Сладостное заточение (ЛП) - Олтедж Нева

Пыль кружится в воздухе, когда Массимо подходит и встает прямо передо мной. Мой нос чешется от частиц, летающих вокруг нас, и слабого запаха плесени и… сигаретного дыма.

— Боишься? — спрашивает Массимо, беря мою руку в свою.

— Нет. А должна?

Я не могу толком разглядеть его лицо, только общие очертания его тела, возвышающегося надо мной, но я слышу его тихий смешок. Он делает шаг назад, увлекая меня за собой. Поднимается еще больше пыли, когда он подталкивает меня через комнату к другой двери, которая появляется в дальнем углу. Я чихаю.

— Прошу прощения за это. — Его большой палец касается моей точки на пульсе, заставляя мою руку покрываться мурашками. — Еще два шага.

Каблук моего ботинка за что-то цепляется, и я спотыкаюсь вперед. Тут же две толстые руки обхватывают меня, защищая.

Тепло. Оно накатывает в моем теле, словно электричество. Грудь Массимо поднимается и опускается под моей щекой, пока я слушаю ровное биение его сердца. Но в мгновение ока ритм меняется, пока не становится похожим на бегущий поезд. Я закрываю глаза и просто принимаю его, все время удивляясь чувственному теплу, исходящему от его тела. И это ощущение нахождения в его объятиях, даже если я знаю, что это всего лишь случайность. Украденный момент. Это длится всего несколько секунд, а затем он уходит. Оставляя меня замерзать без его рук, обнимающих меня.

— Все в порядке? — его голос звучит отрывисто в темноте.

— Да.

Я вижу, как он кивает. Он подходит к двери, тянется к ручке перед собой. Еще один щелчок. Затем сквозь щель прорывается полоска света, а вместе с ней — шум хриплых разговоров и восторженный смех.

— Я знаю, ты считаешь, что Коза Ностра — это роскошные вечеринки и интриги, — говорит Массимо, раздвигая дверь и выпуская все больше звуков и запахов с каждым дюймом. — Но это гораздо больше, ангел.

Мое глупое сердце учащенно забилось. На мгновение я позволяю себе поверить в то, что то, что, должно быть, сказано вскользь, на самом деле имеет особый смысл. Что ласковое обращение, которое он случайно бросил, предназначалось только мне. Что, возможно, именно так он меня и воспринимает.

— Пойдем. — Массимо полностью отодвигает дверь и отходит в сторону, открывая вид на полный хаос. И жизнь.

Десятки людей, в основном мужчины, собрались за маленькими круглыми столиками, толпящимися вокруг огромного зала. Кажется, все они говорят одновременно. Шум почти оглушительный. Две официантки в маленьких белых фартучках поверх коротких черных юбок снуют туда-сюда среди сидящих, расставляя напитки и отшлепывая случайные блуждающие руки. В центре зала группа из шести человек играет в карты, а несколько человек стоят вокруг них. Смех раздается со всех сторон, когда один из мужчин указывает на положенную руку. Рядом с игроками двое седовласых старичков вступают в словесную перепалку. Их голоса все повышаются и повышаются, словно пытаясь преодолеть уровень, доносящийся с других столов. А посреди всего этого у ног стариков спит собака, совершенно не обращая внимания на шум.

В левой части комнаты стоят два бильярдных стола, и вокруг них сгрудилась толпа примерно из двадцати человек. Женщины, похоже, больше заинтересованы во флирте с мужчинами, чем в просмотре или игре. Классический музыкальный автомат занимает соседний угол, а пара средних лет танцует прямо возле него. Сбоку находится небольшая барная стойка с четырьмя табуретами, но на ней сидит как минимум вдвое больше парней, которые делают коктейли и возбужденно переговариваются с женщиной, готовящей напитки. В общем, это типичный субботний вечер в соседнем пабе, но с одним существенным отличием: Все мужчины, включая стариков с собакой, носят пистолеты в кобуре.

Один из мужчин возле стола, играющих в карты, поднимает взгляд и останавливает его на нас, стоящих на пороге. Это Пеппе. Я не узнала его без его костюма и галстука. Его глаза вспыхивают от удивления, когда они замечают человека за моей спиной. Он медленно выпрямляется и издает короткий, пронзительный свист. Разговоры и смех немедленно стихают, и кто-то выключает музыку. Десятки глаз устремляются на Пеппе, затем следуют за его взглядом обратно на нас.

