Прикосновение смерти (ЛП) - Мартин Т. Л.

Мои руки кажутся такими маленькими и нежными рядом с ним. Я понимаю, что задерживаюсь немного дольше, чем намеревалась, и убираю пальцы. В конце концов, я снова смотрю в эти стальные глаза.

— Кто… что ты? — Шепчу я.

Он долго молчит, и я задаюсь вопросом, может ли он вообще. Он никогда раньше не говорил мне ни слова. С другой стороны, я тоже никогда с ним до сих пор не разговаривала.

— Я думаю, ты знаешь.

Его голос низкий, тихий гул, но в нем есть грубый, хрипловатый оттенок, который неторопливо пробегает по моему позвоночнику.

Я тоже так думаю, но это не имеет смысла.

— Я видела тебя… той ночью на озере.

Он ничего не говорит, его глаза блуждают по моему лицу, но я знаю, что права. Это он.

— Ты…

Я хочу сказать «ангел», это вертится у меня на кончике языка, но что-то в его глазах останавливает меня. Так холодно. Пусто.

Как будто читая мои мысли, он слегка, но уверенно качает головой.

— Я не ангел.

То, как он произносит это, глубоко и медленно… Нотки правды, окрашенные тьмой в его голосе, заставляют мое дыхание дрожать. Он так тих, что я не могу сказать, дышит ли он вообще, но я вижу, как сжимаются его челюсти, как напрягаются мышцы, переходящие от рук к четко очерченным линиям живота.

Ангелом он, конечно, не является. Я не могу сказать, откуда это берется, но каким-то образом я знаю. Я знаю, кто он.

— Смерть.

Слово слетает с моих губ, как дуновение воздуха, развеваясь на ветру так тихо, что я едва слышу его.

Дрожь пробегает по его стесненной груди, когда он смотрит, как я воспринимаю это, его тяжелое молчание говорит громче, чем все, что можно выразить словами. Я пытаюсь заставить свой голос работать, чтобы спросить, что это значит, чего он хочет от меня, когда твердые очертания его тела исчезают. На этот раз он опускает руки по обе стороны от меня.

Это все, что нужно, чтобы ледяной ветер вернулся, пронзая мою кожу подобно кинжалам и служа суровым напоминанием о том, где я нахожусь. Я начинаю тянуться к нему, не уверенная, почему мне не хватает его тепла, его прикосновений, только того, что мне не хватает. Он делает шаг назад, оставляя меня дрожать.

Чем больше он отдаляется, тем больше кажется, что он исчезает. Пока, внезапно, он не исчез.

Оно обжигает. Оно режет. Словно клыки, оно впивается в эти запястья, которые мне не принадлежат.

Но все же мои руки безжалостно тянут связывающую их веревку, дергая и извиваясь, пока теплая кровь не потечет по моим пальцам.

Крики, они не прекращаются. Мучительные звуки проникают через холл, вверх по лестнице и в тени этого черного как смоль чулана, прямо в мои уши. Страх и ярость поглощают меня до тех пор, пока все остальные эмоции не заглушаются. Страх за маленького Томми, но ярость… о, ярость из-за монстра.

Покойся с миром.

Мои руки высвобождаются. Я не останавливаюсь, чтобы посмотреть на кровавое месиво, в которое они превратились, я даже больше не чувствую боли. Я рву веревку, связывающую мои лодыжки вместе, затем наваливаюсь всем телом на дверь, выбивая ее со второго удара.

Легко следить за криками, даже несмотря на то, что теперь они больше похожи на всхлипы. Они ведут меня на кухню, где монстр привязывает маленького Томми к стулу, руки связаны за спиной, голова низко опущена. Несмотря на то, что Томми сейчас почти десять лет, он выглядит намного меньше, чем должен сейчас. Слишком маленький.

У монстра есть нож. Он прижат к правой руке Томми, оставляя неглубокий порез на коже. Это тоже не первый порез за сегодняшний вечер. Свежие порезы покрывают его левую руку. Кровь, красная, такая красная, стекает по его рукам, кап — кап — кап, на землю.

