Без ума от леди - Джеймс Элоиза

– Прошу, примите мои извинения от имени Джози, – произнес Дарби. – Обе девочки вели себя непростительно грубо.

«Мегера» прикусила губу. Необыкновенно мягкую и розовую для такой злобной особы.

– Боюсь, ее дурное поведение является следствием вашего равнодушия, – без обиняков заявила Генриетта. – Дети, растущие в любви и заботе, неизменно милы и послушны. – Ей не было нужды добавлять, что Джози никак не подходила под это описание.

Дарби никогда не принимал участия в обсуждении методов воспитания детей и не испытывал ни малейшего желания касаться этой темы сейчас.

Однако слова Генриетты его все же задели, поэтому он счел нужным пояснить:

– Ваше умозаключение не имеет ко мне никакого отношения, поскольку Джози почти меня не знает. Я непременно найму няню, способную должным образом заботиться о детях. Хотя мне заранее жаль бедняжку.

– Ни одна няня не сможет заменить родителей, – твердо произнесла Генриетта.

«Очевидно, злобность объясняется недостатком роста», – подумал Дарби. Однако грудь у этой злюки, спасшей детей, поистине роскошная. Промокшая насквозь ткань плотно облегала тело, являя взору окружающих соблазнительные округлости. Любая другая женщина гордо выставляла бы свои достоинства напоказ либо старательно пыталась их скрыть. Но леди Генриетта словно не замечала, насколько она привлекательна.

– Проблема в том, что ваша дочь вас совсем не знает. И гордиться тут вовсе нечем, сэр!

– Джози моя сводная сестра, – резко возразил Дарби. – Я видел ее всего три или четыре раза до того, как неожиданно стал ее опекуном после гибели моего отца и мачехи в дорожном происшествии. Кажется, моя мачеха позволила ей спуститься из детской, когда я приезжал к ним на Рождество, хотя я совсем этого не помню. – Достигнув совершеннолетия, Дарби неизменно, хотя и весьма неохотно, проводил рождественские праздники с семьей, считая дни до отъезда.

Генриетта ошеломленно заморгала.

– Значит, Джози ваша сводная сестра? И Аннабель тоже?

– Да.

– Так почему вы мне сразу об этом не сказали?

Мужчина пожал плечами.

– Просто, когда Джози напоминают об отсутствии родителей, она сразу поднимает вой.

– Очевидно, ее поведение свидетельствует, как сильно она горюет по безвременно почившей матери.

– Вы так думаете? А мне кажется, виной всему ее дурной характер. Няня тоже так считает, а уж она-то знает ее лучше меня.

В глазах леди Генриетты промелькнула неуверенность, лишь укрепившая Дарби в мнении, что Джози еще покажет себя во всей красе. Хотя она и так уже была уменьшенной копией своей дражайшей матушки.

– Как давно погибла ее мать?

– Чуть более восьми месяцев назад, – ответил Дарби. – А теперь прошу меня простить, леди Генриетта. Уверяю вас, что впредь буду более тщательно подходить к выбору няни для детей. Моя тетка леди Ролингс живет в Шантилл-хаусе недалеко от Лимпли-Стоук, и она, без сомнения, поможет мне подыскать подходящую няню.

С этими словами мужчина направился к двери.

Генриетта последовала за ним, протягивая руку на прощание.

– Вероятно, мы увидимся снова, мистер Дарби. Ваша тетушка устраивает сегодня званый ужин, и моя семья приняла ее любезное приглашение.

Мужчина буквально на глазах преобразился, вновь превратившись в изысканного великосветского джентльмена. Он ответил поклоном, достойным самого короля, а потом поймал руку Генриетты и поцеловал кончики ее перчаток.

– Буду несказанно рад вас видеть. – В голосе мистера Дарби послышались тщательно отрепетированные хрипловатые нотки, сулившие удовольствие.

Генриетта заморгала и едва не рассмеялась в голос, однако вовремя спохватилась и взяла себя в руки.

– Должно быть, вы прожили в Лондоне всю свою жизнь, – с любопытством заметила она.

В карих глазах мужчины вспыхнуло такое тепло, что Генриетте стало немного не по себе.

– Я редко выезжаю за город, – ответил он. – Боюсь, сельские удовольствия мало меня привлекают.

