Эпоха героев (ЛП) - Нира Страусс

Когда я почти вхожу, на моём пути встаёт огромный мужчина. Его мощные руки и широкая грудь напоминают мне Абердина. Его лицо почти скрыто светом за спиной, но я различаю густую седую бороду.

— Пока нет, — говорит он.

И я остаюсь снаружи, слушая веселье, ощущая странную смесь тепла и тоски.

Глава 26

Аланна

О близнецах, рождённых во время обряда соединения рук твоего кузена.

Предлагаю отправить письмо Триаде с просьбой о вмешательстве.

Он хочет увести их в своё жилище в глубинах Хелтер.

Она убеждена, что у них вырастут жабры, и они будут жить в Вахе.

Ни Гоб, ни Никса не хотят вмешиваться.

На кой чёрт женились гном и селки?

Чёрт бы побрал пиво на праздниках.

— Жалобы, публично поданные во время обряда соединения рук, более пятисот лет назад

Дни сменяли друг друга, пока я тренировалась с Фионом. Я всё ещё застряла на первом испытании. До третьего колодца добралась лишь однажды — снова без щита — и продержалась там тридцать четыре копья, почти не имея возможности двигаться.

У меня болели колени, зад, спина, руки и шея больше недели, пока боль не прошла. Пока мышцы и суставы не поняли, что пытка не закончится и им придётся укрепиться. Стать выносливее. Гибче.

И это была самая простая часть. Сложнее всего было снова и снова убеждать тьму, что она не может мне помогать. Сдерживать её стремление выскочить на помощь, когда копьё оказывалось слишком близко к моему лицу. Не слушать её всё более громкие всхлипы. Один раз мне даже показалось, что она что-то сказала.

Наверняка это была усталость. По ночам я едва помнила, как растягивалась на подушках, и уже давно перестала доставлять себе удовольствие — по множеству причин. Упрямство заставляло меня думать, что лучше накопить всё напряжение, хотя наверняка это было не так.

Орна будила меня пошлыми песнями и глупыми загадками. Однажды утром, когда я ещё боролась с заспанными глазами за завтраком, она долбила меня снова и снова:

— Может пересечь всю Гибернию вверх ногами. Что это? Ну, что это?

— Клянусь котлом Ксены, если скажешь, что это мужской…

— Гвоздь в ботинке, — невозмутимо ответила Веледа.

— Вот именно! Почему у тебя такой извращённый ум, девочка? Приз победителю — человеку!

— Наполовину фэйри.

— Ты в этом уверена?

И хотя она говорила в самые неподходящие моменты, была обидчивой и легко раздражалась, я заметила, что разговоров особо не вела. Ей нравилось болтать и чтобы её слушали, но стоило мне задать хоть какой-нибудь вопрос, касающийся её жизни с Теутусом или Другим Миром, она тут же замыкалась.

Я решила не давить. Гвен предположила, что у неё может быть полезная информация — и была права, — но я решила, что лучше развить с Орной такие отношения, в которых ей не нужно будет впадать в истерику, если мне надо отойти на пару минут, и она будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы рассказать о своём прошлом по доброй воле.

Иначе я бы нарушила наш уговор.

«Ты больше не будешь считать меня демоном и не станешь связывать со злодеяниями Теутуса, а я буду обращаться с тобой как с союзницей, которая мне нужна, чтобы помочь друзьям».

Я должна была быть не как Теутус несмотря на то, что носила его меч и кровь.

В одно утро к нам на завтрак присоединилась Сейдж, и это так нас поразило, что даже Фион уставился на неё. Фэйри, как обычно, приняла это с невозмутимостью. Она положила себе фруктов и сладостей, а затем спросила у Веледы, нашла ли она что-нибудь интересное в библиотеке. Та глубоко вдохнула, прежде чем с видом учёного заявить, что, если речь идёт о ней, «интересное» — это мягко сказано.

Я не пропустила тихий, сдержанный вздох Гвен.

Лето обрушилось на Вармаэт и Анису. Те недели перед урожаем всегда были моими любимыми, когда я жила в Гальснане с Кэйли. Снег таял, и снова появлялись дороги, лёд трескался, и возвращались реки и озёра. Я могла собирать куда больше трав, и мы не замерзали каждый раз, когда я открывала окно, чтобы проветрить дом. Кэйли возилась в грязи с другими деревенскими детьми, и можно было не бояться, что она схватит воспаление лёгких, когда купалась в нашей маленькой ванне.

