Очаровательная проказница - Карлайл Лиз

Он быстро просчитал возможности – признаться, скверные, – потом бросил последний взгляд на руку Тербурна. Солидные восемнадцать очков. И все-таки он не шелохнулся. Зная, что это явное безумие и все же его единственная альтернатива, Мерсер кивнул.

Выпала бубновая четверка.

Толпа вокруг стола с надеждой нагнулась ближе. С довольной улыбкой Тербурн бросил свою карту, другую двойку. Полковник Эндрюс положил тяжелую руку на плечо Мерсера.

– Неудача, а?

Мерсер тихо выдохнул, потом бросил свою.

Валет пик.

– Боже мой! – по-французски вскрикнула Клер.

Аплодисменты вспыхнули снова, глаза миссис Уингейт расширились.

– Вам феноменально везет, милорд, – пробормотала она.

Клер схватила его за руку и потянула от стола. Мерсер на ходу подхватил рубины.

Несколько минут спустя лорд Мерсер и его любовница стояли в одном из приватных кабинетов Лафтона. Комнаты предназначались для игроков, которые были слишком пьяны, чтобы добраться домой, и для тех, кому понадобился прочный матрас. Игорный притон держал запряженные кареты и список лучших проституток Лондона, дабы не терять клиентов. Что угодно, лишь бы голубок не улетел из прекрасно устроенного гнездышка Лафтона.

Клер кружилась вокруг Мерсера.

– Месье, вы снова спасли попавшую в беду девицу, – пробормотала она. – Как мне продемонстрировать, что я это высоко ценю?

– Обещанием больше никогда не играть на фамильные драгоценности мужа! – отрезал он.

Но Клер была слишком опьянена игрой и шампанским, чтобы почувствовать кипящий в Мерсере гнев. Она провела кончиками пальцев по его широкой груди, потом повернулась, как балерина, рубины каменными каплями сочились из ее руки.

– Бог мой, милорд, вы говорите, как мой муж… и какое в этом удовольствие, я спрашиваю?

– Умоляю, перестаньте вертеться, Клер, и сядьте, – приказал он. – Я хочу поговорить с вами.

Клер надула губки и, взмахнув темными ресницами, потупилась.

– Нет, вы хотите упрекнуть меня, – поправила она. – Тогда я сделаю вот это! – Ее синие глаза блеснули озорством, ловкие пальчики потянулись к застежке его брюк.

– Клер, – предостерегающе сказал Мерсер.

Но она уже опустилась на колени, бледно-розовый шелк ее платья лужицей лег у его ботинок.

– Да, я вознагражу вас этим… моим особенным умением, которое вам очень нравится, не так ли? – пересыпала она речь французскими словечками.

Мерсер схватил локоны Клер, намереваясь поднять ее на ноги. Но в конце концов, будучи мужчиной с хорошим аппетитом, маркиз принял ее жест в том же духе, в котором он был предложен – из жадности, и от отчаяния. Их отношения давно были взаимовыгодными.

Когда спазмы перестали сотрясать его тело и уступили место мягкой, лишенной чувств расслабленности – Мерсер совсем не мог назвать это удовлетворением, – он мягко поднял Клер на ноги и начал приводить в порядок свою одежду.

– Вы помните, Клер, ночь, когда мы встретились? – спросил он, заправляя полы рубашки.

Клер извлекла из сумочки зеркальце и, наклонившись к прикроватной лампе, рассматривала свои губы, словно в поисках повреждений.

– На зимнем маскараде у леди Блектон. – Она сделала паузу, намазывая мизинцем что-то красное на губы. – Как привлекательны вы были, милорд, в вашем широком черном плаще, и это все, что я помню.

– В самом деле? Той ночью ваш муж оставил вас.

Клер залилась смехом.

– Да, но кто от этого выиграл? Он имеет свой продуваемый всеми ветрами старый замок, а я – его драгоценности и вас, друг мой, вас. – Когда Мерсер повернулся к ней, Клер захлопнула зеркальце и легкой походкой пересекла комнату, на ее лице появилась хитрая соблазнительная улыбка, которая больше не имела власти заставить его пах напрячься.

– Вы пользуетесь его драгоценностями, моя дорогая, – напомнил он. – Но они не ваши, чтобы их проигрывать.

Положив маленькие белые руки ему на грудь, Клер наклонилась ближе, обдав его знакомым до отвращения ароматом лилий и аниса.