В этом Генриетта ничуть не сомневалась. Даже растерявший свой лоск после стычки с Аннабель, здесь, в Лимпли-Стоук, он выглядел совершенно неуместно, точно отбившаяся от стаи птица.

– Вы здесь надолго?

– Зависит от того, – произнес мистер Дарби, глядя Генриетте прямо в глаза, – насколько привлекательными мне покажутся местные удовольствия. Должен сказать, что пока я… испытываю лишь приятное удивление.

Генриетта вновь едва не рассмеялась, однако сумела сдержаться. Не стоит обижать этого модного щеголя, оттачивающего на ней свои манеры. Хотя он, конечно же, и понятия не имел, что тратил свои усилия впустую.

Шагая вниз по Хай-стрит и приволакивая за собой пульсирующую болью правую ногу, Генриетта столкнулась со своей сестрой Имоджен, стремительно сбежавшей по ступенькам магазинчика, торгующего тканями.

– О, Генриетта, – окликнула она девушку. – Вот ты где! Я всюду тебя искала. – Имоджен резко остановилась. – Что с тобой случилось? Какой отвратительный запах!

– Ничего особенного, – ответила Генриетта, забираясь в экипаж. – Хотя, боюсь, мое платье источает не слишком приятный аромат. – Она с силой нажала на бедро затянутой в перчатку рукой. Характер пульсации свидетельствовал о том, что день или два хромоты не избежать.

– Как ты себя чувствуешь? – озабоченно поинтересовалась Имоджен. – Снова разболелось бедро?

– Просто устала. Познакомилась с маленькой девочкой, и, похоже, ее стошнило мне на платье.

– Что ж, это должно излечить тебя от страсти к этим маленьким созданиям, – весело заметила Имоджен. – От тебя и впрямь воняет, Генриетта.

Девушка вздохнула. Имоджен расценила свой шестнадцатый день рождения как позволение отпускать откровенные замечания, которые считала прерогативой взрослых.

– Тебе необходимо отдохнуть, – продолжала Имоджен. – Хотя, мне кажется, это приключение пошло тебе на пользу. Ты выглядишь не такой бледной, как обычно.

Генриетта и без Имоджен знала, что выглядит не лучше привидения. Но это, по крайней мере, не имело никакого отношения к ее физическому недостатку. Отец всегда утверждал, что она унаследовала внешность своей матери.

В детстве Генриетта часы напролет смотрела на миниатюру с изображением женщины, давшей ей жизнь и заплатившей за это своей собственной, и неизменно гадала, смогут ли довольно странные и угловатые черты ее лица превратиться в нечто такое же изысканное, как лицо взиравшей с портрета красавицы.

Генриетта действительно стала весьма привлекательной, однако это не имело никакого значения, так как врожденная хромота лишала ее всякой надежды на замужество.

С самого детства она отчетливо осознавала свой физический недостаток. И дело было вовсе не в боли. Если она не предпринимала длительных прогулок и старалась не поднимать тяжестей, бедро почти не давало о себе знать.

У ее матери был точно такой же вывих бедра, и именно он стал причиной ее смерти при родах. Об этом Генриетта знала всегда. Как и о том, что, забеременев, она, скорее всего, умрет и тем самым повторит судьбу своей матери.

Впервые осознав горькую правду, она разрыдалась и никак не могла унять слез. Увидев однажды ее заплаканное лицо, отец поинтересовался, что случилось. Когда же она, захлебываясь слезами, поведала о своих страхах и сомнениях, отец заключил ее в объятия и пообещал, что она не пострадает от последствий своего увечья, потому что никогда не выйдет замуж.

– Ты будешь жить со мной. Да и кому вообще нужны эти мужья? – притворно сердито произнес он, и наивная девятилетняя девочка с ним согласилась.

– Мне никогда не захочется тебя покидать, папа, – поклялась она.

– Что ж, так тому и быть, – нежно произнес отец, целуя девочку в лоб.

Теперь ей исполнилось двадцать три. Отец покинул этот мир два года назад. А женихи по-прежнему не торопились стучаться в ее дверь.

Горькая правда причиняла боль. Да, отец ясно дал понять, что никогда не позволит ей выйти замуж. Но и мужчины не желали иметь с Генриеттой ничего общего, едва лишь узнавали о ее бедре. Кто захочет брать в жены женщину, которая наверняка умрет при родах и, скорее всего, заберет с собой и дитя? Все вокруг твердили, что она сама выжила лишь чудом.