Рыцарь Спиркреста (ЛП) - Рид Аврора

Он прекращает свои упражнения и подходит ко мне. Мое сердце учащенно забилось от его внезапного приближения и тяжести его взгляда, когда он заговорил.

— Я говорю о той агрессии, когда хочется просто схватить кого-нибудь. — Его руки вырываются, и он хватает меня за шею, заставляя меня подпрыгнуть так сильно, что ручка вылетает из руки. — Впечатать их в стену. Вбить их в стену. Одолеть их. Такая агрессия, Саттон.

Он держит мою шею не настолько сильно, чтобы причинить боль, но его хватка тверда, намекая на силу, которую он мог бы использовать, если бы захотел. Он пытается запугать меня, как сделал это, когда снимал с меня шарф и пальто. Поэтому я заставляю себя сохранять спокойствие и невозмутимость.

— Я не знаю, — холодно отвечаю я.

— Нет, я уверен, что не знаешь, — усмехается он, его пальцы проникают чуть глубже. Пульсация между моих ног вторит бешеному биению моего сердца. — Но ты так туго зажата — наверняка внутри тебя накопилось столько напряжения. Я уверен, что смогу найти способ выплеснуть эту агрессию прямо из тебя.

Я смотрю ему прямо в глаза, не желая поддаваться на уговоры.

— Если ты предлагаешь себя в качестве груши для битья, то я уверена, что ты сможешь.

— В любом месте и в любое время, — говорит он, низко и хрипло. — О, я бы даже не стал сдерживаться с тобой, Саттон. Я бы отдал тебе все, что у меня есть.

Несмотря на то, что мы говорим о спорте, мне вдруг кажется, что это не так. Мое дыхание сбивается, кожа горит под одеждой. Тепло опускается в живот, струйками течет между ног. Я вспоминаю наше первое прикосновение, невинность того момента. Но воспоминания о том объятии сгорают, как хворост в огне всего, что происходит сейчас, и разлетаются в разные стороны.

Потому что это не мило и невинно.

Это агрессия в другой форме. Красный цвет похоти, замаскированный под алый цвет насилия.

Я нервно облизываю губы. Его взгляд тут же падает на мой рот.

— Нет ничего такого, что ты мог бы дать, что я не могла бы взять, Эван. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты только болтаешь.

— Я бы не был так уверен, Саттон.

Он притягивает меня к себе за шею, заставляя опуститься на табуретку, почти сокращая расстояние между нами. Сирены вопят в моем сознании, предупреждая, что я зашла слишком далеко на опасную территорию.

— Если ты получишь пятерку на экзамене, — быстро говорю я, мой голос звучит немного грубо, немного панически. — Тогда я разрешу тебе сделать бесплатный удар.

Он сглатывает, его горло вздрагивает. Его голос звучит так же грубо, как и мой. — Я убью тебя на хрен.

— Я сказала, если ты получишь пятерку на экзамене, — повторяю я. — Так что я не собираюсь терять из-за этого сон.

Я отстраняюсь, и, к моему удивлению, он тут же отпускает мою шею. Я отступаю назад, сопротивляясь искушению прикоснуться к своей шее, стереть его прикосновение с моей кожи.

— В таком случае, — говорит он с лукавым блеском в голубых глазах, — мне придется придумать другой способ заставить тебя потерять сон.

— Можешь попробовать, — говорю я, откидываясь на спинку табурета и отмахиваясь от него рукой в пренебрежительном жесте.

— Будь осторожна в своих желаниях, Саттон, — ухмыляется он и уходит готовить кофе.

Мой пульс все еще бьется в горле, пока я смотрю ему вслед, сузив глаза. Эван прост, как все, но в последнее время мне все труднее его понять.

Мне почти не хватает наших отношений за последние несколько лет. Они были интенсивными только в том смысле, что неприятными. Встречи с ним и его дружками всегда заканчивались одинаково: жестокими комментариями, детскими издевательствами и самодовольными ухмылками.

Но в этой злобности была какая-то успокаивающая надежность. Через некоторое время я приспособилась к ней. Я научилась избегать ее, а если не удавалось, то и противостоять ей.

