Анчутка (СИ) - Малых Алексей

Преследователь шёл тяжело. Сорока прибавила ходу, а тот резко завернул за хлев, в сторону отхожего места да следуя зову природы, принялся справлять нужду сопровождая всё это мерзким стоном облегчения.

Скрывшись за дровницей, Сорока, смеясь над своими страхованиями, перевела дух, как тень перед ней сгустилась.

— Извор, это ты?

Точно Извор — мощная фигура боярина двинулась на неё, только вместо уже знакомого лица, которым неоднократно нагло любовалась, когда тот будучи в лихорадочном бреду метался никого не видя, или украдкой, когда меняла ему повязки, обрисовалось лицо воеводы. Девица обомлела, и в груди где сердце что-то сжалось не давая вздохнуть. Она попятилась назад, но воевода не отставал. Схватил грубо Сороку за руку и дёрнул на себя, что та крякнула.

— Что тебе нужно здесь? — навис над нею. — Чего выискиваешь?

А та и слова вымолвить не может. Страх обуял её. В глазах смерть отца стоит и эта рожа, только перекошенная. Узнал верно? Убьёт ведь, как есть убьёт, и слова ему поперёк никто не скажет. Губки бархатные задрожали…

— Ну? Пришла зачем? Или тебя тоже, как и отца твоего в Навь отправить?!

Издали заслышалась брань тиуна, в стряпной доме засуетилась челядь — без стряпчего всё как-то не особо ладилось.

— Как что? — наконец смогла из себя выдавить. Глазами намокшими забегала по сторонам, — дрова… просили… Мне дров нужно… а отец мой, знать не знаю где, — не соврала — не ведомо ей, где кости его схоронены.

— Дрова, говоришь? — отпустил ту, сам вокруг осмотревшись.

Сорока тут же дрова принялась подбирать. Столько собрала, что удержать трудно. А воевода с той взгляда острого не сводит — вроде похожа на дочь Позвизда, а вроде и не она вовсе — на язык груба, работы грязной не чурается. Сомнения Военега одолевают. Да коли бы и вправду дочь Позвизда это была, как ему о том супружница его все уши прожужжала, то верно бы наследство своё просила, а эта, как посмотреть, из челядинок не спешит, вон трудится: под ногтями грязь, коса растрёпана, кувшины мужам знатным подносит, да ещё и с дружинниками шутки скобрезные может поддержать, что те гогочут как полуумки. Да, чтоб душа довольна осталась злое умыслил. Ему кончить девку эту — на раз. Никто даже не заподозрит воеводу в столь грязном деле. Опять к Сороке подступает, а та в дровницу спиной упёрлась.

От испуга руки к лицу вскинула, что все дрова на земь попадали. Одно за другим на ногу воеводы приземлились, а тот только присыкнул, но с таким яростным блеском в глазах, что Сорока уже и с жизнью распрощалась. Куда вся её смелость пропала?

— Хочешь сказать, что не знаешь меня? — сдержанно тот просипел, а сам пальцами в сапоге шевелит, кровь разгоняя.

— Как не знать? — испуганно промямлила, а боярин на черен сакса ладонь положил. — Тебя, боярин, каждый в Курске знает — ты воевода тутошний, защитник града сего, покровитель наш.

— А коли так, чего трясёшься как лист осенний? — голосом давит, ожидая, что та откроется.

— Как же мне не бояться тебя, воевода? Ты муж знатный. Вон баян на гуслях гудит так о твоих ратных подвигах, что аж уши заложило, — Сорока страхом давится, но вида не подаёт, а у самой все поджилки трясутся, да решила до конца врать, может и пронесёт. — Твои руки стольких убили, а ты даже глазом не моргнул. А Кыдан-хана через всю степь гнал. А Ясинь-хану, когда Ярославович с ним поминками обменивались, даже поклон не отвесил.

Военег девицу за ворот схватил, на кулак тот намотав, да немного Сороку придушив, что у той дыхание спёрло, кровь к вискам хлынула. С долю времени изучив ту поближе, хотел рубаху разодрать, припомнив, что дочере Позвизда грудь рассекли.

