Новенькая (СИ) - Муллагалеев Валерий

– Слижи его с меня.

Я сделал это медленно и нежно, ощущая кончиком языка все рельефные очертания. Я учащенно дышал, но не ради кислорода, а в попытке уловить тонкий запах нежнейшей кожи, ускользающий, словно силуэт нимфы в мифическом саду.

Новенькая положила ладонь мне на голову, удерживая меня в сидячем положении, а сама поднялась. Я взглянул снизу вверх. Прикрываясь зонтиком, она размазывала мороженое по груди. Пломбир таял на разгоряченном теле, густые сладкие струйки обогнули полушария, побежали по ребрам к плоскому животу, смешиваясь с потом. "Она же вся перемажется!" – мелькнуло в голове… Но вскоре Новенькая еще стала чище, чем прежде, а я совсем объелся.

Этого ей было недостаточно. Новенькая уселась на выпирающий корень, на покатом берегу ее ноги спустились вниз, где в томительном ожидании сидел я. Она задрала юбку до бедер – тонкие белые ноги и сами были словно из пломбира! Очередной стаканчик мороженого стал в ее руках художественной кистью, которой она покрыла свои икры и бедра сливочными узорами. Новенькая поманила меня пальчиком. Мороженого-то я наелся, но ее хотел всегда!

Меня накрыла полосатая юбка, и я оказался в шатре, где пахло Новенькой и ванилью, лучи солнца проникали сюда приглушенные и такие же полосатые. Я начал снизу, медленно продвигаясь к бедрам, где кожа становилась такой нежной, что я боялся поцарапать ее своим языком. Я добросовестно слизал все мороженое и двинулся к белеющим впереди трусикам, но сверху мою голову оттолкнула рука. Впереди мороженого не было, и потому я мог лишь смотреть, удерживаемый невидимым поводком. Понимая это, Новенькая раздвинула ноги шире. Я томительно застонал, а она засмеялась.

Вдруг ее рука снова легла мне на голову, но теперь упиралась не в лоб, а в затылок. Я затаил дыхание. Бесконечно медленно, сжигая в страсти секунду за секундой, Новенькая стала приближать мое лицо к себе. Становилось темнее, воздух густел, а белые кружева увеличивались, словно я спускался на парашюте в центр лабиринта, где находится сокровенный источник трансцендентного блаженства.

Раздался плеск, смех и гудок, как на пароходе. Новенькая ойкнула и свела ноги – бедра хлопнули меня по щекам.

– Вылезай, быстро!

Легко сказать! Мне и самому-то вылезать не хотелось, а тут еще такой капкан! Она вытолкала меня из-под юбки как раз в тот момент, когда из-за угла показалась большая весельная лодка с компанией на борту. Я уселся рядом с Новенькой и суетливо пригладил волосы, красный, обескураженный, готовый броситься в воду от стыда. Они что-нибудь видели?!

Лодка поравнялась с нами, но никто не показывал пальцем и не отпускал комментариев. Парни и девчонки наслаждались летним выходным, болтали и веселились (я их ненавидел и хотел утопить). Нам помахали рукой. Новенькая помахала в ответ, она улыбалась так, будто была не против продемонстрировать, что со мной вытворяет. Я зачем-то крикнул:

– Хотите бесплатное мороженое?

– Чего это бесплатное?! – возмутилась Новенькая.

Она продала компании торт-мороженое и пару ведерок. Я просто офигел от такой наглости.

– В парке охрана бегает, ищут кого-то, – сказал парень в пиратской шляпе. – Не вас, случайно?

– Я еще не настолько знаменит, – сказал я.

– Ментов вызвали, – добавила одна из девушек.

– Это за мной! – воскликнула Новенькая. – Я похитила этого сладкого паренька.

С этими словами она потрепала меня по щеке. Не зная, как реагировать, я рассмеялся, как и наши гости.

– Подбросите до того берега? – спросил я.

– Не знаю, выдержит ли лодка еще двоих… – сказала одна из девушек, ревниво поглядывая на Новенькую.

– Она сядет ко мне на колени, и мы сойдем за одного, – сказал я.

Лодка качнулась от хохота. Компания явно была навеселе.

– Да запрыгивайте уже!

