Ядовитые мальчики (ЛП) - Тейлор-Лэйн К. Л.

Нож все еще находится между ними, всего в нескольких дюймах от кишок этого так называемого доктора.

— О. — он издает смешок. — Но это так, мистер Маршалл.

— Флинн. — голос Поппи срывается, когда она произносит это, в нем слышится шепчущая мольба. — Все в порядке. — говорит она затем, ее грустные сиреневые глаза ищут меня.

Зрачки расширены. Я чувствую, как сжимается мое сердце.

— Рекс, пожалуйста. — это все, что она говорит, и я знаю, что она хочет сказать: "Не делай еще хуже".

Мы придем за тобой.

Все мое тело дрожит, когда я думаю об этом, повторяю это снова и снова в своей голове, молясь, чтобы она услышала это.

Мы никогда больше не оставим тебя.

Помещение кажется тяжелым, гнетущим, это бомба замедленного действия. Мы здесь не победим. Меня тошнит, мои внутренности налились свинцом, сейчас мне нужно быть благоразумным, а не таким, каким я обычно являюсь. Я пытаюсь направить Беннетта, Кинга. Я тяжело дышу, стискивая зубы, хотя мое сердце, кажется, вот-вот разорвется.

— Флинн. — говорю я, не отрывая от нее взгляда. — Отпусти их, чувак.

— Что? — теперь он поворачивается ко мне лицом, занося лезвие повыше, и я пытаюсь не обращать внимания на улыбку, появляющуюся на лице Сорена.

Я сглатываю, отрывая от нее взгляд, когда она смотрит на свои ноги. Я смотрю на Флинна, он немного крупнее меня и намного злее, но мне нужно, чтобы его не арестовали.

— Отпусти их.

Я поворачиваюсь, разминая пальцы, сжимая их в кулак. Мое сердце колотится в груди так сильно, что кажется, оно вот-вот вырвется на свободу, упадет на пол, истечет кровью прямо здесь, на паркете.

— Ты совсем сбрендил…

Мой кулак врезается в щеку Флинна, звук удара разносится по офису. Флинн пытается стряхнуть это, его чернильно-черные кудри падают ему на лоб. Я съеживаюсь, прикусывая задние коренные зубы. Я замахиваюсь снова, ударяя его в то же место, и он сгибается, с глухим стуком падая на пол. Нож со звоном выпадает из его пальцев.

— Убирайся нахуй. — приказываю я, не отводя взгляда от своего брата, его темные ресницы трепещут. — Забирай ее и убирайся к чертовой матери.

Сорен смеется, но благоразумно ничего не говорит. Я поднимаю взгляд, мои глаза встречаются с ее, когда они ведут ее мимо нас. Я поворачиваюсь к ней, останавливая их выход.

Я наклоняюсь, целую ее в щеку, вдыхаю ее, наполняя ею свои легкие, прижимаюсь губами к ее уху и шепчу:

— Мы всегда найдем тебя, Поппи.

А потом ее оттаскивают, и я не смотрю, как она уходит, слушая, как они спускаются по лестнице, как затихают их шаги. Флинн шевелится на полу у моих ног, и я опускаюсь на корточки, приглаживаю его волосы и убираю нож в карман.

— Мистер Коннорс! — рявкает декан, и я закатываю глаза, глубоко дыша.

— Да, да, я знаю, он уволен.

Глава 47

ФЛИНН

Ровно одиннадцать часов, восемнадцать минут и двадцать одну секунду.

Я ударяю кулаком по столу:

— Я хочу уйти сейчас. — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Мой младший брат сидит за деревянным обеденным столом, его голова опущена, темные косы падают ему на глаза, когда он поднимает их, чтобы свирепо посмотреть на меня.

— Дело не в тебе, Флинн. — холодно говорит он, все еще разбираясь с бумагами, которые Беннетт считал важными для поездки в Англию.

— Я хочу уйти сейчас. — повторяю я, слыша, как Линкс вздыхает рядом со мной.

Рекс поднимает свои светло-зеленые глаза от Райдена, переводя их с нас двоих. Маленький засранец ударил меня.

— Ты не можешь просто…

— Можем ли мы, пожалуйста, не спорить между собой? — тихо спрашивает Линкс, перекрывая рычание моего брата.

Его левая рука дрожит, сжимая ручку, которую он бросает на стол, запуская обе руки в свои обесцвеченные светлые волосы.

— Я хочу уйти сейчас. — снова повторяю я, игнорируя его, как мертвую песнь. Но я мог бы пролить кровь, если это ради нее.

