– Ваш сын, – я встала, – последние три месяца изменяет мне с девицей, которая годится ему в дочери. Сегодня, в день нашей свадьбы, я нашла его в кабинете. Голым. С ней.
– Мам! – Саша бросилась ко мне. Обняла. – Мам, это правда?
Я кивнула. Прижала дочь к себе. Пахло её шампунем – яблочным, детским ещё.
– Где мой ножик? – Папа двинулся к выходу. – Где, блядь, мой охотничий ножик?
– Михаил! – Мама преградила ему дорогу. – Сядь. Немедленно.
– Таня, отойди. Я этому козлу яйца отрежу.
– Папа, не надо. – Я устало опустилась обратно в кресло. – Он не стоит тюрьмы.
– А что случилось? – Анечка подошла ближе. Глаза огромные, испуганные. – Где папа?
– Папа… – я замялась. Как объяснить двенадцатилетней дочери? – Папа сделал очень плохую вещь. Он обидел маму.
– Ничего он не сделал! – взвизгнула Людмила Васильевна. – Это всё наветы! Димочка сейчас придёт и всё объяснит!
Как по заказу, хлопнула входная дверь.
– Вера! Вера, чёрт возьми, открой!
Димкин голос. Пьяный уже. Быстро же накатил.
– Вера, я знаю, ты дома! Открой, нам нужно поговорить!
Я не двинулась. Саша прижалась ко мне крепче.
– Может, впустить его? – неуверенно предложил Александр Николаевич. – Выслушать…
– Выслушать что? – Я посмотрела на свёкра. – Как он засовывал член в двадцативосьмилетнюю дуру? Простите, Анечка.
– ВЕРА! – Димка начал колотить в дверь. – Открой, блядь! Это мой дом тоже!
– Вообще-то, – я достала телефон, – это МОЙ дом. Записан на меня. Как и квартира родителей. Как и доля в медцентрах.
Папа усмехнулся.
– Умница дочка. Я всегда говорил – документы решают.
Людмила Васильевна двинулась к двери.
– Я открою сыну. Он имеет право…
– Сядьте. – Мой голос был как лёд. – Это мой дом. Я решаю, кого впускать.
Она замерла. В глазах – ненависть.
– Ты всегда была стервой. Окрутила моего мальчика, присосалась…
– Мам, хватит! – Саша вскочила. Лицо пылало. – Вы не смеете так говорить!
– Саша, сядь, – я удержала дочь. – Бабушка расстроена. Трудно признать, что вырастила подлеца.
БАМ! БАМ! БАМ!
Димка колотил уже ногами.
– Я выбью эту чёртову дверь! Вера! Дай объясниться!
– Полицию вызвать? – Папа уже набирал номер.
– Погоди. – Я встала. Подошла к двери. – Дима. Уходи.
– Вера, любимая, открой. Прости меня. Это ничего не значило!
– Уходи, Дима.
– Я напьюсь! Я сдохну без тебя! Вера!
– Папа придёт? – Анечка вцепилась в бабушку Таню. Та прижала внучку к себе.
– Вера, ну пусть войдёт, – неожиданно сказала мама. – Пусть дети увидят, каков их отец на самом деле.
Я посмотрела на неё. Мама кивнула – мол, доверься.
Открыла дверь.
Димка ввалился в прихожую. Рубашка наполовину расстёгнута – та самая, белая, которую утром видела на нём. Теперь со следами помады на воротнике. Волосы всклокочены. От него несло перегаром – успел где-то хлопнуть.
– Вера! – Он бросился ко мне, но я отступила. – Любимая, прости! Это ошибка!
– Ошибка? – Я смотрела на него как на чужого. – Три месяца ошибки?
Он замер. За моей спиной все вышли в прихожую. Людмила Васильевна ахнула, увидев сына.
– Димочка! Что с тобой?
– Мама? – Он моргнул, фокусируя взгляд. – Вы все здесь…
– Да, мы все здесь. – Я скрестила руки на груди. – Собрались отмечать нашу годовщину. А ты где был, Димочка?
– Я… работал.
– Работал. – Я кивнула. – С Леной. На диване?
– Вера, не при детях…
– А трахаться с шлюхой в день годовщины – это при детях можно?
– Не смей называть её шлюхой!
Тишина.
Даже Людмила Васильевна заткнулась.
– Что ты сказал? – Мой голос упал до шёпота.
Дима понял, что ляпнул. Попятился.
– Я не то хотел…
– Папа? – Анечка вышла вперёд. – Daddy, what did you do? (Папочка, что ты сделал?)
Он посмотрел на младшую дочь. В глазах мелькнуло что-то похожее на стыд.
– Анечка, солнышко, папа…
– Папа изменил маме, – жёстко сказала Саша. – С какой-то блядью. В день их годовщины.
