Не надо боли - Коваль Лина

Сердцебиение отдаётся в ушах. Этот вечер точно запомнится нам надолго, но совсем не так, как мы планировали. Петр, Кензо и Баха – иностранцы. За такой инцидент их могут депортировать из страны, это не шутки!..

– Черт, – бормочет девчонка. – Тебя как звать-то?

– Эмилия.

– Искра, – представляется.

Я улыбаюсь.

Искорка – самая фиолетовая пони из знаменитого мультфильма.

– Странное у тебя имя.

– Ну, ты тоже не Лена, – отвечает дерзко.

В отделении рассаживают с парнями – у нас с Искоркой отдельные апартаменты с окрашенными в синий цвет стенами. А еще здесь холодно и пахнет сыростью. Становится ужасно противно к чему-либо прикасаться.

– Ты не знаешь, надолго мы здесь? – испуганно спрашиваю.

– Ночь точно наша, – отвечает философски, прислоняясь к стене спиной и прикрывая веки. – Так что ложись и спи.

– Я не хочу… – округляю глаза от страха.

– Нас явно закрыли до выяснения личностей и обстоятельств драки. С утра начнут допрашивать, потом… черт… в универ сообщат. Бли-и-н!..

Фиолетовое настроение тускнеет.

– До выяснения личности… – повторяю, представляя, что информация об этом инциденте доберется до Сибири. – Ну уж нет…

Резко подскочив, одергиваю юбку и долблюсь в железную дверь. Вздрагиваю от лязга засовов.

– Можно мне поговорить со следователем? – спрашиваю.

– Следователи все дома спят, – отвечает мужик в форме. – Утром будут, но вам они пока не нужны.

– Тогда с главным… Хочу кое-что рассказать.

Еще около часа уходит на то, чтобы убедить старшего лейтенанта позвонить Аскерову. Слава богу, номер сохранен в моей записной книжке.

Уж лучше его насмешки, чем гнев отца – так я пока думаю.

На улице мы все оказываемся уже глубокой ночью. Забрав свой рюкзак у Бахи, замечаю знакомый автомобиль с выключенными фарами.

– Я сейчас. Попрошу, чтобы вас тоже подвезли. – говорю друзьям, не прощаясь с Искоркой и байкерами, и иду к машине.

Под юбку забирается холодный, ночной воздух. Я медлю…

– Здравствуйте, Ренат Булатович, – обращаюсь намеренно официально, склонившись к окну. – Спасибо большое, что… поспособствовали.

– Сядь, – произносит он четко и внятно.

Вздрагиваю, как от кнута.

Открыв дверь, падаю на ледяное, кожаное сидение и опускаю рюкзак на коврик. Почувствовав, что машина трогается, дергаю ручку, но дверь оказывается заблокированной.

– Эй, там мои ребята. Я не могу их тут оставить…

– Придется. Я вам не таксист.

– Ренат Булатович, – заметив пристальный взгляд на своих ногах, хмурюсь.

От «родео» на внутренней стороне бедра появились пугающие гематомы. Пытаюсь прикрыть их юбкой.

– Просто заткнись, Эмилия, – говорит он, отводя глаза и сжимая руль. – Лучше просто заткнись.

Глава 9. Ренат

В салоне так много аромата сахарной ваты, что приходится немедленно открыть окно и как можно глубже вдохнуть в себя воздух московской, летней ночи. Вытягиваю ладонь и проезжаюсь по лицу – от сухого лба до носа, который зажимаю большим и указательным пальцами и активно растираю.

Чтобы блокировать эту чертову вату.

– Правда спасибо, – шепчет Эмилия сквозь зубы.

– Молчи!..

– Простите.

Морщусь от боли в висках.

Двенадцать часов на объекте, но до поездки в отделение полиции голова варила отлично. Этому умению тоже учат. Ровно, как и тому, чтобы вообще ничего не чувствовать, включая физику тела. Я умею блокировать даже желание отлить, но сделать так, чтобы мозг перестали сдавливать тиски и не реагировал на эту девчонку, после нескольких планомерных попыток так и не удается.

Еще на учебной базе Управления СБ в Подмосковье меня учили находить контакт абсолютно с любыми людьми, вне зависимости от пола, вероисповедания или возраста. Это умение совершенно осознанно забываю, потому что находить общий язык с Литвиновой, я не собираюсь.

