Космос. Меридиан (СИ) - "pine wood / limitless the sky"

У Августа было много братьев, они жили с детства в казарме и условия отличались только тем, у кого какая мать и какие преференции она давала своим детям, например, его мать дала «вылупкам» из своих яйцеклеток лучшее образование. Другой вопрос, то, что дают, не всем по силам было взять, потому что физическая подготовка и вполне реальная угроза погибнуть на очередном учебном срезе, и не только на нем, а например, ночью с заточкой в горле, вынуждали делать упор на физическую подготовку, но Август приучил себя брать все, что мог взять, и неважно, чего это ему стоило, поэтому он просто запирал внутри себя все лишнее, до тех пор пока на это «лишнее» не появится время, и, сжав зубы, шел к своей цели. В итоге, из всех родных братьев по матери и отцу выжил он один, заперев боль от их потери в глубине каменеющего сердца, а потом он забыл о ней.

Забытая боль темной коркой рубцевала сердце, замедляя его ритм, и с каждой потерей он все меньше становился способен воспринимать голос сердца, который вскоре окончательно заглушил острый словно клинок разум. Беспощадный к тем, кто вставал на пути его желаний, появлявшихся в последнее время из-за желания развеять скуку и развлечь себя очередной схваткой с достойным противником, которого Август в последние годы выбирал как развлечение и подбирался к нему, постепенно оттягивая удовольствие от победы, пока все возможные кандидаты в итоге не объединились против него, желая выжить. Август не заметил, когда стремительно стал превращаться в чудовище.

Он впитал правила игры и сам развернул свою игру с теми, кто раньше задавал правила. Зачем мучить себя мыслями о любви, справедливости и поддержке, если все это мысли для слабаков, большинство из которых уже гниет в земле? Он научился отбрасывать и обесценивать все, что как-либо сковывает его действия в настоящем, выбирая ту стратегию, что поможет ему выжить. Самой универсальной из них оказалась та, в которой не было места состраданию, привязанностям, слабости, отвлекающей заботе о других. Благо тех немногих, о ком он пытался по мере своих сил и возможностей заботиться, убили, чем, как сам себе не раз позднее признавался Август, сделали ему огромное одолжение, расправив за его плечами черные крылья. И даже когда ежедневная борьба за выживание оказалась позади, презрение к чужой слабости осталось.

Вообще баловство с таким количеством наследников быстро прошло, особенно когда к власти пришли евгеники, и проводить такие селекционные выжимки стало непрестижно, к тому же наличие большого количества детей, способных претендовать на огромное имущество, было опасно, поэтому если они и оставались, то в сжатом варианте, и информация о них в клане скрывалась. Делался акцент на естественность появления детей и чистоту их крови, но Август попал в самое пекло этой системы, когда, помимо него, была еще где-то сотня детей от разных матерей и одного отца, от которых по мере взросления осталось в лучшем случае чуть больше десятка самых отборных и породистых головорезов, без зазрения совести способных убить родного брата-конкурента, но при этом преданных как собака главе клана, и в насмешку над этой звериной жестокостью, над их потерями и болью, их обучали этикету и тонкостям светской беседы.

Август с улыбкой вспоминал те времена. Все же он был той еще занозой в заднице у всего клана, потому что его родственнички сильно просчитались, когда решили, что в погоне за признанием отца он станет послушной марионеткой, надеющейся, что тот отрежет ему кусок пожирнее от своего пирога, но Августу было глубоко плевать на ожидания отца и матери, которая неплохо поднялась по внутренней иерархии благодаря успехам сына.

Особенно Август любил официальные сборища, где породистым щенкам подбирали таких же породистых самок. Съезжались все «сливки» общества со своими дочурками, чтобы подобрать им выгодную партию, отец определял пары, и если тебе доставалась удачная партия, значит, жди серьезных бонусов от отца — тебя вот-вот закабалят браком с контрактом и дадут какие-нибудь «владения».

На следующий день проводились бои, на которых выживали сильнейшие, после чего заключались браки и юридические соглашения, но Август решил повеселить публику прощальным подарком отцу гораздо раньше, устроив резню прямо на фуршете. Завалив двух своих сводных братьев и лишив Магдала глаза.

