– Мишка, пожалуйста, будь мне другом. Ты же придёшь мне на помощь, когда мне будет хрено…, я хотел сказать, когда мне будет плохо?
Я протянул ему открытую ладонь, мальчик серьёзно, без улыбки вложил свою ладошку в мою, серьёзно кивнул:
– Обещаю.
Посмотрел на его пальцы. Коротко остриженные ноготки, на большом пальце заусеницы, сам палец как у меня, чуть отходит в сторону, и заусеницы у меня на нём тоже до сих пор. Я тяжело сглотнул, крепко пожал его лапку – такую маленькую, но уже такую надёжную. Как Ольга, такая хрупкая и вечно плаксивая женщина без мужика могла воспитать настоящего парня.
– Эвелина, что случилось?
– Я за Мишку вступилась, бабка его байстрюком обозвала и хотела из дома выкинуть на улицу.
– А ну, погоди, Миша, – спустил мелкого на пол, сам бросился к двери. Видел, как по дорожке размахивая сумкой улепётывала бабка Эвелины. Наградил же Господь родственницей, хорошо хоть, что несостоявшейся тёшей. Врагу такую ведьму не пожелаю. Нажал сигнальную кнопку, ворота, калитка моментально съехались, заперев беглянку.
Я шёл к ней, сжав кулаки. Как же меня бесило это бабье-гадючье кубло из бывшей и её мамаши.Старуха, завидев меня, завизжала, замахала руками:
– Выпусти меня, не трогай меня!
Подошёл к ней, смотрел в белёсые, хитрые глаза, вот же мерзавка:
– Запрещаю появляться на пороге моего дома. С этого дня общение с Эвелиной только в моём присутствии.
– А ты думаешь, сможешь отобрать у меня внучку? Да я…
– Уже отобрал. Ещё слово – пожалеете.
Ох, как хотелось схватить её за шиворот. пинком отправить её за ворота. Был бы мужик, так и сделал бы. А тут…
Кивнул охране, стоявшей поодаль:
– К воротам не подпускать.
Смотрел, как старая дрянь выкатилась за кованую калитку, помчалась вдоль по улице. Давно пора было осушить это ведьминское болото.
Вернулся в дом, Эвелина несмело прижалась ко мне, Мишка сзади тоже обнял её. Я минуту стоял ошарашено хлопая глазами, обнимая тёплые спины детей. Меня затопила такая нежность, просто непередаваемая. Я вдруг почувствовал такую вселенскую ответственность за этих детей. Обнял обоих, как мог, затаил дыхание: не важно, что один мой ребёнок, другой не мой.
– Папа, я просто вспомнила, как бабка всегда била меня, я так испугалась, что она Мишу ударит.
Я зажмурился,:
– Почему ты раньше не сказала, что она обижала тебя, её бы тут не было никогда.
– А вдруг бы ты мне не поверил… Мне мама никогда не верила, когда я ей жаловалась.
Я смотрел на дочь, она отодвинулась с виноватым видом:
– Я сейчас.
Через минуту вернулась, пряча за спиной папку:
– Пап, я виновата перед тобой. Прости меня.
Я ошарашенно смотрел на Эвелину. Первый раз в жизни она говорила со мной как с человеком, а не как со врагом.
– Понимаешь, – она откинула свесившуюся со лба чёлку: – Я сначала не знала, зачем бабка просила меня отдать ей Мишкину панамку. Ну, тогда ещё, когда Миша к нам приехал, а ты к Оле в больницу поехал. Вот. А сегодня я слышала, как они говорили с мамой по телефону. Про тебя. Ну, не про тебя…
– Ничего не понимаю, толком можешь сказать, что случилось.
– Бабушка приехала сюда, чтоб дать мне вот эту папку, а я чтоб положила её тебе на стол. Потом ей позвонила мама, они стали ругаться, говорили про тебя и бабка забрала папку назад. В это время прибежал Миша , она увидела его, схватила за шиворот и потащила к выходу, чтоб отдать его Оле и обозвала байстрюк. И она хотела выгнать Олю из твоего дома. Я бабку за руку укусила, у неё папку отобрала.
