Кухарка из Кастамара - Муньес Фернандо Х.

Она подошла к двери и протиснулась, прячась в тени, в коридор кладовой. Двери буфетной, погреба и свечной были закрыты. Свет от лампы шел лишь со стороны дальней лестницы, которая вела в маленький винный погреб. Клара прошла вперед под нарастающие звуки женского наслаждения, которые, достигнув кульминации, резко прервались, перейдя в глубокое дыхание. Она подождала, пока не убедилась, что тайное свидание закончилось. Потом спустилась на несколько ступенек и заметила, что дверь в погреб открыта. Внизу, в свете нескольких ламп, она увидела сеньору Эскриву с неприлично выглядывающей из корсажа грудью и задранными юбками. Высокий, худой, небритый и не очень опрятно одетый мужчина прижимал ее к стене, все еще держа руку на ее промежности. Клара подавила крик, закрыв себе рот, и с зардевшимися от возмущения щеками отвела взгляд.

– Тебе пора, Сантьяго, – прошептала главная кухарка своему дружку. – Да поживее, а то сеньор Касона спит недалеко.

– Не думаю, что этот глухой садовник что-то услышит, – ехидно ответил тот.

Клара снова взглянула на них. Сеньора Эскрива поправляла корсаж и юбки. Мужчина повернулся и, стоя спиной к главной кухарке, оглядывал коллекцию вин.

– Да иди ты уже.

– Обожди… Одолжу-ка я пару бутылочек вина у господина. У этого вонючего козла их завались, – сказал он, беря две бутыли.

Сеньора Эскрива шепотом выругала его, чтобы не говорил плохо о герцоге. Оба они поднялись по лестнице к калитке: она – с горящими щеками, а он – с двумя бутылями вина из Вальдепеньяса.

– Увидимся на следующей неделе, дорогая Асунсьон, – сказал мужчина, снова целуя ее.

Клара предположила, что главная кухарка вернется не через патио, а по коридору, который выходил на кухню, поэтому бросилась на цыпочках обратно, пока слышно было, как закрывалась дверца погреба. Девушка переступила через порог буфета, не касаясь дверей, пробежала по коридору, завернула за угол, вошла в кухню и юркнула в свое надежное укрытие. Потом закрыла сдвижную дверь и осталась в абсолютной тишине, слыша лишь тяжелое и все еще слегка учащенное дыхание сеньоры Эскривы в кухне. Слава богу, на этот раз ее не обнаружили. Она отвернулась и закрыла глаза, чтобы снова заснуть. Клара подумала, что, очевидно, в Кастамаре секретов не меньше, чем при королевском дворе, про который говорили, что он был средоточием интриг и фаворитизма. Через мгновение она провалилась в сон на всю оставшуюся ночь.

Клара проснулась оттого, что донья Урсула с горящим взглядом тыкала ей в плечо тупым концом своей клюки.

– Собирай вещи. Ты уволена.

Она что-то бессвязно пробормотала в ответ, все еще сонная. Вначале она подумала, что проспала, но, взглянув в окно, поняла, что до времени подъема оставалось еще более получаса. Клара снова с удивлением посмотрела в устрашающие глаза доньи Урсулы, не понимая, чем могла вызвать ее недовольство вплоть до увольнения.

– Не отпирайся, – произнесла та. – Ответственный за пекарню и винный погреб сообщил, что не хватает двух бутылей вина из погреба, которые вчера были учтены. Сеньора Эскрива нам рассказала, что по ночам тебя посещает мужчина, причем явно не кабальеро, которого ты в благодарность одариваешь бутылками красного вина его светлости.

Клара широко открыла глаза и посмотрела на сеньору Эскриву, которая с вызывающим блеском в глазах стояла за доньей Урсулой. Она сначала подумала, что позволить любовнику стянуть две бутыли могло быть загодя продуманным планом сеньоры Эскривы, чтобы выгнать ее из поместья, но, повнимательнее приглядевшись к взгляду главной кухарки, поняла, что та безграмотная, глупая и умирает от страха. Сеньора Эскрива даже не поняла, для чего нужен список продуктов, вина и прочих товаров, который составляли по приказу доньи Урсулы.

– Это неправда. Это не я, почему вы обвиняете меня? – сказала Клара донье Урсуле, вставая с платком на плечах и глядя на сеньору Эскриву.