– Саша! – взвыли в унисон обе бабушки.
– А что? – Старшая дочь встала рядом со мной. – Пусть знает правду. Хватит врать.
Димка смотрел на дочерей. Анечка отступила за спину бабушки. Саша стояла, сжав кулаки.
– Я видела, как ты смотришь на неё в телефоне, – вдруг сказала Саша. – Её фотки во ВК. Думал, я не замечу?
Что?!
– Ты знала? – Я повернулась к дочери.
– Подозревала. – Саша пожала плечами. – Но надеялась, что ошибаюсь. Что мой отец не такая мразь.
– Саша! Ты не понимаешь…
– Не подходи! – Она выставила руку. – Ты мне больше не отец.
– Вот и ладненько, – неожиданно весело сказал папа. – Раз концерт окончен, может, выпьем? За крах иллюзий?
– Михаил Петрович! – возмутилась Людмила Васильевна. – Как вы можете в такой момент!
– А что такого? – Папа пожал плечами. – Праздника не будет, зять оказался козлом, но коньяк-то хороший пропадает.
Мама фыркнула. Потом хихикнула. Потом расхохоталась.
– Ты прав. К чёрту. Наливай.
– Вы все с ума сошли! – Свекровь повернулась к сыну. – Димочка, скажи им! Объясни!
– Что объяснить, мам? – Сел прямо на пол в прихожей. – Что я идиот? Что потерял всё ради… ради…
– Ради силиконовой жопы, – услужливо подсказала Саша.
– Александра! – взвизгнула Людмила Васильевна.
– Достала! – рявкнул вдруг папа. – Заткнитесь уже со своим Димочкой! Ваш Димочка – мерзавец и предатель. Обидел мою дочь, унизил внучек. Так что либо молчите, либо валите отсюда вместе с ним.
– Как вы смеете! – Александр Николаевич поднялся. – Это наш сын!
– Был сын. – Папа налил себе коньяка. Выпил залпом. – Теперь – бывший зять. Неудачный.
– Может, хватит? – тихо сказала мама. – Дети же…
Все посмотрели на Анечку. Она стояла, прижавшись к бабушке Тане, и тихо плакала.
– Иди к папе, солнышко, – позвал Димка. – Иди, обними папу.
Анечка покачала головой.
– You hurt mummy, (Ты обидел маму,) – прошептала она. – I don't want to hug you. (Я не хочу тебя обнимать.)
Я устала. Дико, смертельно устала. Хотелось лечь и не просыпаться. Но нельзя. Дети смотрят.
– Уходи, Дима. – Я подошла к двери, открыла её. – Просто уходи.
– Вера…
– Завтра поговорим. Через адвокатов. А сейчас – уходи.
Он поднялся. Пошатываясь, двинулся к выходу. У порога обернулся.
– Я люблю тебя. Всегда любил только тебя.
– Странный способ показывать любовь. – Я устало прислонилась к косяку. – Через чужую вагину.
Людмила Васильевна ахнула. Папа фыркнул в коньяк.
– Это был просто секс…
– Уходи, Дима.
Он ушёл. Я закрыла дверь. Повернула замок. Прислонилась спиной.
– Ну что, – папа поднял рюмку, – за новую жизнь?
– Папа, не надо, – я покачала головой.
– Надо, Верочка. – Он налил ещё рюмку, протянул мне. – Самое страшное позади. Ты молодец. Гордимся.
– Нечем тут гордиться. – Я взяла рюмку. Руки дрожали. – Двадцать лет коту под хвост.
– Не под хвост, – мама обняла меня. – У тебя две прекрасные дочери. Бизнес. Мы. Это не под хвост.
– Мы уезжаем. – Людмила Васильевна величественно двинулась к выходу. – Александр, подай пальто.
У двери свекровь обернулась.
– Это ты во всём виновата. Не умела удержать мужа. Растолстела, запустила себя…
– Людмила Васильевна, – я перебила её. – Идите нахуй.
Она поперхнулась. Саша хихикнула. Даже Анечка перестала плакать.
– Как… как ты смеешь!
– Легко. – Я отпила коньяк. Обжёг горло. – Двадцать лет терпела ваши наезды. Хватит. Ваш сын – говно. Яблоко от яблони. Всего хорошего.
Они ушли. Хлопнули дверью так, что задрожали стёкла.
– Ну и слава богу, – выдохнула мама. – Невыносимая баба.
– Mummy? – Анечка подошла ко мне. – Will daddy come back? (Папа вернётся?)
Я присела перед ней на корточки. Вытерла её слёзы.
– Не знаю, малышка. Но что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. И Саша. И бабушки с дедушкой. Мы – семья.
