Война сердец. Магия Тьмы (СИ) - "Darina Naar"

Так, Салазар рассудил: ему нужно не только оружие, но и некий шанс воскреснуть. В одной из книг он наткнулся на рецепт Зелья Сущностей — коварное снадобье, что открывало разум человека для проникновения извне, позволяя вселяться в его голову чужим Сущностям. То была наичернейшая Магия Тьмы, от которой шарахался любой колдун. Но Салазар здравомыслием никогда не отличался — на предрассудки ему было наплевать. После визита нотариуса он установил во дворце диктатуру — мышь пикнуть боялась. Салазар не щадил никого, даже Октавию — её «гадкая подстава» убила его симпатию.

Когда в день открытия завещания она упала в обморок, доктор Ариббо констатировал факт её беременности. Салазар был вне себя. Первое, что он сделал — попытался вытравить плод, напоив Октавию снадобьем, провоцирующим выкидыш. Но зелье не сработало — с Октавией случился только лёгкий приступ тошноты.

Салазар мгновенно понял — на девушку наложены защитные чары. Но кто их автор — поди угадай. Можно было допустить: виноваты научные эксперименты самой Октавии, но версия эта критики не выдерживала — и сам Данте заметил, что кожа её светится — явный магический след.

Не сумев избавить Октавию от будущего наследника, Салазар оборвал всякое общение с ней, разговаривал грубо и брезгливо. Данте несколько раз видел, как Октавия плакала, глядя на портрет Салазара, по его приказу вывешенный в гостиной.

Салазар разрешил Леопольдо и Октавии остаться во дворце, но Кассии велел убираться в завещанное ей поместье в Корриентесе. Со смаком он пожелал ей сдохнуть там от болотной лихорадки, не забыв намекнуть о возможном присоединении к Райнерио, съеденном крысами в склепе. Так, Кассия отбыла из города, увезя океан сундуков и картонок и угрожая добраться до Салазара с помощью влиятельной подруги — вице-королевы Клары-Изабеллы.

Из болтовни новеньких служанок с Прэской, горничной Мендисабалей, Данте выяснил и судьбу Джеральдины. Долго жандармы с ней не церемонились и в гибели Косме не разбирались — кому нужны простая служанка да нераскрытая смерть какой-то черни? Поэтому дело поручили инквизиционному трибуналу, который через пару месяцев, заочно, без суда, приговорил Джеральдину к казни — сначала её вздёрнули на дыбу, а затем наживо содрали кожу. Бедняга погибла в мучениях на виду у толпы зевак.

Во дворце Фонтанарес де Арнау это никого не потрясло. Все, кроме Салазара, бегали вокруг беременной Октавии и сдували с неё пылинки. А по разговорам Данте понял: Игнасия нашлась и снова обитала в доме Софии, которая тоже ожидала первенца.

— Вот будет славно, если мой сын и мои племянники родятся в один день! — мечтала Октавия.

Но это было неосуществимо. Игнасия дохаживала последние недели беременности, а София уверяла: её срок ненамного меньше, чем у Игнасии — ребёнок зачат ещё до свадьбы с Абелем. Получалось, что из сестёр Октавия родит третьей — она была только на шестом месяце, и это её огорчало. Да и учёбу пришлось бросить; нынче она не могла выдавать себя за Леопольдо — живот мешал. Но и после родов шанса вернуться в Университет у неё не осталось. Проводив мать в поместье, Леопольдо официально учёбу бросил.

Зато он всецело подружился с Абелем — тот устроил Леопольдо в свой Торговый дом управляющим, а сам занимался Национальным Банком Мендисабалей. По велению Лоиды Аурелиано отошёл от дел, и нынче она готовила более расторопного и умного Абеля в качестве своего преемника. Октавия и Леопольдо многократно навещали чету де Чендо-и-Сантильяно, но во дворец Салазар приглашать их запретил.

Леопольдо из-за этого раздражался — в доме Абеля и Софии ему приходилось видеть и Игнасию, которую он не выносил. И как Октавия не будила в муже чувство сострадания, он воротил нос, называя Игнасию падшей, а её ребенка — мерзким бастардом.

Салазар же, еле-еле терпя беременность Октавии, смириться с деликатным положением Софии не мог. Поначалу Данте рассудил: он злится, считая ребёнка своим. Но вскоре понял — Салазар верит в проклятие бесплодия и тревожит его не отцовство, а наличие этой беременности в принципе — он мечтал оставить без наследников и Леопольдо, и Абеля. Поэтому, когда представился случай, он решил действовать.

