Император ярости (ЛП) - Коул Джаггер

Подвал вызывает новую волну тошноты, когда я стою посреди пустого пространства, глядя на зарубки, которые слишком хорошо помню на одной из рушащихся опорных балок.

Крюк на стене, где когда-то висело деревянное весло с вырезанной свастикой и орлом, чтобы оставлять отпечатки ненависти на коже.

Моя кровь, пятна на полу — выцветшие, но все еще там, спустя все эти чертовы годы.

Но это все, что я нахожу в этом проклятом подвале: кровь, пыль и призраки моего прошлого.

Нет Фреи. Нет Ханы. Нет Кира.

Снаружи я открываю дверь сарая, скрип дерева эхом разносится в мертвой тишине. Мои шаги громко отдаются на земляном полу, пока я пробираюсь сквозь тени, сердце колотится в груди.

Больше воспоминаний обрушиваются на меня, как удары — жестокие «уроки» Каспера… невинные глаза Филипа, полные ужаса… и Йонас, всегда наблюдающий, его лицо искажено смесью восхищения, страха и возбуждения, пока Каспер изрыгал свою больную, ненавистную догму.

Я смотрю на то место, где умер Филип, где Каспер сломал его безвозвратно. До сих пор слышу его крики, до сих пор вижу, как его тело сгибалось под кнутом Каспера — а затем, минуты спустя, как Йонас смотрел на меня, когда я проткнул Каспера вилами.

Я иду через сарай, сердце опускается все ниже с каждым шагом.

Их здесь нет.

Я в ярости на себя за то, что подумал, что это будет так просто. Что Йонас, из всех возможных мест, приведёт их именно сюда, когда я ищу их.

Безнадежность оседает в груди, густая и удушающая, когда я понимаю, что у меня нет ни малейшего понятия, где еще в этом мире Йонас может их прятать.

Образ Фреи, запертой и кричащей, грызет меня изнутри. Мысль о ней в руках Йонаса, о том, что он может с ней сделать, разрывает меня, как лезвие.

Я никогда раньше не испытывал такого страха. Даже в детстве, когда жестокость моего деда угрожала сломать меня.

Это… Это другое. Это парализует.

И впервые за многие годы я чувствую себя совершенно потерянным.

44

МАЛ

Я почти не спал последние три дня.

Не могу. Не пока Фрея и Хана все еще в заложниках.

Я вернулся в Киото, глаза мутные, пока смотрю на монитор компьютера, проверяю и перепроверяю записи с сотен камер видеонаблюдения в ту ночь, когда Фрею и Хану похитили. Мне хотя бы удалось немного сузить поиск: они пили коктейли в баре на улице Киямати, и квитанция с кредитной карты дает мне время и место для начала. Но даже так, это как искать иголку в чертовом цифровом стоге сена.

Я ищу что угодно — любой намек на движение, любой знак их присутствия. Мои руки дрожат, пока я проматываю записи, глаза горят от напряжения.

Это никуда тебя не приведет, — мрачно думаю я.

Фрея — та, кто бы преуспел в этом, и все же она та, кто пропал.

Ирония не ускользает от меня.

Я был уверен, что они на ферме. Но это был тупик. Мы пытались отследить телефон Йонаса, чтобы узнать, можем ли получить географическое местоположение по последнему сигналу его телефона. Но он либо выключил его, либо уничтожил после последнего звонка мне, так что отследить невозможно.

Дверь скрипит. Анника входит, ее лицо бледное, под глазами темные круги. Она так же измотана, как и я. Она тоже почти не спала.

Кензо не лучше. Хотя он справляется со своим беспокойством, прочесывая весь Киото, как маньяк. По всему городу распространились слухи, что Мори-кай на тропе войны, так что он не встречает сопротивления.

Но мы все еще не можем их найти. Три чертовых дня спустя, и мы не можем. Найти. Их.

— Мал, — мягко говорит Анника, подходя ко мне. — Тебе нужно отдохнуть.

Я не отвечаю, просто продолжаю прокручивать записи, кадр за кадром. Каждая секунда, которая проходит, — это еще одна потраченная впустую секунда, еще одна секунда, когда Фрея в опасности.

— Мал, серьезно. Ты не можешь продолжать в таком ритме.

— Я должен, — резко отвечаю я, не скрывая раздражения в голосе. — Я должен их найти.

Черт. Раскаяние накрывает меня, когда я оглядываюсь и вижу боль в ее глазах.

