Спасение Веракко (ЛП) - Эвелин Виктория

— Ты упомянула его имя так легко. Мне стало любопытно, — уголок его рта приподнялся. — Может быть, это он, о ком ты мечтаешь ночью?

— Что? — Лили недавно снились странные сны. Откуда он мог знать?

— Ты издаёшь звуки во сне и источаешь запахи. Иногда страха, а иногда — другие, — его глаза засветились ярче в темноте.

Всё её тело вспыхнуло от смущения.

— Мы же неплохо проводили время. Почему ты должен говорить такое? Тебе нравится смущать меня?

Веракко пожал плечами и возился с ломтиками мяса, которые стали золотистыми.

— Мне нравится, когда твои щёки покрасневшие, а не бледные, — ответил он.

Жар разлился внутри её. Пытался ли он отвлечь её от беспокойства?

Она сглотнула.

— Дэви Крокетт — это старый герой фольклора. Это было первое имя, которое пришло в голову, вот и всё, — ответила она.

— Герой фольклора? — спросил он.

— Да. Это человек, который жил давно, и его жизнь стала чем-то вроде легенды. Обычно сильно преувеличенной. Дэви Крокетт был первопроходцем. Есть история о том, как он победил медведя, когда ему было три года, — на его сбитое с толку лицо она объяснила: — Медведь — это огромное животное, которого невозможно победить взрослому мужчине, не говоря уже о трёхлетнем ребёнке.

Веракко пробурчал что-то, затем заменил приготовленное мясо сырым и протянул Лили лист, используя его как тарелку. Она взяла зелёное блюдо и, взглянув на композицию удивленно. Тонкие ломтики фрукта вагет были веером разложены вокруг горки гюрен-орехов и аккуратно выложенных полосок мяса. Если бы она сосредоточилась только на своей тарелке, то могла бы притвориться, что находится в модном ресторане в Портленде.

Лили поднесла кусочек мяса к губам, но замялась.

— Что случилось? — спросил Веракко, его голос приобрёл оттенок раздражения.

— Ничего. Просто я давно не ела мясо. Обычно я вегетарианка. Не то чтобы я не любила мясо, я охочусь почти всю свою жизнь. Но когда я охочусь, я стараюсь, чтобы животное погибло быстро и без боли, и чтобы ни одна часть его не пропала зря. В городе я не могу быть уверена в том же, поэтому придерживаюсь вегетарианской диеты. Кроме того, мне немного жаль, что животное такое большое. Я боюсь, что мясо испортится, прежде чем мы успеем его съесть, — тараторила она.

Мышца на челюсти Веракко снова дёрнулась, и Лили мысленно выругалась. Она не хотела, чтобы он подумал, что она неблагодарна.

— Я убил его быстро. Оно не почувствовало боли, — сказал Веракко, наполняя свой лист горкой приготовленного мяса, слегка более сырого, чем ей бы хотелось. — А насчёт количества, я уверяю, что съем всё, что ты не сможешь.

Лили взглянула на его большие обнажённые бицепсы. Чтобы поддерживать такую форму, ему действительно нужно было много есть.

Не говоря ни слова, она сунула кусочек ярко-красного мяса в рот и не смогла сдержать стон удовольствия. Текстура была тёплой и маслянистой, вкус — мягко солёным. Боже, как я скучала по стейку.

Её желудок болезненно сжался, и в этот момент голод резко нахлынул. Не обращая внимания на то, что, вероятно, выглядела как голодная собака, она начала быстро есть мясо, так быстро, что закружилась голова от нехватки дыхания.

Когда её желудок был полон вкусным мясом, фруктами и орехами, которые удивительно походили на горький шоколад, Лили откинулась на мягкие опавшие листья и потянулась. Белок словно стал шоком для её системы, проясняя её мысли и поднимая настроение.

Она закрыла глаза и прислушалась к шумам леса. Звуки были так похожи, но в то же время так отличались от белого шума, под который она засыпала каждую ночь на Земле. Хор гудения и чириканья от неизвестных существ, смешанный с лёгким шорохом листьев на ветру, был её колыбельной сколько она себя помнила. Во взрослом возрасте это было единственное, что осталось от её сильной привязанности к природе.

— А ты переживала, что останется слишком много мяса? — услышала она мягкий голос Веракко с другой стороны костра. Он всё ещё работал над своей едой, медленно, а не заглатывая её, и на его лице появилось странное удовлетворение.

