Настасья Карпинская
На обломках
Глава 1
Вечер. Весь этаж в бизнес-центре, в котором располагался наш офис, был погружен в полумрак. Я вышла из кабинета, прихватив сумку и бумаги. Эти документы были необходимы Петру завтра с утра, поэтому я решила перед уходом оставить их на столе его секретаря. Стук моих каблуков разносился эхом в опустевших коридорах, пока я шла из одного крыла во второе и отдавался болью в собственных висках. Голова болела так сильно, что я мечтала как можно быстрей оказаться дома в собственной спальне с холодным компрессом и парой таблеток обезболивающего.
В приемной Петра было пусто, лишь свет настольной лампы бросал желтый круг на темные стены. А из-под двери кабинета пробивалась полоска света. Снова сидит до поздна над документами. Я тяжело вздохнула. Порой работоспособность мужа вызывала во мне волну раздражения. Почти десять лет назад он основал эту компанию и с головой ушел в работу, она была его главным проектом, его детищем. Я это понимала и старалась относиться с уважением к его выбору. Но все чаще мне начинало казаться, что для него важна лишь работа, а на все остальное ему наплевать, в том числе и на меня. Шагнув к двери, я повернула ручку и, сделав полшага, застыла на месте. Картина, представшая перед глазами, выбила воздух из моих легких. Мгновение, ударившее в солнечное сплетение до ослепляющих вспышек перед глазами, а в следующую секунду мертвецкий холод прокатился по телу и улыбка растянула мои помертвевшие губы.
Есть ужасная психологическая реакция – улыбка разочарования. Она возникает, когда боль настолько сильная, что вышибает пробки в твоем мозгу и чтобы сознание не дало фатальный крен, мозг дает определенные сигналы, запуская защитный механизм. Поэтому стоя в дверном проеме кабинета, я спокойно смотрела, как мой любимый муж самозабвенно трахает свою помощницу, и улыбалась. Господи, какая банальщина.
Никогда не думала, что могу оказаться в такой тривиальной ситуации. Это же буквально кадр из дешевой мелодрамы.
Больше всего в жизни я презирала скандальных жен, и их истерики, когда они узнавали об измене супруга, эти никому не нужные заламывания рук, истошные вопли и перекошенные лица. Если тебе изменил мужик, то уже ни один твой вопль и устроенная сцена не исправит ситуацию. Факт свершился. Держи удар. Прими достойно и не опускайся еще ниже, чем тебя попытались опустить этим поступком.
Сделав шаг назад, мягко прикрыла дверь. Это же кощунство – мешать людям в такую минуту. На мгновение сжала веки. Сглотнула застрявший в горле ком. Боль в висках отбивала чечетку в моих суженных сосудах, перетягивая внимание на себя, и я скривилась. Обернулась. У стола стояла побледневшая секретарша Петра.
– Юлия Сергеевна… я… вы… – от волнения Оксана начала чуть ли не заикаться в невозможности сформулировать мысль. Видимо, Аносов отдал распоряжение никого не пускать, а девушка по нужде отошла в уборную и теперь боялась, что разразится грандиозный скандал и начальство будет крайне недовольно.
– Давно? – я кивнула в сторону двери, за которой Петр самозабвенно развлекался.
– С первых дней, как она появилась в компании, – тихо пискнула Оксана, и я улыбнулась еще шире едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. Больше полутора лет и не факт, что она первая. Что ж…
– Меня ты не видела. Документы передай, – и я, положив бумаги на ее стол, направилась к лифту.
– Хорошо, – удивленно донеслось мне в спину.
Уверенный шаг, высоко поднятая голова, прямая спина. И волна нечеловеческой боли, что поднималась изнутри, грозя меня разнести в клочья, разбить, словно хрупкую шлюпку о каменный монолит.
