– Ну как? – не выдержала я.
– Все в порядке, – задумчиво ответила Талира. – Подходите, кто хочет воспользоваться. Посмотрим, какой процент и хватит ли энергии.
Райлен замер, с немым вопросом глядя на меня, а я сама вдруг ощутила, как от волнения мои мысли путаются, словно я перестала нормально соображать.
— Иди, — произнесла я, понимая, что для будущего Айзенвейла важен именно он, а не я. Именно он — носитель крови, на которую отзываются камни, именно ему суждено передать эту кровь своим детям. — Райлен.
— Ни за что. Ты была той, кто хотела приехать сюда, это всё нужно тебе, — ответил он на нашем языке, так, чтобы Талира и герцог не поняли.
— Это неважно, Райлен, важно то, что именно ты нужен Айзенвейлу!
— Я приехал сюда не ради Айзенвейла, а ради тебя! Иди, Дани. А если не хочешь — мы просто уйдём. Можем вернуться потом, — в голосе его не было ни тени сомнения, ни каких-либо эмоций, он лишь спокойно и твёрдо констатировал факт.
Но всё в его лице, в его фигуре, в том, как он стоял, было настолько красноречивым, что сомнений не оставалось — он не прикоснётся к капсуле раньше меня.
— Придурок, — беззвучно прошептала я, так тихо, что даже он не услышал, чувствуя, как сердце щемит от его слов.
— Положи руку на панель, она сделает анализ крови, — предложила Талира, указав на пьедестал с углублением в форме большой ладони.
Тихий гул, лёгкое жжение в ладони — я почти его не почувствовала, и с нами неожиданно заговорил бездушный бесполый голос:
— Диагностирована врождённая системная несостоятельность на фоне межвидовой генетической несовместимости. В анамнезе — выраженная гипотрофия, множественные дисфункции моторного и пищеварительного контуров, затяжной иммунодефицит. Состояние стабилизировано. Актуальная аплазия гонадного комплекса, полное отсутствие герминативного резерва. Репродуктивная функция необратимо утрачена при сохранении нормальной соматосексуальной активности. Внешнеанатомических аномалий не выявлено.
Выражения лиц у всех четверых нас были примерно одинаковыми, хотя мое, скорее всего, выглядело самым мрачным, когда я снова услышала упоминание о чем-то гонадном.
– Нажмите «подтвердить лечение», чтобы начать терапию с вероятностью успеха двадцать пять процентов, или «отменить», чтобы прервать процедуру. Нажмите «узнать больше», чтобы получить дополнительную информацию о заболеваниях.
Талира, пожав плечами, указала на капсулу и невозмутимо предложила:
– Вперед?
– Что сказала капсула? – спросила я, все еще надеясь услышать что-то ободряющее.
– Понятия не имею! – девушка невинно улыбнулась. – С моей точки зрения это полная белиберда, я ничего не поняла.
Ну, если она не поняла, то у остальных и подавно не было ни малейшего шанса догадаться, что это был за поток слов.
Стоило мне улечься в капсуле, как Райлен тут же подошёл ко мне и крепко сжал мою руку — так крепко, что даже гул в ушах чуть притих.
Он не отпускал её, пока крышка не сомкнулась надо мной, пока всё вокруг не погрузилось в полную темноту.
Но долго в этой темноте я не пробыла — менее чем через минуту меня ослепил резкий красный свет, и вместе с ним прозвучала сирена, а затем всё тот же голос произнёс:
— Внимание. Субъект идентифицирован как носитель генома с признаками постнатальной модификации. В соответствии с регламентом клинической допустимости и протоколами терапевтического доступа, установленными для автоматизированных медицинских систем, лечение генно-редактированных лиц запрещено.
***
Можно ли измерить чувство, когда тебе кажется, что в жизни вот-вот произойдёт что-то хорошее, то, что изменит твою судьбу полностью — после того, как ты провела четверть века, убеждая себя, что надежды нет?
Привыкнув к мысли, что у меня никогда не будет собственных детей, я была готова стать частью чужой семьи — и находила в этом успокоение и даже счастье. Многие семьи так живут, в этом нет ничего постыдного.