Я ненавидел себя в эту минуту. Двое детей в моём доме при целом стаде охраны, нянек. Я тут – бык на полтора центнера хожу бесполезной кучей, а дети остались беззащитными перед сумасшедшей старухой! Эвелина дотронулась до моего плеча:
– Пап, я всё знаю, но ты не бойся, я никому ничего не скажу.
– Что не скажешь?
– Вот, – она протянула жёлтую папку,: – Сам посмотри.
Я потрепал Мишу по плечику:
– Всё хорошо?
Он кивнул.
– Эвелина, забери мелкого, бегите, займитесь чем нибудь. Да, и, кстати, а где Ольга?
– На кухне, пельмени лепит для меня. Я попросила.
Пельмени? Удивляться было некогда, проводил глазами детей, скрывшихся за дверью.
Сам пошёл к себе в кабинет, сел за стол. Смотрел на папку перед собой. Она чёрной гадюкой блестела на моём столе. Почему то не решался её открыть. Раз здесь завязаны бывшие две хитромудрые бабы, несостоявшаяся “тёща и жена”, хорошего не жди.
Открыл папку, пробежал глазами. Так, теперь обстоятельно, ещё раз: тест ДНК …Михаил Волков, Ольшанский Роман Яковлевич… на 99% совпадение
Я отец Миши?
Время остановилось и выстукивало дятлом у меня в мозгах: “Ольшанский, ты идиот”. Как я сам не догадался. Оля от меня так упорно прятала малого, я же с первой минуты почувствовал что-то к пацану. Дебил, сложить два плюс два не пришло в голову. Пять лет разводу, четыре года малому. То есть, Ольга уходила беременной от меня и не сказала?
У меня есть сын?!
– Ольга! – взревел, бросился к ней.
Глава 24
Глава 24
Душа пела. Я так давно не была так расслаблена, быстро и ловко занимаясь любимым делом. Люба, повар Ольшанского ловко успевала возиться с салатами, посматривала за куриным бульоном, наваривая его как положено, на медленном огне с луком и морковью. Дух стоял потрясающий, бульон получился наваристый, прозрачный, золотистый.
Краем уха прислушивалась к тишине со двора. Полчаса назад закончился праздник, весёлая беготня детей, хлопушки, музыка – всё стихло. Артисты, наверное, уже уехали, дети разбрелись.
Я Эвелинке решила сделать подарок. Девочка хотела пельменей – будут ей пельмени.Я лепила быстро, с удовольствием, заворачивая их медвежьим ушком, оставалось доделать совсем немного, как вдруг издалека я услышала рёв Ольшанского:
– Ольга!
Люда и её помощница мгновенно капитулировали из кухни, бросив меня одну в огромном помещении, похожем на большую стерильную операционную. Ольшанский влетел разъярённый, потрясая бумагами. Я опешила. Таким буйным и злобным я его не видела и честно сказать, даже оглянулась: он точно именно на меня орал?
Ольшанский стоял в двадцати сантиметрах от меня, загораживая своей фигурой свет из окна, нависая надо мной тёмной глыбой. У меня почему то стали ватными колени, я не решаюсь взглянуть ему в глаза, уставившись на дёргающийся кадык из расстёгнутого ворота рубашки.
– Любопытно взглянуть, Олечка?
Где то над моей головой махал лист печатного текста, я не знала, что это значит, молча хлопала глазами.
Ольшанский хлопнул рукой по столу, взметнулось белое облако муки, у меня перед лицом оказался лист, я успела прочитать “Исследование…” По левой половине было крупно набрано на голубом фоне:
Биологическое родство и цифры жирно, чёрным: 99,999
– Ты делал тест ?! – не знаю, чего было больше в моём голосе: удивления или возмущения.
– Как долго ты ещё собиралась скрывать от меня моего сына, а?
Ольшанский вперился в меня возмущённым, злым взглядом.
Божечки, как же долго я избегала этого разговора, какие бастионы выстраивала, и вот– случилось.
Я нервничала настолько сильно, что впервые поняла где у человека сердце. Оно долбило под рёбрами и ныло одновременно. Наверное, вот так люди получают инфаркт и мой был не за горами.