Массимо обходит меня и входит в комнату. Звук стульев, скребущих пол, заполняет внезапную тишину, поскольку почти все мужчины вскакивают. Несколько молодых парней остаются на своих местах, но ненадолго. Более зрелые мужчины поблизости тянут их за воротники.

Рука Массимо ложится мне на талию, притягивая меня к себе, пока его глаза блуждают по притихшей толпе. Благоговейные глаза почти сотни людей смотрят на него. Молодые парни кажутся сбитыми с толку, бросая быстрые взгляды вокруг, задаваясь вопросом, что происходит. Остальные же, те, кому на вид больше тридцати, не сводят глаз с Массимо. Судя по выражению их лиц, они знают, кто он такой.

Никто не произносит ни слова. Тишина настолько абсолютна, что почти осязаема. Кажется, что сам воздух трескается, будто заряженный. Массимо бросает последний взгляд на мужчин, собравшихся в этой комнате, затем медленно кивает. Движение намеренное и, кажется, несет в себе послание. Что это? Затем каждый человек, узнавший его, отвечает кивком. Десятки голов двигаются в унисон, их синхронизация идеально выровнена.

Признание. Преданность. Уважение. Это написано на лицах этих парней. Я вижу убежденность в их глазах. Никаких сомнений, как будто уверенность, которую они чувствуют, высечена в камне. Независимо от того, кто занимал официальную должность все эти годы, они были и остаются людьми Массимо. Это видно по тому, как они смотрят на него. Это зрелище настолько поразительно, что у меня мурашки по коже.

— Рад снова вас всех видеть, — говорит Массимо, затем сосредотачивается на Пеппе. — Восемнадцать человек, разделенные на две смены. Вооруженые автоматическим оружием. Должны быть у меня дома в течение часа.

— Понял, — отвечает Пеппе.

— Хорошо. — Массимо крепче сжимает мою талию. — С остальными встретимся на следующей неделе.

Он разворачивает нас, и мгновение спустя мы снова направляемся через пыльный вестибюль к выходу, тишина тянется за нашими спинами. Все еще полностью ошеломленная тем, что я увидела в той комнате, я даже не замечаю, как мы выходим из здания.

— Ты еще официально не вступил в должность дона, — говорю я, когда он открывает мне дверцу машины. — Капо не понравится, что ты нанял людей для своей охраны, прежде чем примешь присягу в качестве дона.

— Эти чертовы киски могут отсосать мой член. И охрана не для меня.

— Тогда для кого они? — спрашиваю я, опускаясь на сиденье.

Массимо приседает рядом с моей открытой дверцей машины. При его росте его лицо оказывается почти на одном уровне с моим. Взгляд его глаз кажется почти диким.

— Для тебя.

Мой пульс зашкаливает за стратосферу — сердце колотится в груди так дико, что оно вот-вот разорвется от счастья и переполненности. Может ли он…

— Безопасность моей сводной сестры больше никогда не будет поставлена под угрозу, Захара.

Раздавлена. Его слова уничтожают меня, превращая мою глупую надежду в кучу пыли.

Я отвожу взгляд, смотрю в лобовое стекло, но ничего не вижу.

***

— Тебе не нравится?

Я снова начинаю ковыряться в контейнере для еды на вынос.

— Все в порядке.

Массимо выгибает бровь, глядя на меня с другой стороны обеденного стола.

— Я могу попросить одного из парней сходить за чем-нибудь еще, если хочешь. Я думал, тебе нравится китайская кухня?

Мне нравится. Я рассказала ему о своих любимых блюдах в одном из писем, как и почти все остальное о себе.

Моя рука скользит к цепочке на шее, и я начинаю теребить ее, скручивая и пропуская их сквозь пальцы. Это одно из платиновых ожерелий, которые мне прислал Массимо. Я была так чертовски взволнована, когда открывала посылку, обнаружив, что это ювелирное украшение и что оно от него. Боже, какую радость я испытала, полагая, что это должно быть доказательством того, что он заботится обо мне. И он заботится, просто не так, как я хочу. И мне давно пора это принять.