Наверное, внутри меня всё ещё живёт — и мучается — некая надежда, что и для меня всё может быть иначе. И сколько бы я ни убеждала себя, что мне всё равно — в глубине души мне совсем не всё равно.
А сейчас та крохотная надежда, то чувство, что всё, во что я верила, связанное с собственной неполноценностью, может исчезнуть — просто умерло.
Резко. Неожиданно.
И терять это вновь оказалось стократ больнее, чем постепенно, годами, привыкать к подобной мысли.
— Попытка инициации несанкционированного терапевтического протокола. Согласно директиве семь-один-один, информация о нарушении режима доступа передаётся в Цент... — медицинская капсула не договорила. Ярко мигнув в последний раз, красный свет, исходящий от нее, погас, и мы оказались в неожиданной темноте.
— Похоже, энергия закончилась, — Талира подошла к капсуле и несколько раз ударила по экранчику, но, несмотря на её усилия, тот не отозвался. — Видимо, этих генераторов недостаточно для настолько энергоёмкого прибора.
Герцогиня старалась не показывать эмоций, но я видела это… разочарование. И жалость?
Не нужно мне такого!
— Что ещё можно сделать? Другая капсула? Насколько она далеко? Где найти другие генераторы? Куда передана информация? — Райлен хотел было сделать шаг ко мне, но, увидев моё бледное лицо без единой эмоции, развернулся к Талире. — Где эти протоколы доступа?
— Я не знаю! — герцогиню этот допрос ничуть не впечатлил, и, услышав повышенный тон Рея, к ней подошёл герцог, который, казалось, был готов в любую секунду влезть с Райленом в драку. — Я не знаю многих из этих терминов и уж точно не знаю, где добыть более мощные генераторы. А другой медицинской капсулы я не встречала. Если вам попадётся — расскажите.
Девушка не смогла скрыть язвительности в голосе, тоже, похоже, расстроенная тем, что всё не получилось. А я-то уж точно знала, что сыскать даже одну медицинскую капсулу — настоящее чудо.
— Нет! Я понимаю, что вы можете не знать, но есть ли кто-то...
— Райлен, хватит. Пора возвращаться домой. Ничего не получилось, — тихо произнесла я, не желая показывать всем, насколько сильно я расстроена.
Больше всего мне сейчас хотелось отсидеться где-нибудь в одиночестве, а потом выйти и делать вид, что ничего не произошло. И именно это я собиралась сделать.
Но Рей только потряс головой, словно мокрый пёс. Похоже, даже больше неудачи его расстраивала моя реакция.
— Нет, не хватит! Я уже сказал: я не хочу умирать, зная, что не попробовал сделать все, что в моих силах. Я убил этого таракана — доктора Ларссона, но не верю, что он был последним, кто мог знать что-то о нас, о том, можно ли нас вылечить... можно ли вылечить тебя, Дани! Наверняка можно сломать эти протоколы, переписать их — или уничтожить какую-нибудь базу данных с регламентом.
Сделав тяжёлый вдох, он развернулся к герцогине и продолжил уже спокойнее:
— Скажите, есть ли кто-то, кто может знать, как остановить протоколы, запрещающие лечение этих... «генно редактированных» лиц? Или как восстановить энергию?
— Думаю, вам пора домой, — недовольно и с угрозой в голосе посоветовал герцог.
— Вы правы! — я вскочила, делая шаг к Райлену. — Мы вернёмся на Север уже сегодня...
— Есть ещё кое-кто, — неожиданно перебила меня Талира, и все взгляды моментально устремились на неё. — Она может помочь, но вовсе не обязательно захочет. И уговорить её невозможно.
— Я могу быть очень убедительным, — угрожающе произнёс Райлен.
— Не думаю, её не впечатлят ни ваша сила, ни даже магия, — ехидно усмехнулась герцогиня. — У неё даже нет физического тела.
— Кто она? — хрипло спросила я, поднимая глаза на Райлена, который в ответ одобрительно мне улыбнулся.
Он был рад даже тому, что я всё ещё что-то спрашивала, участвовала в этой невозможной — и, наверное, глупой — попытке вылечить нас. И тогда я… с азартом ответила ему той же улыбкой, сильно смутив мужчину.