Зашла в лифт, клацнула ногтем по кнопке и, дождавшись, когда двери сомкнуться, опустила голову, сжав с силой веки. – Дыши, – шепнула сама себе, стараясь справиться и не посыпаться, не осесть пылью на грязном полу. Четырнадцать лет брака. Четырнадцать гребанных лет, отданных человеку, который сейчас самозабвенно и улеченно трахает свою помощницу. А ведь таких «помощниц» могло быть десятки за эти годы. Отчего-то я только сейчас поняла это отчетливо, отрезвляюще ясно. Внутренности болезненно стянуло. Болезненное осознание собственного идиотизма и патологической слепоты. Лифт остановился на нулевом этаже. Характерный звук открывания дверей невыносимой болью отозвался в моей голове. Но вышла из лифта я также, неся на своих губах улыбку. Села в машину, завела двигатель. И рассмеялась, громко, надрывно и жутко даже для себя самой. С таким звуком осыпаются построенные воздушные замки, ложась мертвыми руинами у ног.
Реакция на боль бывает разной: кто-то бьется в истерике, обливаясь слезами, кто-то сдержанно молчит, убивая себя изнутри, но есть еще третья категория людей, в момент боли уровень агрессии и злости у них зашкаливает настолько, что под их волей прогибается мир. Я относилась к этим неуравновешенным психам. Я искренне считала, что злость намного лучше и продуктивней нелепых слез. И чувствуя, как вторая волна, уже смешанная с яростью, накрывает нутро, четко осознала, что мир в этот раз не просто прогнется, он вздрогнет, находясь в агонии под треск собственных костей. Мир моего мужа уж точно.
Вытащив из бардачка упаковку обезболивающего и бутылку с водой, забросила в рот сразу две таблетки и запив, тронула машину с места, выезжая с парковки и вливаясь в трафик вечерних улиц.
Глава 2
Спустя двадцать минут я уже стояла в тире, выпуская вторую по счету обойму в мишени, мысленно представляя на каждой из них лицо Петра. Руки начинали подрагивать от напряжения, а лопатки сводило до ноющей боли. Но я, сжав зубы, продолжала, с каждой выпущенной пулей чувствуя облегчение. Сознание прояснялось, медленно со скрипом, но неконтролируемая волна эмоций постепенно утихала, сбавляла обороты. Проясняя разум. Мой идеальный антидепрессант.
Домой вернулась поздно, долго петляла по улицам, просто бесцельно кружа по кварталам. Боялась, что, вернувшись домой, застану там мужа и не сдержусь. Но зайдя в квартиру, обнаружила, что Петра до сих пор не было. Он там виагрой закинулся и решил устроить секс марафон? Сотрется же бедный. Не бережет себя совсем. С губ сорвался злой смешок, смешанный с болью, мрачно рассеявшийся в тишине квартиры. Приняв душ, легла в дальней комнате. Я всегда так делала, когда мучилась головной болью, поэтому подобное у Петра не вызовет вопросов, даже если он соизволит прийти домой.
Ночь почти не спала, голова работала, усиленно генерируя следующие шаги, трусливо поджать хвост и проглотить обиду, засунув голову в зад, и сделать вид, что я ничего не видела – это не моя история. Даже если я попытаюсь это сделать, у меня ничего не выйдет. Не тот характер. В какой-то момент даже появилось сожаление по этому поводу. Наверное, так даже легче, когда можешь спрятать голову в песок и сделать вид, что ничего не знаешь и жизнь продолжает идти своим чередом как и прежде.
Уснула на рассвете. Провалилась в мутный, странный сон, но почти с готовым планом, ужасающим даже меня своим масштабом.
***
– Доброе утро, – часы показывали восемь утра, а Иван уже вошел в мой кабинет.
– Доброе. Я думал, ты застрял в Краснознаменске до пятницы.
– Я тоже рассчитывал, что еще всю неделю буду разбирать там завалы. Но удалось все сделать в кратчайшие сроки. Хотя и не скажу, что результат меня порадовал.
– Опять суды? – спросил, уже заранее предугадывая ответ.
– Коллективный иск от жильцов недавно сданного поселка.
– Твою ж мать, – я устало потер лицо. – Опять качество?
– Да. И не беспричинно. Я лично проверил все объекты. Дим, там пиздец. Я не знаю в чем причина, в кривых руках, или в материалах, но косяк реально наш.
– Озадачь юристов, пусть закрывают на досудебном. Компенсация за наш счет.
– Мы терпим убытки. Еще полгода такой динамики и мы просто не выплывем, – Ванька озвучивал очевидное, что я прекрасно понимал и без него. И так уже едва выходим в плюс.
