Анчутка (СИ) - Малых Алексей

— Сегодня седмица прошла как умер твой отец, — Извор отлил в канопку браги из принесённого с собой кувшина. Мир не смотрел на того, но после этих слов оживился. Извор догадался, что Мирослав в полном неведении о участи своего отца и жаждет хоть что-нибудь услышать о нём. — Тебе не сказали? Его отпели в храме. Мой отец распорядился, чтобы соблюли все чины.

Теперь уже злобный взгляд сверлил Извора — Мирослав, уже не поражаясь двуличности Военега с сыном, исподлобья смотрел сквозь занавесь растрёпанных волос, грязных и слипшихся.

— Выпей за упокой души, — поднёс край канопки к опухшим губам Мирослава.

Тот пил, не отводя ненавидящих глаз от своего брата. Глотал жадно предложенное. Может думал, что там зелье? Ищущий смерти этому был только рад.

— Его похоронили за погостом (удел выделенный для гостевых дворов), — продолжал Извор, придерживая канопку пока поил Мира. — Я был с твоим отцом, когда он умер.

— Мразь, — испив до дна, процедил сквозь зубы Мир. Строптиво дернулся в сторону брата, но его потуги были тщетны — тенёта не давали тому ни единой доли вероятности навредить Извору. — Гнида, — только и мог сквернословить Мирослав. Верёвки впивались в кожу, но Мир вовсе не чувствовал боли. Его душа изнывала куда сильнее. — Зачем пришёл? Позабавиться? Ну? Доволен? Военег наконец добился своего! Теперь он здесь владыка. А после моей смерти наследником и братово достояния станет. Чего ещё хочешь?

Извор молчаливо всё сносил. Отлил из кувшина и себе долю. Выпил — не отравлено питьё значит. "Жаль,"- мелькнуло в воспалённом разуме Мирослава.

— Хочу, чтоб ты жил, — Извор осушив канопку, стряхнул остаток на гнилую солому, порохово раскиданную по глиняному полу. — Чтоб мы с тобою доверяли друг другу как и прежде.

— Жил? Что ты подразумеваешь под этим? Жил, не ища мести? Жил, зная, что мой отец не отомщён. Как я могу жить зная, что торжествует неправда? Уже никогда не будет как прежде! Я никогда!.. Слышишь? Никогда вам этого не прощу!

— Мирослав, смирись уже. Стрыя сам во всём виноват, что крамолу учинил против князя. Ты думаешь Всеволод не знал о этом? Знал! Олег князя нашего предал! Что с ним случилось лишь следствие того.

— Его твой отец к этому вынудил! А потом ещё и в свою выгоду всё вывернул! Он братоубийца.

— Да он виноват в этом! Я не отрицаю.

— Значит согласен с этим? От чего же не дал мне убить его?

— Мир каким бы он не был, он родитель мой, я от плоти его, я из чресл его вышел. И если кто меч на отца моего поднимет, я убью его.

— От чего же меня не убил?

— Мир, что такое говоришь? Как я могу сотворить такое?

— Но я-то хочу убить тебя!

Извор был потрясён. Он замолчал. Молчал и Мирослав. Действительно, не будет уже как прежде.

— Ты сими действиями себе могилу роешь — Олега уже не вернуть, но ты-то можешь получить помилование. Отец к Всеволоду грамоту просительную направил уже о этом. Ты только месть оставь, прошу тебя.

— Никогда! — зычно гаркнул Ольгович, тем временем непрестано выкручивая руки, пытаясь стянуть путы, причиняя себе боль, только сильнее от этого запаляясь ярью. — Паскуда…

— Мир, я не желаю тебе зла. Что мне сделать, чтобы ты поверил мне?

— Тогда не мучай меня, — вдруг изменился в голосе, умастив злобу просительством. — Убей меня пока не пришлось пожалеть, что оставили меня в живых. Убей, как убил моего отца.

— О чём ты?

— Не прикидывайся. Мне Храбр всё рассказал. Да! Рассказал, как ты его беззащитного мечом пронзил.

— Это не то что ты думаешь! — не выдержал Извор, прерывая обвинительную речь.

— А что я должен думать?! — взревел Мирослав, приходя в исступление.

— Мир, если можешь мне верить, поверь. Это было не намеренно. Мир, я не желал смерти твоему отцу — я был вынужден. Мир, посмотри на меня. Помнишь Федька, коней распустил? — пытался донести до Мирослава, пока тот буйствовал. — Мир выслушай же меня, — схватил его голову двумя руками и заглядывал в лик того, пытался удержать его взор на себе. — Помнишь? Ну, Мир, прошу, выслушай меня! — его призыв был полным мольбы.