В идеале – с утра мне надо сделать всего один звонок.

Ее отцу.

– Не понимаю, почему вы так со мной разговариваете? – зло шепчет девчонка. – Я же извинилась и сказала «спасибо». Два раза.

– Я сказал тебе заткнуться три.

Блядь.

На светофоре перекрывают дорогу, в Кремль из Домодедово направляются важные, зарубежные гости и это тоже то, о чем населению не скажут в новостях по телевизору, а вот сотрудники с уровнем секретного допуска выше пятого круга осведомлены.

У меня, кстати, третий и я даже в курсе во сколько коснулся земли их самолет.

Стоять в пробке не меньше часа, поэтому двигаю ручку переключения передач на «паркинг» и отстегиваю ремень безопасности, прекрасно понимая, что это бред, так как люстра (проблесковый маячок – прим. авт.) именно на такой случай давно пылится в багажнике.

Развернувшись, осматриваю узкий, просвечивающий корсет, очерчивающий высокую грудь и тонкую талию, короткую, джинсовую юбку, практически не оставляющий пространства для мужского воображения и характерные синяки на бедрах.

Эта девочка любит жесткий секс? Как это укладывается с ее чистыми, лазурно-бирюзовыми распахнутыми глазами и румянце на лице?..

Снова затягиваюсь сладким воздухом.

Эмилия перехватывает мой взгляд и хмыкает.

– Снова будете жизни учить и рассказывать, какая я плохая?

– Я тебе не отец, – почувствовав жар в груди, стягиваю пиджак, случайно задевая острое, худое плечо. – Пусть он с тобой разбирается…

Зажав пиджак в правой руке, отклоняюсь, чтобы закинуть его назад.

– Черт, только не говорите ему! – Литвинова резко разворачивается и обхватывает мое запястье. – Пожалуйста. Не надо.

Перевожу взгляд на ее ладошку.

В среднем, мужчина думает о сексе восемнадцать раз за сутки. Я так много сегодня провел времени на службе, что последние десять минут просто добираю свою норму.

Как-то так,

То, что у девочки нет никакого «стопа», это я уже понял, но «стоп» зашит в меня вместе с чипом в левом плече.

– Я подумаю, – аккуратно разжимаю ее пальцы и с интересом наблюдаю, как она прищуривается и пытается прикинуть, стоит ли ждать от меня неприятностей.

Снова снижаю взгляд.

Это, твою мать, мужской инстинкт. Голый, мужской инстинкт.

Я разглядываю ее синяки, которые она пытается прикрыть юбкой и руками.

Я не хочу этого представлять, но воображение – хитрая штука. Оно давно нарисовало рандомного поляка между этих красивых ножек, разведенных в разные стороны. Уверен, что плоть у нее блестяще-розовая, похожая на лепестки нежного цветка.

Вычистив мозг, от смачно трахающего Литвинову поляка, снова смотрю на ее наивное лицо. В уголках глаз собрались слезы, тушь размазалась, от нее несет юной, еще даже не осознанной женственностью.

Когда она ее осознает, будет жонглировать всеми яйцами на птицефабрике.

Диссонанс вынуждает меня задать следующий вопрос:

– Ты… тебя… изнасиловали?

– Нет, – возмущенно выпаливает. – Мы соревновались с одной девочкой, как наездницы. Я победила.

– Поздравляю, – усмехаюсь.

Пиздец.

Лучше бы не спрашивал.

Отвернувшись, растираю шею и снова прогоняю через легкие московскую пыль. Автомобиль зажат с двух сторон абсолютно пустыми автобусами, по всей видимости, после смены не успевшими добраться до своего депо и застрявшими здесь вместе с нами.

– Послушай меня, – решаю провести время с пользой. – Я помог тебе в первый и последний раз. На няньку я не похож, на идиота, который будет вытаскивать тебя из передряг, тоже вряд ли тяну.

– Извините, это больше не повторится. Экстренный случай.

– Откуда у тебя мои цифры?..

– Папа отправил ваш номер, – отвечает, скашивая взгляд в сторону.

Врет.

Сучка малолетняя.

– Удали.

– Сейчас…

Тянется за рюкзаком, оголяя узкую поясницу.

Послушно удаляет контакт и показывает мне результат.

– И завязывай с этим, – киваю на ее ноги. – Тебе нужен хороший психолог.

– Зачем это? – тянет подол юбки к коленкам.