— Хорошо, я готов, пошли. — голос Беннетта звучит совершенно по-деловому, когда он входит в комнату.

Белая пуговица застегнута, верхняя расстегнута, из-под закатанных рукавов видны чернила. Черные брюки отутюжены, на бедрах пояс с серебряной пряжкой. Его темно-каштановые волосы зачесаны назад, на запястье золотые часы.

Он выглядит как гребаный мафиози.

— Как раз, блядь, вовремя. — ворчу я, отодвигаясь от стола.

Деревянные ножки моего стула скрипят по твердой древесине, когда я встаю.

На мне то же самое, только без белого. Рубашка черная, а манжеты на длинных рукавах застегиваются на пуговицы, но мы одеты по-деловому, что забавно, потому что у меня на уме только насилие.

— Мы встретим тебя в аэропорту. — говорит Беннетт, когда я открываю входную дверь. — Убедитесь, что вы сядете в этот самолет с нами.

Кинг говорит что-то, чего я не слышу в ответ, пока я спускаюсь по трем ступенькам крыльца и забираюсь на пассажирское сиденье машины Беннетта. Постукиваю пальцами по верхней части своего колена, пытаясь дождаться его, не сойдя при этом с ума.

Я вижу кровь, кости и сухожилия. Слышу крики, болезненные стоны и отчаянные мольбы.

Пока мы едем в медицинскую клинику Аккермана, у меня в голове постоянно крутится саундтрек. Игнорирую Беннета и его непрекращающуюся болтовню о том, как себя вести, пока он не скажет обратное. Я закатываю глаза, глядя в окно, когда мы подъезжаем к клинике, погруженной в темноту.

Беннетт выключает двигатель, и мы ждем в тишине, уставившись на заднюю дверь здания, где один из наших парней уже внутри. Дверь открывается, и мы вместе выходим из машины, тихо закрывая двери. Мы пересекаем почти пустую стоянку и тихо входим. Беннетт разговаривает с нашим парнем, но я уже пробираюсь по коридору в комнату в самом конце.

Надавливаю на ручку, и она бесшумно опускается. Я проскальзываю внутрь.

Парень на кровати спит, в клинической палате горит слабое освещение, везде белые полы и стены, белые простыни. Там тихо играет телевизор, внизу пляшут субтитры белыми буквами в черной оправе, а изображение мерцает над пациентом. Две поднятые руки в синих гипсовых повязках.

Крис Мэтьюз.

Беннетт хочет допросить его после того, как Поппи рассказала нам все то странное дерьмо, которое он наговорил об их совместной работе отцов, а затем Беннетт провел последние девять часов, разговаривая по телефону с коллегами, пытаясь собрать воедино больше, чем то, что Крис разгласил, пытаясь изнасиловать моего Ангела.

Беннетт говорит, что теперь он все знает, но я не спрашивал его, что это значит. На самом деле мне похуй на факты. Не тогда, когда мои мысли были полностью поглощены убийством Криса Мэтьюза.

— Мы не убиваем его, Флинн. — говорит Беннетт, засовывая руки в карманы брюк и бесшумно войдя в комнату справа от меня.

Я напеваю, щелкая челюстью.

Я буду делать то, что хочу.

— Позволь мне вести, получить от него ответы, которые я хочу, и я позволю тебе сломать ему ногу. — говорит Беннетт, склонив голову набок, и мы оба смотрим на скользкого маленького насильника на больничной койке.

— Я хочу сломать ему гребаную шею.

Беннетт задумчиво хмыкает:

— Линкс говорил что-то подобное. — он делает паузу, с отвращением фыркая. — Я полагаю, ты мог бы испортить другую сторону его лица, чтобы соответствовать тому, что сделал твой брат.

Я зажмуриваюсь, этого недостаточно.

— Мы же не убиваем кого-то в больнице, Флинн, пораскинь мозгами. — тихо ворчит он, цыкая на меня, как будто я раздражаю.

Я вздыхаю, уставившись в потолок, молясь о чертовом терпении. Нож прожигает дыру в моем кармане, когда я выдыхаю:

— Неважно, начинай говорить.

Я подкрадываюсь к кровати, смотрю на его умиротворенное гребаное лицо, покрытое синяками. Облизывая губы, я поднимаю взгляд на Беннетта, и губы растягиваются в улыбке, которая заставляет его покачать головой. А затем я хлопаю Криса ладонью по лицу, зажимая ему нос.

Он вздрагивает, застонав, когда я сжимаю его изуродованное лицо. Его пальцы подергиваются, но руки держатся на каких-то гребаных ходулях, удерживающих его конечности вверх и подальше от тела.