Монолог фармацевта. Книга 1 - Хюганацу

Прежде она ютилась в общей комнате вместе с другими служанками, но в Нефритовом дворце в этом не было нужды – места всем хватало. Ей выделили личную, хоть и тесную, комнатку, где стояла самая настоящая кровать, пусть и занимавшая целую половину. До сих пор Маомао приходилось довольствоваться лишь тюфяком, набитым соломой, брошенным на пол. Маомао кровати обрадовалась: теперь можно вставать и ложиться когда вздумается, не топча соседок по комнате.

Кроме этой была еще одна причина для радости, правда, Маомао пока что о ней не догадывалась.

Помимо Маомао в Нефритовом дворце несли службу еще четыре девы-чиновника. Ходили слухи, что принцессу стали понемногу отлучать от груди, в связи с чем недавно отпустили кормилицу, однако Маомао и без лишних слов догадывалась, почему с ней распрощались на самом деле.

У наложницы Лихуа число личных прислужниц доходило до десяти, и в этом отношении наложница Гёкуё заметно ей уступала. Поначалу девы-чиновники Нефритового дворца встретили весть о пополнении с настороженностью, тем более новенькая вдруг поднялась на их ранг из самых низов, но издеваться, как ожидала Маомао, над ней и не подумали. Напротив, все четверо глядели на нее с жалостью. Отчего же они так добры к ней, Маомао никак не могла взять в толк, но вскоре все прояснилось.

На столе перед Маомао стояли изысканные кушанья, обильно приправленные полезными для здоровья травами, и каждое только-только принесли с дворцовой кухни. Госпожа Хун-нян, старшая прислужница наложницы Гёкуё, то и дело брала одно из них и откладывала немножко в отдельную тарелочку, чтобы после выставить ее перед Маомао. Пока она занималась делом, наложница Гёкуё глядела на свою новую служанку с жалостью, но вмешиваться не собиралась. То же самое делали и другие прислужницы.

Все шестеро находились в изысканно обставленных покоях наложницы Гёкуё, где она ежедневно принимала кушанья и питье, приготовленные для нее лично. А ведь каждый день блюда, предназначенные наложнице, проходят через множество рук, что само по себе грозит большой опасностью. Поскольку наложница Гёкуё пользуется расположением императора, ее неустанно пытаются отравить. Дабы отвести беду, у каждой наложницы есть отведчица – та, что будет пробовать кушанья и питье на яд.

Недавняя гибель наследного принца встревожила всех. Вместе с тем пошли слухи, будто бы недуг принцессы Линли тоже вызван ядом. Разумеется, девы-чиновники Нефритового дворца даже не догадывались, что погубило младенца, и с тех пор в каждом кушанье боялись найти отраву неизвестного происхождения. А когда к госпоже приставили новую служанку для пробы пищи, девушки тут же сочли ее жертвой, отправленной на убой, устрицей, с которой покончат за один присест. Вдобавок Маомао предстояло пробовать не только кушанья госпожи Гёкуё, но и детскую пищу ее дочери, а также трапезу императора, подаваемую во время его посещений.

Говорят, за то время, что наложница Гёкуё носила под сердцем принцессу, ее дважды пытались сжить со свету. Одна из прислужниц, отведав кушанья, пострадала не слишком, но у другой отнялись руки и ноги. Пожалуй, с приходом Маомао те прислужницы, кто временно исполнял обязанности отведчицы, наконец-то вздохнули с облегчением и возблагодарили судьбу за такой подарок.

Завидев, что тарелочки, расставленные перед ней, из фарфора, Маомао нахмурилась:

«Между прочим, если уж так боятся ядов, могли бы в первую очередь заиметь посуду из чистого серебра».

Подумав так, она подхватила палочками немного маринованных овощей, внимательно осмотрела их и понюхала. Затем положила в рот, проверила, что язык не немеет со временем, и медленно проглотила.

«Честно говоря, в моей пробе нет никакого смысла», – трезво оценила свою новую роль Маомао.