Но это… Это далеко не то, к чему я привыкла. Я больше не знаю, как с этим справиться. Как будто, оказавшись в его доме, Эван понял, что находится на совершенно другом поле боя.

Вместо того чтобы пытаться победить меня с помощью оскорблений и насмешек, он использует совершенно другой арсенал. Арсенал, состоящий из его тела, его глаз, его голоса. Его двусмысленные комментарии и чувственные предложения в них.

Если бы я не знала лучше, я бы подумала, что Эван флиртует со мной.

Но я знаю лучше. Я знаю, что лучше не доверять ему, не поддаваться на его игры.

Потому что при всей своей внешней искренности Эван более двуличен, чем кто-либо другой из моих знакомых. Мне до сих пор стыдно, что он обжег меня однажды.

Он не обожжет меня дважды.

Мед

Первый раз, когда Эван обжёг Софи

Первый раз Эван увидел меня в столовой во время обеда. Я сижу за своим обычным столиком у одного из окон и ем с книгой, прислоненной к подносу. Эван не всегда присоединяется ко мне за обедом — я и не жду от него этого. Но сегодня он остановился у моего стола с яблоком в руках. Я поднимаю глаза, и улыбка застывает на моем лице.

По бокам от него стоят Лука, Яков, Северин и Закари, самые популярные мальчики в году, и смотрят на меня сверху вниз. Их лица закрыты и насмешливы, как и у Эвана.

Я хмуро смотрю на них. — Что вам нужно?

— Ничего от тебя, — говорит Эван, и агрессия в его голосе меня удивляет.

— Просто смотрю на новую поклонницу Эвана, — с усмешкой говорит Лука.

— О чем ты говоришь?

Я словно очнулась от кошмара, но очень реалистичного кошмара, в котором все кажется реальным, но что-то не так.

Я нахожусь на задворках, не подготовлена и дезориентирована. Мое сердце учащенно бьется, как будто я в опасности. Если бы я могла следовать своим инстинктам, я бы схватила свой поднос, бросила его во всю эту группу и убежала. Но они образовали вокруг меня арку, если бы я хотела уйти, мне пришлось бы протискиваться мимо них, чего я не хочу делать, если только меня не заставят.

— Неужели ты думаешь, что у такой девушки, как ты, есть шанс с кем-то из нас? — продолжает Лука. — Ты себя видела?

— Я знаю, что такое зеркало, да, — отвечаю я. — Неужели тебе нечем заняться, кроме как рассказывать мне то, что я и так знаю?

— Если ты уже знаешь, насколько ты отвратительна, то почему ты решила, что это хорошая идея — попытаться сойтись с Эваном?

Я смотрю на Эвана, но его ухмылка скрывает любое истинное выражение его лица. Невозможно сказать, что он чувствует или о чем думает в этот момент. Но ясно, что что-то произошло. Эван, стоящий передо мной, — это не тот Эван с урока английского языка. Эван, который сидел рядом со мной, подперев подбородок кулаком, и смотрел, как я играю в шахматы. Эван, который подарил мне на Рождество ожерелье из крошечных медвежат и обнимал меня возле актового зала.

Этого Эвана нигде нет — я никогда больше не увижу его после этого.

— Я не пытаюсь сойтись с Эваном, — огрызаюсь я. — Так что вы все можете уйти и оставить меня в покое.

Но к тому времени ущерб не был нанесен — он нарастал. Собирается толпа, не только девятиклассники, но и десятиклассники, и одиннадцатиклассники. Девочки, которые всегда находили повод смотреть на меня свысока, теперь с ликованием наблюдают за разворачивающейся на их глазах сценой.

И что бы я ни говорила и ни отвечала, я уже ппроиграла.

Я проиграл в тот момент, когда переступил порог Спиркреста.

Голоса нарастают, становятся безликими.

— Она просто цеплялась за Эвана — так отчаянно.

— Ее родители — уборщики. Она получила место здесь только потому, что они умоляли школу позволить ей это.

— Мне так стыдно за нее.

— Я слышала, что она влюблена в Эвана. Я бы на его месте очень обиделась.

— Ты видела эти отвратительные пятна на ее лице? Она хоть моется?