Я замерла в его объятиях. Зажмурилась, захлебнулась нахлынувшей нежностью. Отец моего ребёнка гладил меня, как маленькую девочку, лапищей по волосам. Что то говорил. Я оглушённая переменами просто стояла и дышала чем то новым.
Мы вышли на террасу.
Там, на залитой солнцем лужайке Эвелина раскачивала гамак, Мишка внутри весело махал ногами. Боже, пасторали святого семейства.
– Дети, идите сюда!
Я села на краешек ротангового диванчика на террасе. Видела, как Эвелина помогла Мише выпутаться из гамака, как весело подталкивая друг друга они бежали к террасе.
– Сядьте, – скомандовал Роман, сам как то нерешительно взъерошил волосы.
Эвелина села первая, втащила на диван Мишу.
– Миша, я хочу сказать тебе, давно хотел. – Ольшанский набрал воздуха: – Миша, я твой папа.
– Я знаю, – малыш беспечно болтал ногами, я, открыв рот смотрела на него ничего не понимая.
– Знаешь? – опередил меня вопросом Роман.
– Мне Эвелина сказала, что ты мой папа.
Роман присел, распахнул объятия:
– Иди ко мне.
Миша вскочил с дивана, бросился так порывисто, так искренне, обхватил шею Романа обеими руками.
Ольшанский обнял мальчонку:
– Я тебя с первой минуты хотел обнять, да всё стеснялся, сынок. Думал, вдруг тебе не понравится.
– Мне ,что ли, можно называть тебя папа? – Миша чуть отстранился, пытливо посмотрел в глаза Роману,: – Понимаешь, у меня раньше не было папов.
У меня перехватило дыхание, внутри я замерла, пульс нагонял штормовую волну в сердце.
Роман протянул руку, подманил Эвелинку. Она подошла, он обнял и её:
– У меня раньше была только красавица дочь, а теперь и крепкий парень появился. Можно, я буду называть тебя сынок?
Прозвенел колокольчик, Людмила накрыла на стол.
– Так, братан, давай руку, – Эвелина не дожидаясь, обхватила Мишу за шею, потащила его в столовую: Пельмешки! Мои любимые!
Мы молча стояли рядом, смотрели на улепётывающую парочку. Эвелина повернулась, бросила через плечо, закатив глаза:
– Да целуйтесь уже!
Конец.
