Пэйдин
Рука натягивает упругую тетиву.
Мы стоим там же, где были во время Испытаний Очищения, перед выцветшей мишенью, и соревнуемся за право похвастаться. Прошло почти два дня с тех пор, как Кай похоронил брата под ивой, и это — одно из навязанных ему развлечений.
Была тихая прогулка по саду, нарушаемая лишь редкими воспоминаниями о мальчике, похороненном так близко. Наша вылазка на кухню сопровождалась мягким смехом и теплыми сладкими булочками. Джакс искал утешения в объятиях брата, в то время как Гейл целовала Кая в макушку. Я убеждала его писать, как это делал Китт, чтобы избавить разум от множества хаотичных мыслей. Его руки до сих пор перепачканы чернилами.
Каждая ночь проходит в лунном свете. На полу моей комнаты одеяла разбросаны так, что образуют что-то похожее на лежанку под окном. Каю нравится именно так, и я охотно соглашаюсь. Словно мы создали свою маленькую крепость, чтобы быть ближе к тем, кого потеряли. Мы держим друг друга в объятиях, прежде чем утонуть в преследующих нас кошмарах. Но с каждыми сонными лучами солнца, заглядывающими к нам, Кай просыпается все больше похожим на самого себя.
Я выпускаю стрелу. Позволяю себе самодовольную улыбку, когда она попадает в яблочко.
Это мое последнее развлечение для будущего короля.
— Я пойму, если ты захочешь сдаться сейчас, — предлагаю я.
Пальцы Кая касаются моих, когда он забирает лук.
— Не притворяйся милой, дорогая. Я переживу твою победу.
Я поднимаю бровь.
— Ты уже признал поражение?
Его губы подергиваются. Он пускает стрелу быстро, не обращая внимания на несколько дюймов, отделяющих ее от центра мишени.
— Это ведь должно быть развлечением, не так ли? Значит, мне не нужно побеждать. — Я сглатываю, когда он подходит ближе. — Я просто хочу наслаждаться этим.
Обычно я бы высмеяла его самоуверенность, но я так соскучилась по ней, что ограничиваюсь легким наклоном головы.
— И что же такого приятного в поражении, Малакай?
— Это. — От его ямочек на щеках у меня перехватывает дыхание. — Твоя компания. Твои поддразнивания. Твои губы, произносящие мое имя.
Я накладываю стрелу.
— Мне не обязательно побеждать, чтобы оскорблять тебя.
Глубоко вдохнув, я стреляю.
— Нет, — медленно произносит Кай. — Но чтобы улыбаться вот так, тебе нужно побеждать.
Только тогда я замечаю, что сияю от радости очередного попадания в яблочко. Сдерживая торжество, поворачиваюсь к кажущемуся непринужденным Каю. Его руки небрежно покоятся в карманах, волосы взъерошены, а глаза блестят в свете угасающего солнца.
Он красив.
Эта мысль не удивительна. И все же я не могу оторвать от него взгляда. От него исходит такая мужественность, словно тень, цепляющаяся за его ноги. Это мальчик, который встречал только трудности, которого изранил воспитавший его человек, и оставил любящий его брат.
Брат, который ненавидел меня.
— Что такое? — голос Кая полон тревоги.
С досадой я вытираю слезы, наполнившие глаза.
— Ничего. Прости. Это же должно быть развлечением для тебя, а…
— Поговори со мной, Пэй, — настаивает Кай. Он забирает лук из моей вспотевшей руки и бросает его в сторону.
Я качаю головой.
— Просто… Я ненавижу тот факт, что он ненавидел меня.
— Он не ненавидел. Он был не в себе, а ты просто… — Его серые глаза опускаются. — Стояла у него на пути.
То гложущее онемение, которое я подавляла последние дни, вырывается наружу.
— Я заботилась о нем. И все это моя вина…
— Нет. Мы читали его письма. — Кай сжимает мои руки. — Ты знаешь, что он написал в исследовании. Здесь нет твоей вины. Китт был болен. И физически, и психически. Он просто хотел доказать свою значимость. — Его голос становится все грубее с каждым словом. — Я заставил его чувствовать это? Почему он подхватил Чуму? Неужели он думал, что я хочу от него чего-то большего?
