Пламя в моей крови 3 (СИ) - "Wolf Lita"

Прославилась, называется, на всю Лимерану.

— Лучше и не скажешь, — разрядил обстановку голос Элестайла.

Спасибо, конечно, но это вовсе не спасает ситуацию. Кондигур стоял с таким видом, словно собирался потребовать вынести приговор мне. Не исключено, что смертный. Потому что чтобы обедневшая дворянка настоятельно советовала королю подумать – это уже за гранью.

От напряжения и волнения у меня закружилась голова.

Только не терять сознание! Хотя, может быть, это и выход – спокойно переждать события в обмороке?

Скосила глаза на Элана. Кажется, братик был близок к тому, чтобы вместе со мной отлежаться в бесчувствии.

— Смелая девочка, — произнёс наконец Кондигур.

Я нервно сглотнула.

Радовало одно – обращается он ко мне, а не к Наэлю. Неужели удалось избежать конфликта на государственном уровне? Если да, то я готова выслушать от него что угодно. Нет, ну нет то чтобы прямо всё... но многое.

— И мыслишь верно, — продолжил король Трист-Лерона. — Только одного не учла. Человек может и раскаяться в содеянном.

— Мы здесь уже почти час, но что-то ни одной покаянной речи так и не услышали, — многозначительно заметил правитель Бордгира.

Кондигур понял, что сел в лужу.

Да, хоть ты и король, но мыслить на несколько ходов вперёд – не твоё. Мог бы остановиться на том, что я смелая и рассудительная. Но нет, нужно было поучить меня уму-разуму и добавить что-то про раскаяние, чем не преминул воспользоваться Элестайл, решивший удариться в конкретику. Одной фразой он поставил Голдара перед выбором: или тот признаётся в покушении и получает срок, либо продолжает отмалчиваться и тем самым рушит веру в него Кондигура.

И теперь тому ничего не оставалось, кроме как повернуть голову к внуку и устремить на него испытующий взгляд. Причём смотрел с таким видом, мол, давай, придурок, разгребай то, что я наворотил.

Голдар же, не ожидавший такой подлянки от деда, готов был провалиться сквозь пол. А ещё и время работало против него – с каждой секундой молчания в зале крепла уверенность в его вине. Впрочем, лимеранцы-то, а также высокие гости из других стран и без того не сомневались в справедливости обвинения. Но справа сидела трист-леронская делегация, которая до сего момента была солидарна со своим монархом. У меня вообще сложилось впечатление, что собственного мнения эти люди не имели. Если король в чём-то убеждён, значит, так оно и есть. А теперь извилины у них вдруг зашевелились, да так, что их вибрацию Кондигур не мог не чувствовать.

Алхалия сидела ни жива ни мертва. Ведь если сын начнёт каяться, то может ненароком, а то намеренно упомянуть о её причастности к покушениям. Или ещё хуже – свалить всю вину на неё.

Просто очаровательная семейка! Сначала сын всем своим видом открещивался от матери, теперь же, похоже, наоборот.

А зал тем временем ждал.

Что такое ждущий зал, я уже прекрасно знала – это значит, что нужно говорить. Тем более что здесь собрались те, кто привык к быстрым и чётким ответам на поставленные вопросы.

Выразительный взгляд Голдара на Кондигура: «Дед, если я признаюсь, ты же ведь всё равно меня вытащишь?»

Ответный взгляд деда: «Пока в зале торчит король кровососов, я ни в чём не уверен».

На мгновение мне даже стало немного жаль трист-леронского короля. Похоже, ехал он на процесс будучи железно убеждённым, что ни дочь, ни внук невиновны. Однако видеоулика серьёзно пошатнула эту убеждённость, а тут ещё и Элестайл со своими выпадами. И теперь Кондигур мечтал лишь о том, чтобы приговор был вынесен максимально мягким.

Но потом я вспомнила, что именно он воспитал такую «замечательную» дочь, которая все свои «лучшие» качества передала сыну, и жалость испарилась без следа.

— Я буду говорить, — заявил наконец Голдар, поднимаясь со скамьи.

Да неужели!

Для меня, честно говоря, это было неожиданностью. Я полагала, гадёныш будет отмалчиваться до последнего. Впрочем, так, кажется, думал весь зал.

— Внимательно слушаем, — произнёс судья.

