Император ярости (ЛП) - Коул Джаггер

Я:

Черт, КАК ЭТО РЕАЛЬНО

Кейн:

ЛОЛ. Я знала, что ты поймешь.

Кейн:

Как ты? Увязла в работе? Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы общались.

Я улыбаюсь, набирая ответ.

Я:

Лол. На самом деле, не работа…

Я колеблюсь. Часть меня хочет выложить все — рассказать ей о шторме, безумной ночи, о том, как Мал заставляет меня чувствовать себя одновременно неуязвимой и на грани падения в самом удивительном смысле.

Но это не совсем мой стиль, и, кроме того, как вообще объяснить что-то подобное? Это слишком личное, слишком… интимное.

Кейн:

Звучит сочно.

Я:

Лол. Скажем так, у меня была отличная ночь. Сделала что-то безрассудное, что в итоге оказалось супер веселым.

Кейн:

Ооо, загадочно! Обожаю! Безрассудное в каком смысле?

Я улыбаюсь любопытству, скрытому за ее словами, но решаю оставить ответ расплывчатым. В конце концов, делиться личными вещами с Анникой — это одно. Она как сестра. Кейн, как бы я ее ни полюбила, — нет.

Я:

Это включало воду, ветер и серьезный выброс адреналина.

Пауза. Я представляю, как Кейн сидит за своим ноутбуком, работает над каким-то загадочным проектом или взламывает систему просто ради удовольствия. Через мгновение появляется ее ответ.

Кейн:

Катаешься на волне хаоса, да? Надо уважать такую энергию.

За этим следует эмодзи с волной.

Я:

Ты даже не представляешь, насколько это сейчас точно.

Кейн:

Погоди, серьезно?? Ты действительно занималась серфингом??!

Я:

Девчонка, я думала, что утону. Но это было так чертовски весело.

Кейн:

Так круто! Я всегда хотела попробовать. Но слишком боюсь, лол!

Я:

Я тоже была такой! Но меня убедили. Видимо, сейчас я живу безрассудно.

Кейн:

Черт, девчонка. Безрассудство — это хорошо, но помни, в реальном мире нет спасателей. Не переборщи!

Я качаю головой, забавляясь тем, насколько близко она описала то, что произошло прошлой ночью. Она не ошибается — в шторме определенно не было спасателей, только я, Мал и безумный океан. Я ценю заботу, даже если она обернута в игривый тон.

Я:

Постараюсь не утонуть. Обещаю.

Кейн:

Хорошо. Было бы жаль потерять моего нового напарника по взлому кодов из-за случайной волны.

Я тихо смеюсь, вспоминая темные волны, воющий ветер и то, как мир чувствовался одновременно живым и опасным. Мои пальцы зависают над экраном на мгновение, прежде чем я печатаю последний ответ.

Я:

Поверь, волны того стоили.

Кейн:

Рада это слышать. Теперь возвращайся на берег, пока не оказалась в цунами или чего похуже.

Кладу телефон и откидываюсь на диван, мои мысли блуждают. Сердце все еще бьется в ритме энергии прошлой ночи, интенсивности всего, что произошло. Но этот разговор с Кейн стал хорошим отвлечением, способом вернуть меня к нормальности, хотя бы на время.

Может быть, я живу на заемное время. Но сейчас я катаюсь на волнах, и не готова останавливаться.

38

МАЛ

Утренний свет пробивается сквозь края затемненных штор, окутывая спящую Фрею мягким золотистым сиянием.

За последнюю неделю я заменил оконные стекла на специальные, блокирующие ультрафиолет, которые обычно используются в химических лабораториях и художественных музеях. Если она собирается остаться здесь — а она останется — то я хочу, чтобы она была в безопасности и защищена.

Она свернулась калачиком рядом со мной, ее дыхание ровное и медленное, одеяло едва прикрывает ее обнаженное плечо. Я наблюдаю за мягким подъемом и опусканием ее груди, чувствуя устойчивое притяжение чего-то, чего не могу назвать.

Мои пальцы движутся без мысли, скользя по ее скуле. Она слегка шевелится от моего прикосновения, что-то бормочет во сне, но не просыпается. На ее лице — покой, которого я не вижу, когда она бодрствует — хрупкая тишина, которой нет в нашем хаотичном мире, — и я знаю, глубоко внутри, что моя задача — защитить это.