— Нет, Кай. — Я пресекаю опасную мысль, не давая ей пустить корни. — Он хотел быть рядом с тобой, потому что ты никогда не заставлял его чувствовать себя жалким. Ты — лучшее что было в его жизни. Ты был якорем, за который он держался.
— Китт был хорошим братом, — бормочет Кай. — Не я.
— Хороший. Плохой. — Я пожимаю плечами. — Мы все лишь тени того, во что верим.
Кай болезненно усмехается.
— Китт, без сомнения, во что-то верил.
— А ты? — я подталкиваю. — Во что верит будущий король Илии?
Он задумывается на мгновение.
— В неизбежное. В тебя. — Его пальцы щекочут мою щеку, пока она заправляет прядь за мое ухо. — Думаю, в Доре мы ошиблись. Это ты — Пламя. А я… Я — Тень, падающая к твоим ногам.
Позже мы выпускаем оставшиеся стрелы в мишень.
Неудивительно, что я радуюсь своей предсказуемой победе.
Аккуратно мы навещаем ивовое дерево и тех, кто покоится под ним.
И, надо признать, мне не удается отвлечь Кая от смерти Китта.
И, по глупости, один поэт говорит мне, что я всегда его отвлекаю.
Глава семьдесят третья
Кай
Когда корону возложили на мою голову, под моими ногтями все еще была земля.
Это серебряное сплетение стали, острое и закрученное, сверкает среди моих черных волос.
Золотая корона Китта осталась с ним и по-прежнему нежно покоится на его лбу под сенью ивы.
Я смотрю на двор с того самого возвышения, на котором когда-то стоял мой брат. Но, как ни странно, я больше не чувствую его отсутствия. Нет, он стоит рядом со мной, его теплая рука лежит на моем плече, а улыбка проникает в самую мою душу.
Из Силовика я превратился в короля. Из монстра — в невиновного.
— Я продолжу дело, начатое моим братом, — сообщаю я двору, пусть они и не знали его истинных замыслов. И никогда не узнают. У меня есть обещание, которое нужно сдержать.
Мой первый указ тверд и непоколебим:
— Наши границы останутся открытыми. Обычным вновь будут рады в нашем городе. Вместе мы восстановим Илию, как и желал Китт. — Я сглатываю ком в горле. — И его будут помнить, как величайшего короля в нашей истории.
По тронному залу эхом разносятся аплодисменты, но я смотрю только на нее. Спускаюсь со сцены, проталкиваясь сквозь толпу, пока не встречаю ту единственную, которую действительно хочу назвать своей.
Я беру Пэйдин за руку и вывожу за ворота замка, во внутренний двор. Незабудки на клумбе у лестницы все еще цветут. Они такие же как и тот цветок, что я заправил ей за ухо давным-давно. Я с радостью снова повторяю это действие и сейчас.
Пэй смеется, когда я вручаю ей букет, лепестки которого сочетаются с цветом ее пронзительных голубых глаз.
— Незабудки, — я вкладываю стебель в ее волосы, — потому что кажется, что ты все время забываешь, кто я на самом деле.
Она улыбается, и я удивляюсь, как что-то может быть настолько совершенным.
— Ты — король Илии.
— А кто я для тебя?
Я приподнимаю ее подбородок, чтобы видеть, как ее губы произносят:
— Мой дурак.
Я слегка касаюсь кончика ее носа.
— Не забывай про «самоуверенного засранца».
— Ты бы не позволил мне, даже если бы я попыталась, — ласково отвечает она.
Я ухмыляюсь, а затем широко улыбаюсь, когда вижу, как жадно ее взгляд скользит по ямочкам на моих щеках.
— А ты — навсегда моя погибель, Пэйдин Грэй.
Мое колено касается брусчатки, и она открывает рот в изумлении.
— Выходи за меня, Пэй. Я уже стою на одном колене, но встану на оба и буду умолять, если хочешь.
Я протягиваю ей кольцо, то самое, что Китт вложил в мою ладонь со своей предсмертной просьбой на устах:
«Любите друг друга ради меня».