Лили на мгновение подумала о том, как некрасиво она должна выглядеть, но затем решила, что ей всё равно. Возможно, на её подбородке была жирная пленка, а её белая рубашка в пятнах, но она впервые за несколько недель чувствовала себя сытой и расслабленной. И всё это благодаря ему.

Ощущение вины, которое целый день беспокоило её, вернулось.

— Веракко, мне нужно кое-что сказать, — произнесла она.

Он взглянул на неё с любопытством и кивнул.

— То, что я сказала раньше… когда я сказала, что не хочу, чтобы ты был здесь… Я извиняюсь. Я не имела это в виду. Я благодарна, что ты здесь, и не только потому, что ты добыл нам еду. Это… — Лили запнулась, а затем продолжила. — Это было очень сложно быть одной. — Она посмотрела ему в глаза, надеясь, что он поймёт её искренность. — Я испытывала много проблем, и не хотела изливать их на тебя.

Веракко молча удерживал ее взгляд некоторое время.

— Я знаю. Тебе не нужно извиняться, — ответил он с кривой улыбкой. — Я специально хотел вывести тебя из себя. Не стоило.

Ощущение облегчения нахлынуло на неё, и она рассмеялась, качая головой.

— Ну, у тебя это получилось. Когда ты сказал, что чувствуешь запах моего… — лицо Лили внезапно раскраснелось, когда она осознала, что говорит. Зачем она упомянула о том, что возбудилась, и он почувствовал это? Не время, Лили!

Взгляд Веракко потемнел, его ноздри расширились. Его язык, слегка заострённый по сравнению с человеческим, скользнул по его полным нижним губам. Сердце Лили забилось быстрее, и она оглянулась вокруг лагеря в поиске любого способа изменить тему разговора.

— Давай сыграем в игру, — сказала она, поспешно расчистив перед собой листья. С помощью палки она нарисовала простую доску для шашек.

Веракко взял кусочек мяса в рот и с недоверием проследил за её действиями.

— В какую игру?

Лили закатила глаза на его подозрительный тон.

— Я же не прошу тебя играть в русскую рулетку. Это всего лишь шашки. Это настольная игра, в которую я играла с отцом, когда у нас было свободное время, — объяснила она.

Она собрала кучу скорлупок, которые остались после раскалывания гюрен-орехов, и попросила Веракко разломать ветку на двенадцать маленьких кусочков.

Лили объяснила правила игры серьезному Веракко. Затем сделала первый ход. Он уставился на самодельную доску так, как будто это была самая сложная стратегическая игра, которую он когда-либо видел. Она прикусила губу, чтобы не засмеяться. Кто-то явно очень конкурентоспособен.

— Моя мама ненавидела шашки, — сказала она, пока Веракко продолжал сосредоточенно смотреть на доску. — Она говорила, что это шахматы для бедняков. — Он протянул руку, чтобы сделать ход, но замер и отдёрнул её. — Вряд ли бы мы смогли найти шахматы в лесу, верно?

Веракко бросил на неё быстрый взгляд, в его светящихся глазах читалось раздражение.

— Ты пытаешься отвлечь меня, — сказал он.

Лили наклонила голову и поджала губы.

— Нет, я просто разговариваю, пока теряю год жизни, ожидая, пока ты сделаешь ход, — ответила она.

Уголок рта Веракко слегка приподнялся, и он сделал ход.

— Ты скучаешь по своим родителям? — спросил он.

— В каком-то смысле, да. Но мы не были очень близки, — ответила она. Они поочерёдно делали ходы, между ними установилось приятное спокойствие. — Несмотря на то, что ты мне рассказал, я всё ещё надеюсь, что смогу увидеть их снова когда-нибудь.

Веракко застыл, ставя кусочек ветки в невыгодное положение, и посмотрел на неё с некоторым недоумением. Он нахмурился, и в его глазах появился отблеск сожаления.

Лили засмеялась.

— Ты так быстро предполагаешь, что всё никогда не изменится, не так ли? Ты сказал, что планета классифицируется как класс 4, потому что они ещё не путешествовали достаточно далеко в космосе. Но… — она бросила на себя взгляд, — …если на твоей планете найдено столько человеческих женщин, то, возможно, многие из нас путешествовали в космосе. И даже если этого недостаточно, кто знает… — Лили пожала плечами. — Если я сижу на этой планете, играя… — она передвинула свою шашку, перескочив через две фигуры Веракко, — …и выигрываю в шашки против синего пришельца, который, как бы ни было странно, того же вида, что и я, то, я думаю, это свидетельствует о том, что возможно всё. А если мы одного вида, то разве нас не нужно классифицировать одинаково?