Это был первый раз в жизни, когда я скучала по снегу.

Волунд, судя по всему, всё ещё был полон решимости устроить праздник Лугнасад. В библиотеке герцогов, к удивлению Веледы, хранились тщательно спрятанные запрещённые экземпляры. Среди них — «Четыре праздника на весь год». Потрёпанный и с вырванными страницами, он был такой редкостью, что у Веледы на глазах выступили слёзы, когда она его нашла.

Как мы и знали, Лугнасад отмечается во второе полнолуние после летнего солнцестояния и посвящён началу жатвы. Это был праздник богини Тараксис, и, судя по тому, что мы видели и слышали, Волунд хотел возродить все возможные традиции этого дня. В том числе обряд соединения рук — при котором пары вступали в союз на год и один день. По прошествии этого срока они могли узаконить отношения или разойтись по-дружески.

Обряд соединения рук не проводили уже пятьсот лет.

Для людей браки в основном были союзами по расчёту, в которых могла быть, а могла и не быть любовь. И должны были длиться всю жизнь. Единственным способом избавиться от супруга была смерть, а вдовцы, которых я знала, вызывали к себе лишь снисходительное сочувствие.

У сидхов же союзы заключались из любви — или не заключались вовсе.

Согласно книге, с учётом того, как часто рождались naidh nac, сидхи не могли представить себе, как можно жить с кем-то, к кому не испытываешь глубокой привязанности. Именно поэтому Гоб Морозный Молот впервые провёл обряд соединения рук во время Лугнасада. Все Дворы собрались на праздник, богини и Ширр присутствовали, Теутус ещё даже ни разу не ступал на землю Гибернии. Тогда Гоб связал руки гномки и фэйри и провозгласил, что дарует им год и один день, чтобы между ними зародилась любовь. Им следовало постараться узнать и понять друг друга. Если не получится — брак будет считаться недействительным, словно его никогда и не было.

Судя по всему, та гномка и тот фэйри прожили вместе год и один день… а потом остались друг с другом ещё на сто сорок лет.

С тех пор обряд стал обычным ритуалом на Лугнасад, и многие пары ждали именно этого праздника, чтобы заключить союз. Пока, разумеется, люди и демоны его не запретили.

Волунд распорядился обустроить один из залов особняка под проведение любых обрядов, которые могут быть затребованы. Он также хотел, чтобы главную улицу Анисы расчистили и привели в порядок для гонок на верблюдах, а в цитадели устроили ярмарку, достойную Теу Биада в столице.

Чем больше требований выдвигал фэйри и чем больше задействовал ресурсов, тем яснее становилось: его разум полностью оторван от реальности. Ни одно разумное и осознанное существо не стало бы устраивать такой праздник, когда королевство оставалось нестабильным. Когда новости о восстаниях, убийствах знати и всё ещё загадочном исчезновении принца Брана не прекращались. Когда в Анисе не хватало еды, потому что не было торговли.

Хуже всего было то, что всё больше фэйри чувствовали себя уютно в цитадели и начинали поддерживать бредовые идеи Волунда. Они воспринимали Лугнасад как доказательство своей свободы — особенно после того, как стало известно, что у фэйри проросли рога самага.

Я вышла в атрий, чтобы попытаться в двадцать второй раз пройти первое испытание Фианна. Над моей головой проскользнула тень, и я отказалась поднять глаза.

Мэддокс в последние недели всё чаще появлялся в кварталах Анисы. Помогал. Следил за порядком. Ел в одиночестве. Он стал далёкой фигурой, которую я могла увидеть разве что мельком — если повезёт.

Чем сильнее он отдалялся, тем сильнее я стискивала зубы. Все уже поняли, что что-то происходит, но даже Гвен больше не осмеливалась спрашивать. Может, из-за выражения моего лица. Я и сама не хотела об этом говорить. Потому что… в чём, собственно, заключалась проблема? В том, что Мэддокс так возбуждён и так меня хочет, что отказывается ко мне прикасаться? Одно только воспоминание об этом злило меня. Даже стыдно становилось.