В поисках совершенства - Гувер Колин

– У меня?

Ханна сует мне в руку телефон.

– Чтобы достать человека, надо быть настырным и не затыкаться. Вот и будь настырным.

Смотрю на свой телефон.

– Да я даже не знаю, куда звонить! Понятия не имею, где училась Сикс.

Ханна спрашивает, в каком городе она жила во время учебы по обмену, и после поисков в интернете выписывает на листок три номера. Имя учительницы, о которой рассказывала Сикс, я вспомнить не могу; уверен, что она американка. Звоню в первые две школы и спрашиваю, работают ли у них учителя из Соединенных Штатов, – оба раза мимо.

Набираю третий номер, уже ни на что не надеясь. Мне отвечают на итальянском.

– Вы говорите по-английски?

– Да. Чем могу помочь?

– Я ищу учительницу, американку. Имя не помню, но мне очень надо с ней поговорить.

– У нас есть преподаватель из США. Ава Робертс.

– Ава! – воплю я. Да! Именно это имя вчера называла Сикс. – Да, – стараясь успокоиться, повторяю я. Сам того не заметив, я вскочил на ноги. – Не могли бы вы пригласить к телефону Аву Робертс?

– Минуточку.

Сердце бешено колотится. Схватив футболку, вытираю пот со лба.

– Ну что там? – спрашивает Чанк, проявляя уже больше интереса.

– Пока жду. Думаю, школа та самая.

Ханна прижимает ладони ко рту, и одновременно с этим в трубке раздается:

– Ава Робертс. Чем могу помочь?

Голос у меня дрожит.

– Здравствуйте. – Откашливаюсь. – Меня зовут Дэниел Уэсли.

– А, так вы тоже американец? – Звучит дружелюбно. – Хотите приехать учиться по обмену?

– Нет, я уже в колледже. Я не за тем звоню. Даже не знаю, вам мой вопрос, наверное, покажется странным.

Пауза.

– Ла-а-адно, – наконец отвечает Ава Робертс. Слышно, как закрывается дверь: видимо, хочет поговорить без посторонних. – Что у вас за вопрос?

– Вы помните ученицу по имени Сикс Джейкобс? Точнее, Севен [2] Джейкобс?

Молчание на другом конце провода красноречивее любого ответа. Она однозначно поняла, о ком речь. Может, она ничего и не расскажет, но приятно осознавать, что я хотя бы копаю в правильном направлении.

– Дэниел, говоришь?

– Да, мэм.

– Надеюсь, Дэниел, ты понимаешь, что я не имею права обсуждать своих учеников с кем бы то ни было. Еще какие-то вопросы?

Она знает! Знает, зачем я звоню! По тону чувствую.

– Только не бросайте трубку! – умоляю я. – Пожалуйста! Я просто… – «Ладно, была не была». – Думаю, это именно вы помогли Сикс найти агентство по усыновлению. Она сказала, что вы знали пару, которая хотела взять ребенка. Значит, есть вероятность, что вы с ними до сих пор общаетесь. Выходит, вы единственный человек во всем мире, способный помочь нам найти нашего малыша.

Тишина. Слышно только, как стучит у меня сердце.

– Зачем ты звонишь мне? Я не вправе об этом говорить.

– Мы лишь хотим знать, что с ним все хорошо.

– Дэниел, есть такое понятие – тайна усыновления. Прости, я не имею права.

– Знаю! – Я в отчаянии – вдруг она вот-вот бросит трубку? Начинаю тараторить, чтобы побыстрее все выложить. – Мы знаем, что вам нельзя ничего рассказывать, и родителей его искать не собираемся. Я не потому звоню, что мы хотим его забрать. В смысле, если ему плохо, мы заберем, но, если с ним все хорошо и его родители счастливы, мы тоже будем счастливы. Мы просто… – Мне ужасно неловко, я нервничаю. Понятия не имею, как выпросить у нее хоть крупицу информации. И тут в голове всплывают слова Ханны. Она права, я действительно умею доставать людей. Я настырный, я не затыкаюсь. Выдохнув, продолжаю: – Она плачет. Каждую ночь плачет. Ей невыносимо жить в неведении. Не уверен, можете ли вы связаться с теми, кто его усыновил, но, если получится, пусть хотя бы пару строк ей напишут! Расскажут, как он. Даже если вы скажете одну-единственную фразу, что с ним все в порядке, уверен, для Сикс это будет огромным облегчением. Большего мне и не надо… Понимаете, это очень тяжело – ничего не знать. Ей ужасно плохо.