— Прости, — бормочу я. — Я просто… Должен продолжать искать.

Анника слабо улыбается.

— Ты не будешь полезен Фрее, если свалишься с ног, — шепчет она. — Пожалуйста. Пусть кто-то другой посмотрит, пока ты отдохнешь.

Я опускаю голову.

— Может быть.

Дверь снова открывается, и Такеши врывается, неся пару кружек кофе. Его обычная маска самоуверенности исчезла последние несколько дней, обнажив монстра внутри: рычащего, полного безумия и жажды крови.

Так протягивает каждому из нас по кружке кофе.

— Спасибо, — бормочу я, делая глоток. Чувствую взгляд Анники на себе, наблюдающий, ожидающий, что я снова сорвусь.

Напряженная тишина растягивается между нами, пока мы все сосредоточены на записях. Я прокручиваю кадр за кадром, монотонность начинает сливаться. Я поворачиваюсь к Такеши.

— Что-нибудь от Кензо?

Он качает головой.

— Нет. Просто…

Резкий вздох Анники заставляет меня так быстро повернуться к монитору, что кофе проливается через край кружки. Такеши уже наклоняется через мое плечо, уставившись на экран.

— О боже! — вырывается у Анники. — Это они!

Я нажимаю на паузу, и вот они — Фрея и Хана, идущие по улице в ту ночь, когда они исчезли.

— Откуда это? — резко спрашиваю я, пульс учащается.

Такеши щурится на экран.

— Похоже на камеру наблюдения небольшого магазина рядом с улицей Киямати.

Я смотрю на запись, мой разум лихорадочно работает. Фрея замерла на полпути, смотря на что-то. Хана идет вперед, но затем поворачивается, присоединяясь к ней, и они обе смотрят на…

— Что они делают? — рычу я.

Анника хмурит брови.

— Они смотрят на какой-то плакат. Что это, черт возьми, такое?

— Невеста Лотоса.

Мы с Анникой озадаченно смотрим на Такеши.

— Что? — спрашивает Анника.

— Невеста Лотоса, — повторяет Такеши. — Это было дурацкое реалити-шоу, вроде Холостячки, но оно провалилось, когда выяснилось, что главная девушка — актриса.

— Что?

— Китамура Кё, — пожимает плечами Такеши. — Женщина на плакате. Она была той, кто выбирала парня, но оказалось, что она профессиональная актриса.

Анника поднимает бровь.

— Как, черт возьми, ты это знаешь?

Такеши бормочет что-то о странных вкусах в телевидении. Мои глаза прикованы к записи. Фрея и Хана указывают на плакат, разговаривают друг с другом, но звука нет.

— Нам нужен кто-то, кто умеет читать по губам, — говорю я, голос низкий и хриплый. — Сейчас.

Час спустя профессор Кен Элджи из Киотской школы для глухих, местный эксперт по чтению по губам, нервно сидит напротив нас, уставившись на экран.

Совершенно ясно, что тихий мужчина средних лет никогда не был в одной комнате с членом якудзы, не говоря уже о доме главы самой могущественной семьи якудзы в Киото. Он нервничает и выглядит так, будто уверен, что кто-то вот-вот отрубит ему руки или что-то в этом роде.

У меня нет времени беспокоиться о его нервах. Мне просто нужны навыки в его голове. Мы предложили ему много денег за то, чтобы он был здесь, и мне нужно, чтобы он работал быстро. Мое терпение висит на волоске, и оно на исходе.

— Хорошо, — говорит профессор, нервно оглядывая комнату, прежде чем снова сосредоточиться на записи. — Еще раз, пожалуйста.

Я воспроизвожу клип, и он изучает движение их губ. Его брови хмурятся в концентрации, глаза сужаются, когда он наклоняется ближе к экрану.

После того, что кажется вечностью, он говорит.

— Хана рассказывает Фрее о реалити-шоу на плакате. Она описывает основную концепцию.

Я хмурюсь.

— А Фрея?

Профессор кивает, чтобы я воспроизвел запись, внимательно наблюдая за Фреей.

— Она говорит, что знает эту женщину. Ту, что на плакате.

Моя хмурость углубляется.

— Фрея знает звезду реалити-шоу?

Профессор кивает.

— Да. Фрея говорит, что ее зовут Кейн, и она… теперь, кажется, аналитик по шифрованию и тестировщик сетей. Они познакомились в Нью-Йорке.