Подобные предосторожности хороши, если в пищу добавили быстродействующий яд, но никак не медленный. К тому же дома Маомао ставила над собой опыты, и со временем ее тело стало невосприимчивым ко многим видам ядов, так что проявиться и сказаться на ней они уже не могли. Естественно, никто не требует от травников идти на подобные жертвы – Маомао занималась этим по доброй воле, желая утолить жажду знаний. В западных землях таких искателей, готовых пойти на все ради поставленной цели и пренебречь даже жизнью, называют «безумными учеными». Отец, будучи наставником Маомао в ядах и травничестве, не раз поражался безрассудству своей дочери.

Лишь после того, как Маомао тщательно попробовала все кушанья и питье, употребив все знания о ядах, какие только имела, а другие убедились, что ей не стало дурно, наложница Гёкуё приступила к трапезе.

Покончив с этим делом, Маомао взялась за пресную пищу, приготовленную маленькой принцессе.

– Считаю, нужно заменить всю посуду на серебряную, – как можно более бесстрастно сообщила Маомао старшей прислужнице.

Госпожу звали Хун-нян, и она ведала всеми служанками Нефритового дворца. Маомао вызвали в ее покои, дабы она отчиталась о первом дне службы. Комната госпожи Хун-нян была просторной, но без излишеств, что говорило скорее о деловитости сей девы, чем о бедности ее рода.

– Господин Дзинси предвидел, что ты это потребуешь, – вздохнув с облегчением, промолвила госпожа Хун-нян.

Эта прислужница с очаровательной темноволосой головкой стояла уже на пороге своего тридцатилетия. Честная от природы, она не без неловкости призналась Маомао, что они намеренно не подали серебряную посуду. На эту хитрость, как оказалось, их подтолкнул господин Дзинси.

Маомао и раньше догадывалась, что именно он предложил наложнице сделать ее отведчицей, и ей стоило больших усилий, чтобы тут же, перед госпожой Хун-нян, не скривить лицо в отвращении.

– Отчего же раньше не сказала, что умела и обучена грамоте? Тебе бы платили гораздо больше. Твои способности можно употребить не только во зло, но и во благо.

– Да, я училась, чтобы служить травницей. Не говорила же потому, что меня похитили и насильно привели во дворец императорских жен, а часть моего жалованья все еще отправляют похитителям, что до зубовного скрежета злит, – с чувством и несколько грубовато объяснилась Маомао.

Удивительно, но старшая прислужница простила ей эту дерзость.

– Хочешь сказать, тебя устроит получать меньше, лишь бы им не отправляли денег на выпивку? – разгадала ее замысел прозорливая госпожа Хун-нян.

Сообразив, что за необдуманные слова не отругают, Маомао вздохнула с облегчением.

– Самых бездарных из нас выгоняют уже через два года, – тем временем продолжала старшая прислужница с намеком, будто видит Маомао насквозь, что той, разумеется, не понравилось.

Следом госпожа зачем-то взяла со стола кувшин и протянула его Маомао.

– Зачем?.. – едва успела выпалить та, как вдруг запястье пронзила резкая боль.

Кувшин драгоценного фарфора выскочил из пальцев и упал Маомао под ноги. На его боку тотчас расползлась длинная предательская трещина.

– Что же ты роняешь? Он ведь стоит огромных денег! Его ни за что не купить на жалованье девы-чиновника! За порчу кувшина придется взыскать с тебя долг, и отправлять домой будет нечего.

Маомао мигом разгадала намерения госпожи Хун-нян, и на ее бесстрастном лице зазмеилась ядовитая ухмылка:

– Прошу прощения, – с готовностью повинилась она в ответ. – Возьмите за кувшин из тех денег, что идут домой. А будет не хватать – берите из тех, что дают мне на руки.

– Договорились. Я сообщу старшей смотрительнице. А еще… – с этими словами госпожа Хун-нян поставила разбитый кувшин на стол, достала из ящичка деревянную дощечку и наскоро написала на ней что-то. – Держи ведомость. Это для того, чтобы получать надбавку к жалованью за пробу еды. Дело твое опасное, за него положена особая плата.

И эта надбавка составляла почти столько же, сколько Маомао получала, трудясь низшей служанкой. Притом с этих денег похитителям ничего не отправляли, так что, как ни крути, их проданная невольница оставалась в выигрыше.