Анчутка (СИ) - Малых Алексей

Мир слегка призадумался и с озорным блеском в глазах соизмерил парочку молодых мужчин, от которых так и разило обоюдным нетерпением. Он приподнял брови, а его губы растянулись в хитрой улыбке, не предвещающей ничего хорошего, словно тот решил немного попроказничать.

— Храбр, у тебя же нет ещё побратима?

Тот озадаченно покрутил головой и забегал глазами с одного брата на другого, понимая что тот задумал. Потом замахал руками и отнекиваясь зачастил, расплёвывая содержимое своего рта:

— Нееее, не-не!

— С ним?! Да ни за что! — принялся отказываться и Извор. — Мне и тебя одного хватает. Я за двумя и не поспею — всем спины прикрывать!

— Эй! — эти слова задели Манаса за живое. — Это ещё кто чью спину прикрывать будет? Мне помощь не нужна — до этого сам всегда справлялся.

— Мир, ты что удумал, чтоб я этого остолбеня побратимом себе взял? Ну уж нет, — с недоверчивым пренебрежением Извор оглядел новака. — У него из доспеха только рубаха!

— Намедне я в одной рубахе, четверых положил, пока ты в колодце купаться удумал! — яро кичился Храбр.

— Коли так, то и у меня будет лишь рубаха, — Мир с себя принялся скидывать поручи и стягивать свой доспех, показывая тому своё расположение.

Манас с нескрываемым удивлением следил за их перепалкой, явно поражаясь их слепым доверием друг к другу, да и к нему, недавнему незнакомцу, тоже. Но эта их чрезмерная приязненность могла статься очень полезной мстящему степняку.

Уже через четверть годины (20 минут) Извор и Манас, оба по пояс обнажив навстречу лёгкому ветру, задорно щекотящему их, словно выточенные из какого камня, торсы, сидели на своих пятках напротив друг друга. В руке каждого был его личный нож. Они словно застыли, став похожими то ли на деревянных чуров, то ли на каменных половецких баб, не решаясь приступить к ритуалу, а дружинники, собравшиеся вокруг, только их больше заводили. Те подбадривали выкриками, даже новоиспечённые побратимы, недавно желающие перегрызть другому глотку, уже колко язвили подхватывая друг друга, словно говорили одними устами:

— Да у них кишка тонка. Смотрите… — говорит Щука.

— У них поджилки трясутся, посмотрите, как дрожат, — продолжил Осляба, шало толкнув плечом своего новоиспечённого побратима.

— Это вовсе не от страха, — неслышно прошипел Манас, оторвавшись взглядом от своего засопожника и яро покосившись на эту пару лучников.

— Мне просто холодно, — сдув с щеки каплю пота, поступившую от жаркого степного воздуха, подхватил того Извор, сжимая черен своего короткого сакса (однолезвийное рубяще-колющее оружие с отличительной горбатой формой ломаной спинки, длина которого не превышала 30–40 см).

— Ну?! — поторапливал их Мир, желающий быть заручителем этого союза, потешаясь их глупым отговоркам. — Долго ещё ждать, нам уже выдвигаться нужно?!

Помедлив ещё с долю времени, Манас решился первым на такое действие, приняв то, лишь желая получить от этого выгоду.

Храбр резко дёрнул рукой, намереваясь поскорее с этим покончить полоснул остриём своего засопожника по большому пальцу, надсекнув кожу до крови.

— Наконец-то, — с нескрываемой радостью воскликнул Мир и обратился к Извору, присев на корточках рядом с двумя упрямцами, имея их по обе стороны от себя, — Извор, не томи уже. Ты всех нас держишь подле, как девица в купеле — взгляд не оторвать.

— Ты! — гаркнул Извор, будто плюнул в своего самодовольного брата. — Я тебе это ещё припомню.

Насмешливый хохот прокатился в рядах дружинников. Окидывая их своим недобрым взглядом, Извор всё же понимал, что нет пути назад. В недовольстве поджал губы и, задержавшись на выдохе, он провёл своим пальцем по саксу. Извор хорошо знал обряд, и всё же желая доминировать, научная младшего побратима уже его опередив раз, выставил вверх кровоточащий палец, чтоб поскорее закончить. Храбр повторил сие действие. Хохот северских, наблюдающих за этой парой воинов, сидевших как два истукана с поднятыми вверх пальцами, только усилился.

— Что это?! — прыснул Мир, выставив кверху и свой палец.