— Ах, вот оно что, — сквозь страх язвить принялась, не даётся, сама за ворот схватилась. — А я добро не давала — кричать буду. И не удобно здесь как-то, воевода. Да и тебе в баньку не мешало бы сходить исперва…

— Больно надо — у меня терем девок отборных полон, — озадачился — неужто ошибся — верно и не дочь Позвизда это — язык грубый да кривой, будто и вправду простолюдинка. А потом вдруг осознал, что отказ от той получил, да не привыкший к такому, решил той обидным словом отплатить. — Степняков ублажала, ладно было, а боярину что же, подсобить не хочешь? — прижал ту к дровнице, а ворот не отпускает.

— Вот и верно. Сам говорил, что степнякова подстилка я. Не пристало тебе знатному боярину из грязного колодца воду пить, а то смотри замараешься. Я уже и не помню сколько их у меня было — меня ничем не удивишь, только и тебе то безынтересно…

— Волочайка, — только и выдавил из себя с надмением под треск разрываемой рубахи.

— Отпусти её, — прозвучало по близости настоятельно дерзко.

Позади стоял Извор и, не дожидаясь пока отец послушает просьбу сына, с силой сжал свои пальцы на его запястье.

— Теперь видно, чем ты у наместника во дворе занимаешься. По нраву пришлась эта девка?! — гадливо усмехнулся лишь одним усом.

— Тебя не должно касаться моё отношение к ней.

​​​​​​- С потаскухой спутался…

— Не смей называть её так! — на защиту девицы встал, тем её бескорыстную заботу о себе окупая, да и поняв даже за столь короткое время, что из себя Сорока представляет. — А захочу, и женой мне станет, — подбородком на ту указал, — слова поперёк мне не скажешь!

"Вот зря он так с ним! Вот оно мне надо?! Под раздачу попасть этому воеводе. Только сегодня бежать хотела! А тут на тебе — семейные передряги", — Сорока мыслями металась.

— По свету пущу. Так сделаю, что тебе руки никто не подаст…

— Делай, что хочешь! Только если тронешь её, не побоюсь всем о твоих делишках поведать. Благо двор полон сегодня. Одним разом все всё и узнают. Или что думаешь, я не разумел, от чего ты вперёд нашего разъезда ринулся к ватажникам. Всех там перебили, чтоб лишнего чего не взболтнули, — говорит смело, а Сорока вид делает безынтересный, глаза закатила — вот зачем при ней сокровенное открывает, что мало воеводе было причин для её смертоубийства? теперь ещё одна добавилась.

— Не посмеешь, — процедил Военег, злобно буравя того глазами, но ворот женской рубахи отпустил.

— Испытать хочешь?!

Сороке даже показалось, что между этими двумя воздух раскалился — ещё немного да пламя вспыхнет. Сама от греха подальше бочком от бояр сторонится, да только Извор ту за руку дёрнул, что та в кольцо рук его попалась. Сердце девичье занялось ещё сильнее, да и краска не спешила от лица отхлынуть. Извор словно этого не замечая, за собой потащил, а Сорока безвольно за тем последовала.

Остановился Извор за частоколом, гневно дышит, да что сделать против отца может? Да и кто пойдёт против него, коли вокруг себе подобных собрал, рты всем заткнул, а кто и догадывается о чём неблагочестивом, помалкивает, расправы боясь. Здесь по иному действовать нужно. Отыскать Любаву истинную, чтоб обман Нежданы открылся, а он в том ей поможет. В супружницы свои возьмёт, тоску по ней утолит. А может не простит его?! А коли у той супруг уже есть?! Коли дети народились?!

Мотнул Извор головой, не желая помыслить о этом, да только и осознал, что девичью ладонь в руке своей крепко сжал. Сорока выкручивает её, кряхтит. Развернулся к ней, рассеянно в глаза смотрит, хотел прощения попросить, а безмолвием гортань сковало, лишь взглядом скользнув по её груди.

***

— Решил отношения со своим отцом выяснить, зачем меня к этому приплёл? — пыхнула в губки, наконец решив заговорить первой, замотавшись в пыльник, который Извор той дал прикрыться — ничего не видно в темноте было, но чтоб о той срамных слухов не пошло, да и ночной воздух леса холодил.

Гнедка глухо ступал по тропе еле различимой в темноте. Бляшки его сбруи тихо брякались, а сам время от времени недовольно фыркал, не желая сей ночной прогулки с двумя седоками. Извор сидел в седле немного отстранившись, насколько было возможно, от Сороки и удерживая поводья перед ней вовсе пытаясь не дотрагиваться до той руками продетыми по её бокам, что было крайне не удобно.