Я не стану называть это тем, чем оно, вероятно, является. Не могу. Сломанная часть меня не позволит мне произнести это слово или принять эту эмоцию. Но я глубоко в этом с ней — глубже, чем когда-либо позволял себе быть с кем-либо.

Это должно пугать меня. И, пожалуй, немного пугает. Но я не могу отстраниться. Не сейчас. Не когда каждая минута, проведенная с ней, кажется спасательным кругом.

Я провожу тыльной стороной руки по линии ее челюсти, стараясь не разбудить. Ненавижу, что не могу защитить ее от всего этого. Ни от прошлого, ни от неизвестного будущего.

Но я попробую. Ради нее попробую.

Мой телефон вибрирует на тумбочке, нарушая тишину комнаты. Я убираю руку с лица Фреи, бросая взгляд на экран.

Орен.

Осторожно выскальзываю из кровати, беру телефон и тихо закрываю за собой дверь. Внизу я выхожу на патио и отвечаю.

— Нашел что-то?

Голос Орена низкий.

— Да. Тебе, возможно, стоит сесть.

Он выдыхает, тот самый выдох, который говорит мне, что он раскопал что-то, что, возможно, лучше было бы оставить похороненным.

— Уильям Линдквист и Кир Николаев работали вместе ненадолго — еще когда Братва Николаева только начинала расширяться на международном уровне. Задолго до… того, что случилось с твоей семьей. Это не в официальных записях, но подпольные каналы говорят.

Я остаюсь на месте, едва дыша.

— Продолжай.

— Этот союз между Киром и Уильямом быстро закончился. Что-то личное встало на пути. Это я, похоже, не могу найти. Что странно. Но… Они не просто разорвали связи, Мал. Линдквист выставил на Кира чертов заказ. Большой. Тридцать миллионов.

Черт.

Моя хватка на телефоне сжимается.

— Серьезно?

— Да. Это было не просто дело, Мал. Никто не заключает контракт на такую сумму просто за дело, если только речь не идет о главе государства или чем-то подобном. Это было что-то личное. Уильям хотел смерти Кира, и он хотел этого сильно.

Я встаю, начинаю ходить.

— Так что случилось?

— Ему, очевидно, не удалось, — говорит Орен с тихим смешком. — Кир все еще жив, а Уильям — нет. Но следы теряются. После того, как заказ был сделан, вражда между ними усилилась, но затем стихла после резни твоей семьи. Как будто кто-то хотел стереть все это из памяти.

Узел затягивается в моем животе.

— Что ты имеешь в виду, "стихло"?

— Никаких разговоров. Никаких попыток убить Кира. Как будто Линдквист отказался от этой идеи.

— Почему?

Долгая пауза, Орен колеблется, прежде чем продолжить.

— У меня нет всех ответов, Мал. И редко когда я это говорю. Но то, что произошло между Киром и Линдквистом, было похоронено глубже, чем обычно заходят мои каналы. И что бы это ни было, это не могло быть приятным.

Мой ум проносится через все возможные варианты.

— Что-нибудь еще? Что-то, что связывает Кира с тем, что случилось с моей семьей?

Он был там.

Наблюдал, как кровь стекает. Наблюдал, как мое детство превращается в пепел.

— Пока нет. Я все еще копаю. Когда найду что-то, ты будешь первым, кто узнает. Будь осторожен, Мал.

Линия обрывается, и я стою еще долгое время, уставившись в пустоту.

Уильям Линдквист хотел смерти Кира. Это меняет… ну, не все. Но что-то. Я просто не знаю, что именно.

Линдквист жестоко убил мою семью и разрушил наш дом. Я провел десятилетия, думая, что присутствие Кира в тот день указывало на его причастность или то, что он руководил всем этим.

Но теперь…

Какого черта Линдквист хотел смерти Кира, и почему ему стало все равно после того ужасного дня?

Вопросы жгут, их тяжесть оседает в моей груди. Я поворачиваюсь и возвращаюсь внутрь, чтобы снова лечь в постель. Я стал почти таким же ночным существом, как Фрея.

Как только вхожу в гостиную, дверь спальни наверху на балконе скрипит, и Фрея выходит, ее лицо мягкое в слабом свете комнаты. Она завернута в одеяло с моей кровати, ее волосы свободно завязаны, и она бросает мне сонную улыбку, которая трогает что-то глубоко внутри меня.