— Порезами нужно соединиться, чтобы кровь ваша единой на двоих стала, — гаркнул самый старший из всех дружинников, сотский Олексич. Окинув хмурным взглядом развеселившийся разъезд, пристыживая их, потешающихся, над столь важным делом, наставнически продолжил учить, — кровь ваша перемешается, что роды ваши отныне одним общим родом стали. Отец твой, Извор, теперь отцом и Храбру будет…

" Этого ещё не хватало, — презрительно мелькнуло у Манаса. — Что мне клятва сия, если есть та, что была на могильнике моей матери дана!"

— Одной дорогой всегда идти должны отныне будете, — продолжал дюжий воин, — а иначе проклянёте и себя и потомков своих, аж до седьмого колена. И коли преступить клятву свою, падёт на головы их кара страшная. А зарок целованием (в данном случае приветственное целование плеча друг друга, при крепком рукопожатии) подкрепить положено.

— Целованием? — недоверчиво переспросил Храбр.

— Троекратным, — добавил старый вояка. — Сердце к сердцу.

Извор с Храбром друг в друга очами своими уставились. Решились наконец.

И руки их сцепились, а кровь общей на двоих стала. И клятвой заручились. И прильнули друг к другу в братских объятьях, крепких и мощных, что почувствовал каждый буханье сердца другого. Братья они теперь на век.

13. Дщерь ведуничья

Наместничьи хоромы с утра что борты гудят — Олег Любомирович на боку не лежит и другим спуска не даёт. Челядь дивуется этакой перемене. Так и в былое время своей залихватостью наместник мог бы с любым поспорить, только в последнее время оный, когда-то столь знатный витязь, всё чаще на своём ложе время проводить стал.

Началось с осени ещё. Ни с того, ни с сего вдруг чахнуть начал, а зимой, с первым снегом, что просторы Посемья тяжёлым покрывалом разом укрыло, травница Зима к нему сама пришла — прознала о хвори наместника. Что запросила никто не знает, как лечит никто не ведает? Придёт тихомолком, с ним в опочивальне уединится и тишина. Наместник ей свободу полную дал — в любое время дня и ночи прийти-уйти может и дворовым во всём ей быть послушными указал. Поговаривают, что та Зима заговоры какие умеет плести — с ней-то на поправку наместник и пошёл.

Дворовые через плечо плюют, дули крутят, чтоб не сглазить — не уж-то хворь боярина их отпустила. Добрый наместник, жаль того терять им было. Слухи даже ходили, что хворь его сломить могла. Бывало так скрутит горемычного, в пору думать, что скончается. А сегодня бегает по двору словно молодой, кваску лишь испросит да сам норовит на крышу лезть, да тиун (управляющий) его не пускает. Таить нечего — все только рады этому.

Пожарище давно разобрали, да уж новую конюшню на старом месте поставили. Крышу кроют ольховыми досками. Олег всем руководит — где перстом своим указывает, где сам подсабливает.

— Квасу! Квасу, — кричит.

Тиун заметался, ищет, кого бы в погреба отправить, а тут Сорока на глаза попалась. Пустую махотку ей в руки пихнул да сказал передать в стряпной избе, чтоб стол поскорее накрывали, уже переживая за своего чрезмерно рассуетившегося хозяина — кабы потом припадка вновь не случилось.

Сорока обвела взглядом всю эту толчию копошащуюся, вздохнула томно — суетно, бегают все, снуют из угла в угол. У Сороки голова кругом пошла от всей этой сутолоки, сама с утра набегалась уж, заразившись таким настроением — ей и работу выделили, не то чтобы сложную, нудную: то подай, то принеси, то снеси — припустила быстрым шагом к дальним клетям. Услуживать боярину ей и не хотелось вовсе — Храбра бы только дождать и бежать — сначала думала, а потом волноваться начала — уж седмица сменилась, а их всё нет.

— Эй, как там тебя? Сорока?! — окликнул тиун её на полпути. — Из подклети мёду к боярскому столу достань — Олег Любомирович уж очень его уважает и никакой трапезы без него не смыслит.

Сорока гукнула и по-заправски, уже достаточно хорошо изучив подворье, в подклеть направилась. Возле дровницы Палашку взором своим леденющим зацепила. Та, в саже перемазавшаяся, щепок да дров набирала, воровато по сторонам озариваясь, да никого не приметила — Сорока уж в клеть зашла.