Губы главной кухарки вытянулись в тонкую линию. Клара возмущенно сжала кулаки.

– Бессовестная воровка! – завопила сеньора Эскрива. – Блудишь по ночам, а потом еще и все отрицаешь.

Клара вспыхнула от гнева, не в состоянии вымолвить ни слова. Собственное воспитание не позволяло ей голословно обвинять главную кухарку, а имея в качестве доказательства своей невиновности лишь собственные слова, можно только усугубить обвинение. Она взглянула на донью Урсулу возмущенными от несправедливости глазами, но встретила лишь лед.

– Признаю, что такого я от тебя не ожидала. Собирай вещи, это мое последнее слово, – подытожила экономка и повернулась, чтобы уйти.

От тревоги у Клары заныло в животе, она представила себя за воротами поместья, без рекомендательных писем и полностью беззащитной на открытом пространстве, что при ее нервном расстройстве неизбежно должно было закончиться больницей для душевнобольных. Отбросив всякие сомнения, она встала перед доньей Урсулой и решительно посмотрела на нее.

– Я ничего не украла и ко мне никто не приходил, уж тем более мужчина.

Сеньора Эскрива бросилась к ней и схватила за руку.

– Да я тебя видела с задранной юбкой и слышала, как вы визжали, будто собаки, – сказала она, и Клара почувствовала ее крепкое, нездорово-едкое дыхание, отдающее свинарником.

Она отпрянула и, когда донья Урсула попыталась пройти, снова ей помешала.

– Донья Урсула, я из благопристойной семьи, нам никогда не приходилось воровать и тем более – защищать свою честь, ибо она всегда считалась само собой разумеющейся. Мне безразлично, что могла наговорить сеньора Эскрива, достаточно заглянуть в ее глаза, чтобы понять, что у нее были причины для вранья, – сказала она в смятении пополам с гневом.

Если бы экономка поверила Кларе, то ей пришлось бы усомниться в словах сеньоры Эскривы, а это привело бы к немедленному увольнению главной кухарки всего за день до празднований. Ее уход стал бы тяжелым потрясением для Кастамара, учитывая, сколько слуг планировалось привлечь в тот же день к подготовке праздника, а Клара была всего лишь кухонной работницей. Да и воровство было не худшим из совершенных преступлений. Сам факт тайного распутства под крышей господина, да еще и так не вовремя, бросал тень на репутацию и христианскую добродетель, которые должны были уважать все обитатели поместья испанского гранда. Клара поняла, что донья Урсула взвешивает все эти обстоятельства, когда та прикрыла глаза. Ей даже показалось, что экономка отчасти поверила в ее невиновность, несмотря на необъяснимую неприязнь к девушке с самого ее приезда.

– Я хочу, чтобы ты немедленно покинула имение, – властно изрекла донья Урсула.

Сеньора Эскрива улыбнулась, довольная. Клара подумала, что та по глупости своей не понимала, что после празднований ее тоже уволят, потому что дракон уже принял решение выкинуть их обеих из своих владений. Она молча покачала головой. Донья Урсула отодвинула ее своей указующей клюкой и отправилась из кухни, но тут раздался голос, который заставил ее мгновенно остановиться.

– Боюсь, донья Урсула, что это будет несправедливо.

Голос был низкий и спокойный, как у ночного сторожа. Там, под притолокой ворот патио, возвышалась огромная фигура Симона Касоны, который со свойственной ему простотой зашел в кухню за новой золой для своих растений.

– Симон, думаю, это не ваше дело, – возразила ему экономка, при этом довольно вежливо. – Командуйте своими садовниками, а этим я займусь сама.

Мужчина снял соломенную шляпу и аккуратно повесил ее на свою морщинистую жилистую ручищу. Потом подошел к столу в центре, отставил принесенные с собой грабли и, подтянув табурет, на который становились посудомойки, оперся на него.

– Это мое дело, дорогая донья Урсула: всякий раз, когда совершается несправедливость, это мое дело. Вы не можете уволить эту девушку по этой причине, потому что если кто и устраивает нежелательные ночные встречи с неким мужчиной, так это сеньора Эскрива, – спокойно сказал он.

У доньи Урсулы вспыхнул взгляд, и она, нахмурив брови, посмотрела на кухарку.