– Это лишь формальность, милорд, – пробормотала она. – Разве вы не признаете, что моя потеря обернулась для вас выгодой?

Рот Мерсера скривился в слабой улыбке.

– Я никогда ни в чем не признаюсь, Клер. Вы это знаете.

Недовольная гримаса вернулась на ее лицо. Но на сей раз Мерсер смотрел на ее губы, которые несколько минут назад, жадные и влажные, ласкали его разгоряченное тело. Он смотрел на нее словно с большого расстояния, будто сквозь мутное стекло, искажавшее ее красоту, и трудно было вспомнить, почему он когда-то надумал связаться с ней.

Холодная решимость заливала его, принося с собой что-то более мрачное, более сильное. Это стыд, думал он. Стыд и желание бежать от этого фарса, им самим созданного. Как он раньше этого не видел? Даже его собственная мать, которая никогда не вмешивалась в чужие дела, предупреждала, что он к этому придет.

О, он и прежде содержал женщин умелых и опытных, когда это было взаимовыгодно для обеих сторон. Но Клер соблазняла его холодной неземной красотой и вечной необходимостью ее спасать: от грозного мужа, от сломанного ногтя, от долгов. Каждое бедствие, большое или маленькое, порождало слезы, от которых у любой другой женщины краснел бы нос и опухали глаза, но у Клер слезинки просто цеплялись за невероятно длинные ресницы, делая ее еще более хрупкой.

Мерсер отступил и закончил застегивать брюки. Клер бросила на него подозрительный, оценивающий взгляд, прикусив пухлую нижнюю губу. Он почти слышал, как крутятся винтики и колесики в ее голове, пока она вычисляет. Внезапно она повернулась, решительно двинулась к кровати, стащила покрывала и длинными приглашающими движениями принялась разглаживать складки на простынях, зная, что он наблюдает за ней.

Мерсер молчал.

– Вы сердитесь на меня, – сказала Клер с притворным раскаянием. – Мне не следовало злоупотреблять вашим уединением сегодня. Идите в постель, милорд, и я сделаю этот вечер достойным вас.

Но Мерсер вместо этого подошел к окну и смотрел на ночное движение у Сент-Джеймсского дворца, положив одну руку на талию, а другой задумчиво потирая затылок, где поселилась тупая боль. Тщательно и с явной неохотой он подбирал слова.

– Я больше не собираюсь спать с вами, Клер, – наконец ответил он. – Это закончено, давно закончено. Думаю, мы оба это понимаем.

– Мерсер! – Ее голос прозвучал резко. Под шелест шелковых юбок Клер спешила к нему. – Что вы хотите сказать?

Он поднял взгляд к окну, глядя на ее приближающееся отражение.

– Мы лишь используем друг друга, Клер, – спокойно ответил он. – Как я только что использовал вас. Как вы использовали меня сегодня ночью в игорном зале. – И это «мы» кончено, дорогая.

У нее перехватило дыхание.

– Да нет же! – прошептала она, положив дрожащую руку ему между лопаток. – Вы… вы не можете так думать! У меня нет никого, кроме вас. Что будет со мной? Куда я пойду?

– Какая драма, Клер… – Его голос был глухим. – Вы отправитесь домой, пока в Фицровию. Но домой в Овернь, к вашему мужу – еще лучше.

– Нет! – воскликнула она, отскочив. – Шеро, он… да он меня ненавидит. И он стар. От него несет камфарой и луком, и… как вы можете говорить мне подобные гадости таким холодным тоном?

Мерсер резко повернулся, смерив ее взглядом. Не в первый раз его обвиняли в холодности.

– Шеро не испытывает к вам ненависти, Клер, – ответил он. – Я начинаю думать, что он никогда этого не делал. Он просто не может позволить себе вас, как и я.

– О! Вы думаете, я так глупа? – Все претензии на соблазн исчезли, Клер прищурилась, глаза превратились в блестящие щелки. – Вы, вероятно, самый богатый человек во всем Лондоне. Вы десять раз можете позволить себе меня.

Мерсер мягко, но решительно взял ее за плечо.

– Я предпочел не позволять, – поправил он. – Как ни много у меня денег, я больше не могу проявлять такое безумие в моей жизни: не знать, где вы проведете следующую ночь и сколько проиграете. Клер, вы рассыпаете повсюду долговые расписки, как мои собаки – клочья шерсти, и я вынужден следовать за вами по всему городу, улаживая проблемы.