— Я бы тебя убил, мерзкое ничтожество, как ты убил Рамиля, всадив тебе нож под ребра и с наслаждением прокрутив его в твоих внутренностях, — прикрыв глаза от наслаждения, интимно шептал брату Август. — Но это слишком просто… Я мечтаю посмотреть, как ты будешь трахать рыхлые жопы евгеников и визжать как поросенок от восторга.

Выкрутив руку в болевом приеме и поставив брата-врага на колени, Август развернулся к ошеломленной публике, отвесил безукоризненный в исполнении и переполненный презрением поклон и, прежде чем побагровевший от ярости отец успел отдать приказ воспитавшим это исчадие ада головорезам о его уничтожении, вызвал его на поединок, воспользовавшись неизменным уже несколько столетий внутриклановым уставом.

— Обещаю тебе, отец… — растянув алые от чужой крови губы в хищной улыбке, Август не спеша расстегивал белоснежную рубашку, на которой расцвели алые бутоны смерти, напитавшиеся от крови нескольких убитых в коридорах ублюдков, на которых так рассчитывал отец. — Я не буду использовать оружие…

Сбросив пиджак и рубашку, Август, не спеша демонстрируя свою мутацию, перевоплотился в полуформу. Отец был так ошеломлен, что стоял разинув рот, наблюдая, как его еще по-юношески изящный сын превращается в темное мощное чудовище. Если бы не откровенный восторг, Август, возможно, убил бы отца, но тогда он ощутил в нем то, что чувствовал в себе. Особую тягу к наслаждению силой и властью.

Мать Августа была нагайной, в свое время чуть случайно не убившей своего будущего супруга. Отец надеялся получить от нее такое же, как она, потомство, но Августу хватило мозгов не демонстрировать свою мутацию, скрывая свое преимущество от всех. Отец же, в отличие от матери, не обладал врожденными мутациями, но успел увлечься модификациями, и на поединке ему было чем защищаться и без оружия. Он успел неплохо потрепать зарвавшегося щенка, пока Август окончательно не изменил форму и не сжал трепыхавшегося от адреналина и восторга отца.

Он сжимал его тело в кольцах и смотрел в глаза, и если бы в них был страх, то убил бы его как не стоящее внимания ничтожество, но в глазах отца, понимающего, что его сейчас убьет сын, был понятный лишь Августу восторг. Восторг битвы, жестокой, упоительной ярости, кровавой схватки, изящной и опасной грации смерти. Они оба были влюблены в жизнь, идущую по краю. Отец считался лучшим из лучших и у него вырос сын — лучший из лучших, и только им двоим было понятно, каково это — хмелеть от боли в теле и от распирающего каждую ликующую клетку тела чувства силы. Если бы они оказались равны, то Август не сомневался, что бой продолжился бы и дальше, ведь этого было недостаточно для того, чтобы насытиться.

Многие в этот момент затаили дыхание, с вожделением ожидая, что проклятого главу сейчас раздавят мощные змеиные кольца выродка, но Август, пристально следящий за отцом и медленно сжимающий его в своих кольцах, неожиданно для всех распустил смертоносную спираль, и отец под ошеломленными вздохами онемевших зрителей свалился к ногам Августа. Он в полной форме не спеша проскользил мимо собравшейся толпы. Заносчивые родственники, стоявшие выше в иерархии и смотревшие до этого на него как на щенка, которого еще по случайности не утопили, теперь шарахались в стороны, избегая на этот раз не то что смотреть с презрением, а вообще оторвать взгляд от пола. Как же Августу хотелось свернуть несколько шей, чей хруст стал бы усладой для его ушей, но было не время собирать жатву. Он собрал ее позже, не забыв никого из тех, кто отравлял жизнь ему и тем, с кем умерло все человеческое в Августе.

Август победил. Победил, но не добил отца и, мало того, оставил во главе клана, забрав в качестве откупных несколько новейших кораблей и мать, которой бы все равно жизни не дали в клане после такой выходки сына. Матушка ему, правда, потом весь мозг выклевала через уши, и Августу пришлось случайно забыть ее на курорте, тем более отец, как выяснилось, мать любил и достаточно быстро начал просить это оружие массового поражения обратно, предлагая «выкуп», на который Август, конечно, согласился.