— Это мать во всём виновата, — Голдар небрежно кивнул на родительницу.

— Что? — вздрогнула Алхалия.

— Молчать! — гневно велел Наэль. — Пусть продолжает.

— С раннего детства она взращивала во мне ненависть к брату, — выдал мерзавец и сделал скорбное лицо.

К брату?! Потрясающий цинизм!

— Да сдался мне какой-то там бастард!?! — выкрикнула Алхалия.

— Я сказал – молчать! — процедил король Лимераны.

— Неужели Торин мне был как кость поперёк горла? В детстве-то? — Голдар, глядя на мать, скроил ядовитую улыбку, которая в его исполнении выглядела просто гадкой. — Мне даже завидовать ему было не в чем. Так вот, — он перевёл взгляд то ли на судью, то ли на Наэля – с моего место трудно было понять, на кого конкретно он смотрит. — Все эти покушения придумала и воплотила в жизнь мать. Последнее – моими руками.

Я не понимала, на что он рассчитывает. Неужели думает, что после такого Кондигур вообще захочет его видеть? Или же он резко сменил приоритеты и теперь планирует осесть в Лимеране, как человек, который помог изобличить и наказать государственного преступника?

— Кондигур, надеюсь, теперь ты понял, насколько он опасен? — воспользовался паузой Элестайл.

Король Трист-Лерона, конечно же, всё осознавал, но как спасти положение, понятия не имел. Так его королевское достоинство не шаталось, похоже, ещё никогда.

— Как ты смеешь так нагло врать?! — выкрикнула Алхалия, к которой вернулся дар речи. — Забыл, как уговаривал меня разделаться с любимчиком отца?!

— Я уговаривал?! — взвился Голдар.

— Да, ты! Мне он, что ли, жить мешал? Мне трон пригорел?

— Ну, сам-то трон тебе, в любом случае, не светил. Разве что всех нас перетравила бы! — сын ядовито осклабился. — А вот меня туда мечтала посадить.

— Это была твоя мечта! — не унималась Алхалия.

— Нет, ну сами подумайте, как речь может идти о моём желании занять трон при такой продолжительности жизни отца?! — обратился к залу Голдар, вознеся руки к небу, вернее, к потолку.

— Да, мать сделала всё, чтобы оградить тебя от изучения магии, — язвительно заметил Наэль.

— Вот-вот, — согласно закивал гадёныш. — Вырастила меня неполноценным!

— Боги против магии! — в глазах Алхалии сверкнул какой-то безумный огонёк.

— Что-то я не слышал, чтобы ты говорила подобное некроманту, когда просила его поднимать мертвяков, — припомнил ей Наэль.

— Так сказала же, что это не я была! — возмутилась подсудимая и перевела взгляд на судью: — А что касается трона, то у него был целый план разработан – избавиться от братца, потом от отца... а там бы и меня, скорее всего, не пощадил.

— Вы говорили, что последнее покушение воплощено вашими руками, — напомнил Голдару судья. — Значит ли это, что вы признаёте подлинность третьей записи?

— Не знаю! — в отчаянии развёл руками тот. — На записи вроде я, но не помню, чтобы со мной такое было. Зато прекрасно помню, как мать меня накручивала с этими пирожными. Я отказывался, протестовал... И тут вдруг вижу себя на этой записи! — он схватился за голову.

— Никогда ещё не слышала такой чудовищной лжи! — решительно заявила Алхалия.

— Я понял! — воскликнул вдруг Голдар. — Магия! Тут явно не обошлось без магии! Мать сама-то она не маг, но что ей мешало кого-нибудь нанять!

— Если не брать в счёт Наэля, я вообще никогда с магами дела не имела! — сделала ещё одно заявление подсудимая.

— Да что ты говоришь! — Голдар ядовито усмехнулся. — А кто же тогда выполнял все твои заказы?

— Мои?! — рыкнула Алхалия.

— По-моему, можно расходиться, — вполголоса заметил Элестайл. — Они успешно перегрызут друг другу глотки и без нас.

— Это ты связался с магами! — продолжала мать. — Заставил их поднимать из могил мертвецов! Какой кошмар! Ты опозорил наш род!

— Я опозорил? — взорвался Голдар. — А по-моему, это ты позоришь меня своими голословными обвинениями! Если не забыла, во мне течёт кровь двух королей!