Повисает молчание, которое длится буквально вечность. Испугавшись, что она бросила трубку, я смотрю на экран. Нет, разговор продолжается. Включаю громкую связь и жду. Из динамика раздается звук, как будто кто-то шмыгает носом.

Она что, плачет?

Встретившись глазами с Ханной, я сознаю, что на моем лице застыло такое же потрясенное выражение, как и на ее.

– Обещать ничего не могу, – наконец говорит Ава. – Я передам твои слова агентству по усыновлению. Напиши мне на почту, как с тобой связаться. Только, пожалуйста, не радуйся раньше времени. Я могу лишь передать сообщение. Не знаю, получат ли они его и захотят ли отвечать.

Яростно жестикулирую, чтобы Чанк скорее дала мне бумагу и ручку.

– Хорошо! – Я готов на все. – Спасибо! Спасибо огромное! Вы даже не представляете, что это для меня значит. Для нас.

– Сказала же, не радуйся раньше времени.

Я хватаюсь за шею.

– Простите! Я не радуюсь. В смысле, радуюсь, но понимаю, что может и не получиться.

– Записываешь? – Судя по тону, она уже жалеет, что согласилась. Наплевать – я все сделал правильно.

Записав адрес ее электронной почты и снова поблагодарив, я кладу трубку, и мы с Ханной и Чанк молча смотрим друг на друга.

Наверное, у меня шок: ни слова не могу вымолвить. Даже подумать ни о чем не могу.

Впервые в жизни я благодарен за то, что меня назвали доставучим.

– Вау! – шепчет Чанк. – Вдруг и правда сработает?

Ханна прижимает ладонь к щеке.

– Господи! Даже не думала, что получится.

Давая выход чувствам, бью кулаком по воздуху. Дома родители, а то бы закричал. Хватаю Ханну и Чанк, и мы все трое в обнимку скачем на месте. Ханна пищит от восторга. Она всегда так делает, но сейчас меня это не раздражает.

– Что, черт возьми, происходит?

Мы отпрыгиваем друг от друга. На пороге комнаты стоит отец и с подозрением нас разглядывает.

– Ничего, – в один голос отвечаем мы.

Он приподнимает бровь.

– Врете.

Я обнимаю одной рукой Ханну, другой – Чанк.

– Просто соскучился по сестренкам, пап.

Отец тычет в нас указательным пальцем.

– Врете.

За его спиной появляется мама.

– Что случилось?

– Они радуются, – обвиняющим тоном заявляет отец.

Мать смотрит на него как на сумасшедшего.

– В смысле?

Он машет рукой в нашу сторону.

– Они кричат и обнимаются. Это неспроста.

Теперь уже и мать смотрит на нас с подозрением.

– Обнимаетесь? Все вместе? Это вы-то? – Она складывает руки на груди. – Отродясь такого не было. Что, черт возьми, происходит?

Делая шаг вперед, Ханна с улыбкой заявляет родителям:

– Я, конечно, извиняюсь, но это не ваше дело.

И закрывает дверь прямо у них перед носом.

Поверить не могу!

Она запирает дверь на замок, поворачивается к нам с Чанк, и мы все трое смеемся, а потом снова обнимаемся и скачем от радости.

Родители даже не пытаются попасть в комнату. Думаю, они вообще не поняли, что произошло.

Ханна падает на кровать.

– Сикс расскажешь?

– Нет, – резко отвечаю я. – Не хочу ее зря обнадеживать. Они, может, вообще не напишут.

– Думаю, напишут, – заявляет Чанк.

– Надеюсь. Но ты сама сказала: не просто так усыновление закрытое.

– Да уж, ждать – самый отстой.

Опустившись на кровать, я думаю о том, каким невыносимо тяжелым будет ожидание. Особенно если эта тетка так и не напишет.

Надеюсь, она понимает, что через неделю я снова позвоню. И еще через неделю. И еще. Буду названивать, пока она номер или имя не поменяет.

Только вот, если она и правда так сделает, придется начинать с нуля.

Радостное возбуждение проходит, и мы постепенно начинаем осознавать, как на самом деле обстоят дела. По мере того как тают наши надежды, мы буквально сникаем.

– Что ж, – говорит Ханна, – если они с тобой не свяжутся, пойдешь на какой-нибудь сайт, где ищут родню по ДНК. И будем надеяться, что твой сын, когда вырастет, сделает то же самое.