Взяв мороженого, сколько смогли, мы взошли на пиратский корабль и уплыли в закат (хотя еще был день).

Ребята оказались нормальные, мы даже рассказали им про случай в парке, чем вызвали восхищение, респект и уважуху. Подружились. Винное мороженое пришлось компании по вкусу, и мы отдали его в благодарность за переправу.

На другом берегу пруда мы с Новенькой оказались в старом районе города, и путь домой превратился в еще одну прогулку, однако момента сладкой близости, увы, не повторилось. "Ничего, – утешал себя я, – все лето еще впереди".

…

А вы знали, что мелодия состоит не столько из звуков, сколько из пауз между ними? В зависимости от интервалов тишины, ритм получается бодрым или заупокойным, а если пауз не будет вовсе, то зазвучит раздирающая уши какофония (слово, однокоренное с какашками).

В речи паузы тоже важны. Говоришь, говоришь, а затем делаешь мхатовскую паузу – и нарастает напряжение, уши собеседника растопыриваются, как у летучей мыши… и вот, вознесенный на пьедестал из внимания, ты небрежно роняешь слово. Оно важное, оно исполнено смысла, оно звучит как последняя нота оркестра.

Но это всего лишь пауза, а молчание? Его по праву следует считать отдельной языковой единицей, как слово или предложение. Молчание – это не отсутствие речи, оно говорит, причем громко и на любые темы. Если вам промолчали в ответ, то тишина потому и звенит, что переполнена коммуникативной информацией: почему молчишь? что случилось? дело во мне?! Личность молчуна, личность слушателя и контекст вместе создают целую вселенную предположений – квантовые чудеса, ей-богу! (В те времена было модно называть всё квантовым, потому я решил, что открыл квантовую лингвистику.)

К чему я это всё? Эти и другие размышления терзали меня, когда Новенькая ни с того ни с сего перестала разговаривать. Не только со мной, а вообще со всеми, но до окружающих мне дела не было. Она молчала, а я плодил квантовые миры предположений.

Долго пытался до нее дозвониться. Трубку-то она взяла, но в нее тоже молчала. Я представлял, как в безвоздушном пространстве безмолвия парит ее флегматичное лицо, похожее на восковую маску: макияж яркий, а жизни – ноль, словно она робот. Но даже будь Новенькая роботом, я уверен, она оказалась бы штучным экземпляром, экспериментальным, для которого нет инструкции, и никто на форумах не подскажет, на какую кнопку жать, чтобы ее перезагрузить. (При встрече я попробовал нажать на одну из "кнопок", но получил безмолвную пощечину.)

Я-то думал, что у нас все хорошо и впереди целое лето сладких встреч, а тут такое. Попытки расшифровать ее молчание привели к вышеописанным теоретическим изысканиям, но не к решению проблемы. Я был в шаге от того, чтобы рехнуться и посвятить жизнь изучению семиотики и содержимого девичьих голов в самом буквальном и кровавом смысле.

Вспомнив, как было весело в парке и на пруду, я решил вытащить Новенькую покататься на лодке. Я звонил ей, в монологе назначал время встречи, она меня динамила, я звонил снова, приходил к ее дому и орал под окном – то ли как рыцарь под башней принцессы, то ли как мартовский кот (хотя песни их, должно быть, одинаковы, просто на разных языках).

Спустилась.

Я схватил ее за руку, чтобы не убежала.

– Привет!

Смотрит на меня, молчит, не улыбается. Одета во все черное, джинсы облепили тонкие ноги, ревниво скрывая алебастрово-белую кожу (от меня?!) Единственный цветной аксессуар – лисий хвост на поясе, но не рыжий, а сине-зеленого оттенка. Рядом с ним бряцают обереги и тактическая ручка для самообороны – тоже своего рода оберег от дурного глаза, которым легко этот самый глаз вышибить. Лицо не белое, а бледное: освобожденные от косметики веснушки в удивлении дышат воздухом. Волосы как всегда прекрасны, блестят и благоухают – депрессия депрессией, а мытье головы по расписанию.

– Я думаю, у тебя молчанка, – сказал я с интонацией доктора Хауса.

Мелькнула улыбка – тусклая, словно луч фонарика, из которого достали севшие батарейки, пожевали и вставили обратно. Тоже результат, но без перспектив.