Мирослав в остервенелом помрачении прервал того рыком, представляя, как Извор пронзил мечом его отца. Навалился на того всем телом, но Извор выдержал, лишь напрягся удерживая их обоих, чтоб не повалиться на солому.

— Зачем ты убил его?! Почему не дал уйти самому? — отдав все силы на бессмысленные терзания, Мир обмяк.

— Федька словно белены объелся, — продолжал Извор. — Он на отца закусился, а как подступиться к нему не знал, вот он меня и выследил. Он меня хотел убить. Коней распустил, чтоб отвлечь дружинников на тех. А я у стрыи был…

Снаружи послышался перестук копыт, зычные возгласы. Шаги торопливые приближались к подклети. Сторожа, которые была подкуплены Извором, невнятно пытались что-то говорить, верно оправдываясь в своём проступке перед прибывшими. И судя по обрывкам фраз и голосам, это был Военег.

— Мир, помнишь я говорил тебе, что никогда не предам? — Извор непрестанно того увещевал, стремясь высказаться перед тем, пока его отец не успел войти, понимая, что их единение вскоре будет нарушено.

Встал перед тем на колени. Его голос дрожал, а говорил с надрывом. Извор пытался достучаться до брата, закрывшему клеть своего сердца. Он приник к тому так близко насколько было это возможно. Взгляд Извора был взволнованным, а глаза перескакивали с одного мирославового глаза на другой.

— Мир, посмотри на меня. Ну посмотри же! Помнишь? Помнишь, я говорил тебе, что никогда не предам? Помнишь? Мир! Мир!

— Никогда не предашь, говоришь? — едко спросил Военег, спускаясь в подклеть. — А мне обратное сказывал?

— Отец? — Извор поднялся, пытаясь выглядеть как можно более непоколебимым.

Военег ступил на глиняный пол и медленно подошёл к братьям. С надмением оглядел обоих и с не меньшим презрением прошипел сыну:

— Или уже забыл, как клялся мне, что послушным будешь? А? Ну коли так, я и о своём обещании тоже забуду.

Не оборачиваясь выставил в сторону руку ладонью вверх, на которую Гостомысл положил что-то. Глаза Мира вспыхнули, когда в серости подклети разглядел маленький ножичек с серебряной рукоятью и алой россыпью рубинов по ней. Мирослав узнав ножичек Сороки, еле слышно проговорил:

— Откуда это у тебя?

— У Извора одолжил, — будто между прочим буркнул Военег. — А что он тебе не сказал? Она мной ему обещана была за верность. Только смотрю, что сын мой не особо желает свою клятву выполнять — вот думаю наведаться в избушку охотничью.

Извор испариной покрылся, липкий страх под рубахами хребет холодит. Сглотнул судорожно. Вчера после бани ножичек найти не мог, думал что обронил где. Вон оно значит как, по отцовской указке досмотрел вещи его кто верно. А Военег в руках ножичек крутит, остриём из под ногтей грязь убирает.

— А сказал мне, что убежала, — Военег у сына небрежно испрашивает.

Извор и сказать против ничего не смеет — недавно двух охотников неподалёку от избушки видел — верно они и донесли.

— Или ты удумал за моей спиной свои дела проворачивать?

— Что ты с ней сделал? — яриться Мир начал.

— Я? Ничего, — равнодушно пожал плечами наместник. — А вот Извор верно тешится. Кричит больно громко только — не хуже тебя.

Гневом глаза булатные налились. Не могли Мира удержать теперь даже тенёта. С рыканьем подобным зверю дикому на ноги встать стремиться, да нет возможности — дружинники подлетели, того унимают своими способами.

— Стерва, — сквозь удары полновесные Мирослав буйствует пуще прежнего.

— Отец, прошу не тронь Мира, — Извора опять предательским трепетом, что паутиной опутало, но брату не желает этой участи.

— Так определись-то — кого мне не трогать? — стоит, с сыном взглядами мериться, а всё же военегов более тяжким оказался — нет у Извора силы снести его. — Вон пошёл! — Военег широкой лапой оттолкнул сына, загораживающего собой заключённого.

Разрывает Извора на части. Брату ничем не помочь ему. Со двора на Буяне галопом в лес. В висках кровь стучит. К избушке подойти не смеет. Заперта — снаружи тяжёлая завора её держит. С коня на ходу слетев, к двери ухом льнёт. Да тут же от двери разом и принял, когда девица с другой стороны, по буйному своему нраву, кулаками затарабанила. А Извор и рад её злословию — не тронул её отец, пугает только.