Я не останавливаюсь, чтобы подумать, прежде чем наклоняюсь, чтобы вытащить карманный нож из правого ботинка. Его там нет. Черт возьми. Этот ублюдок, должно быть, зацепил его после того, как вырубил меня ранее. Пользуясь тем, что меня не замечают, я осматриваю комнату в поисках заменяющего оружия и обдумываю наиболее эффективную форму атаки.

— В чем проблема? — усмехается монстр, хватая Томми за каштановые волосы и дергая их назад, пока их взгляды не встречаются. — Я думал, тебе это понравится. Разве вы, мальчики, не такие внимательные шлюхи, как ваша мама? — Он толкает голову Томми, прежде чем отпустить ее, затем ухмыляется. — Полагаю, вы ничего не можете с этим поделать, да? Это заложено в твоей ДНК, встроено в самодовольную итальянскую кровь, которую она тебе передала. Интересно, что она подумает о твоих новых татуировках.

Огненный жар вспыхивает у меня перед глазами при виде этого зрелища. Оно кипит и обжигает, пламя струится по моему горлу, мимо груди, пока обжигающий огонь не подпитывает каждый дюйм моего тела.

Он. Будет. Гореть. За. Это.

И я не буду ждать, пока Дьявол убедится в этом.

Дрожа всем телом, я хватаю ртом воздух. Сбивающие с толку образы наводняют мой разум, мечты сталкиваются с реальностью, топят меня до такой степени, что я не могу дышать. Мои руки сжимают мое горло.

Кровь… красная, красная, так много красного. Плитка в ванной, он плавает в ней. Папа. Его тело, такое обмякшее, такое безжизненное. Пистолет, он все еще касается его частично скрюченных пальцев. Его сердце, оно истекает кровью. Действительно истекает кровью, как он всегда и говорил. В те ночи я находила его дрожащим, когда он ворочался и вскрикивал во сне. Он всегда говорил, что его сердце было вскрыто. Он всегда говорил, что оно истекало кровью без нее. И теперь, прямо на моих глазах, это произошло.

Папа, нет!

Мое восьмилетнее «я» не могло понять этого тогда, и мое двадцатидвухлетнее «я» не может понять этого сейчас.

Что ты сделал? Что ты натворил, папочка? Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, вернись за мной...

Но он не отвечает.

Конечно, он этого не делает.

Потому что он тонет в красном.

Глава 8

Я все еще в постели, когда в моих ушах зазвенел будильник в комнате. Моя кожа влажная, глаза широко раскрыты, когда я бездумно смотрю в белый потолок. Я все еще чувствую огонь, бегущий по моим венам — горячее, обжигающее пламя ярости, смешанное с отчаянием. Ярость по отношению к монстру из моих снов, дьяволу, которого я хотела заставить страдать так же сильно, как страдали те мальчики. И отчаяние… отчаяние от непрошеных воспоминаний о папе, которые нахлынули без предупреждения.

Искушение уснуть появлялось и исчезало всю ночь, пытаясь загнать меня в угол моего собственного разума и убаюкать. Однако я не могла этого сделать. Не могла закрыть глаза. Что, если бы я снова увидела красный цвет? Что, если этого достаточно, чтобы снова увидеть безжизненный взгляд отца?

Так что я просто лежала здесь. Глядя на бескрайнее белое пространство надо мной. Люди думают, что это яркий и вселяющий надежду цвет, белый. Обещание исполнения. Чего они не понимают, так это того, что это уловка. Ловушка. Она заманивает вас так легко, и как только она вас захватывает, вот тогда вы видите правду. Он такой же пустой, как и все мы.

Может быть, именно поэтому я обычно предпочитаю зарыться под одеяла, окружить себя черным. По крайней мере, с черным ты знаешь, что получаешь с самого начала.

Я не знаю, когда это происходит, но, в конце концов, мои мысли блуждают от прошлой ночи, пока не возвращаются к нему.

Смерть.

Дрожь пробегает по мне, пробегая от пальцев рук до кончиков пальцев ног и заставляя мое сердцебиение учащаться при одной мысли о том, что его стальные глаза сверлят мои. Независимо от того, как сильно я стараюсь, я не могу понять, какую реакцию он вызывает у меня. Не имеет значения, что он отпустил меня той ночью на озере, что-то все еще притягивает меня к нему, неуловимая сила, дергающая мою душу. Это нелогично, неразумно, но все равно это есть.