В этот день Леопольдо, вопреки недовольству Салазара, позвал-таки в гости Абеля и Софию. Пока мужчины в кабинете обсуждали деловые вопросы и ругали Эу за неправильно поданный чай — Абель пил исключительно из белых чашек, отделанных золотом, и попутно измерял расстояние от чашки до ложки (он не любил, когда оно превышало двух сантиметров), Октавия и София болтали о своём, женском.

Целый час Салазар наблюдал за Софией в волшебное зеркало — он сумел подбросить маленькое зеркальце, обсыпанное пыльцой фей, под кресло в гостиной.

Как только последний луч солнца утонул во мгле и мелкие-мелкие звезды, подобно колотым алмазам, проявились на небосводе, прибежал мальчик-посыльный с вестью — у Игнасии начались роды.

Охнув, София встрепенулась и собралась уходить, но Леопольдо раскричался и «ради грязного бастарда» Абеля не отпустил — у них ещё оставались незаконченные дела с Торговым домом (Абель помогал приятелю разбираться в бумагах).

Октавия вызвалась сестру проводить и заодно посидеть с Игнасией, но тут запротестовала уже сама София, уверяя: Октавия не должна гневить Леопольдо.

— Но вы не можете ехать домой в одиночестве, ведь ночь на дворе, — покачала головой Октавия. — Так неразумно в вашем положении ездить в карете одной! А если у вас начнутся роды?

— Не бойтесь, сестра, со мной будет кучер, — ответила София кротким голоском. — Тут ехать всего два квартала.

— Но это глупо, ведь я могу отправиться с вами! Игнасия и моя сестра, я волнуюсь за неё.

В сей миг Салазар с Данте, балансирующем на его затылке, спустился по лестнице. Не зная чего ожидать, Данте только удивлялся патологической изобретательности этого человека.

— Я могу проводить сеньориту, то есть сеньору, до её дома, — он горделиво взмахнул длинными волосами, будто намеренно обращая на них внимание. Щёки Октавии покрылись румянцем, но София осталась мраморной статуей; её глаза — бирюзовый хрусталь — были пусты и холодны. — Я как раз собирался на вечернюю прогулку. И если сеньоре не претит моя компания, то я сопровожу её до дома.

— О, с вашей стороны это так любезно, — ответила Октавия ровно, но губы её побелели. — В последнее время вы мало радуете нас благородными поступками.

— Как и вы меня, — парировал он саркастично.

Они обменялись суровыми взглядами, но София явно ничего не подозревала об отношениях в семье — при гостях все сохраняли видимость дружбы.

Когда София и Салазар сели в карету, Данте взгромоздился на крышу и мигом понял: с кучером неладно — у него глаза стеклянные. В магии Салазар достиг такой идеальности, что уже колдовал незаметно. Но для чего он заморочил кучера, стало понятно, лишь когда через полчаса карета вдруг остановилась.

— Куда мы приехали? Что происходит?! — в ужасе пискнула София, выглянув в окно — они находились на тропинке, окружённой глухими лесными зарослями. Вокруг — ни души. — Куда вы меня привезли?! Вы должны были отвезти меня домой, ведь моя сестра…

— Не сейчас, дорогая, — невинно откликнулся Салазар. — Не надо паники. Вы поедете домой, но сначала мы побеседуем.

— Не о чем мне беседовать с вами! — задрала нос София и скрестила на груди руки.

— Отчего же вы столь нелюбезны, дорогая? — Салазар буквально вдавил её в спинку сидения. Провёл мерцающим когтем по её шее, языком — по губам. — Вы забыли, как нам было хорошо?

— Нет, не забыла! — София упрямо отталкивала его. — Такое разве забудешь? Вы… вы меня заставили, вы чудовище!

— Верно, я чудовище, которое любит вас, несмотря на ваше поведение. И я никак не думал, что вы подсунете мне эту мерзость, — он ткнул пальцем в её выпирающий живот.

По щекам Софии потекли слёзы — она явно испугалась, а бежать было некуда — вокруг темень и непроходимый лес. Да и беременная далеко не убежит.

— Он не ваш, — еле-еле промямлила она. — Это ребёнок моего мужа.