядрышко фундука. Новенькая подалась вперед и выгнулась. Предложение было очевидным, но она все равно сказала, смакуя каждое слово: