Спариться с бывшей (ЛП) - Прайор Кейт

— Я могу показать тебе, где мы их храним.

Киваю, беру стопку тарелок и мысленно закатываю глаза. На самом деле, я должен был бы взять за правило помогать в чем угодно буквально кому угодно другому. Но я ничего не могу поделать с тем фактом, что меня просто тянет к ней.

Я веду ее по коридору к бельевому шкафу, открывая дверцы, чтобы показать, как там все устроено.

— Осталось столько приготовлений к свадьбе, — Элиза вздыхает, следуя за мной. — Я чувствую себя немного неловко. У Логана могла бы быть грандиозная свадьба, тщательно спланированная. Но сейчас все кажется таким поспешным. Если бы у нас было больше времени, я могла бы сделать лучше.

— Они бы не стали настаивать на этом. Думаю, что его будущие родственники беспокоятся, что он струсит.

— Если он может струсить, это еще одна причина отложить свадьбу. Я бы не хотела, чтобы он женился, а потом пришлось пройти через… — она бросает на меня быстрый взгляд. — ну, через то, что и мы.

Чувствую, что должен согласиться с ней, сказать что-нибудь о том, каким болезненным может быть развод, особенно, как наш, и я надеюсь, что моему младшему брату никогда не придется испытать этого.

Но это кажется неискренним, и я не могу заставить себя сказать что-либо из этого. Не тогда, когда я ни о чем не жалею.

Я промычал, не отвечая. Она болезненно близка к сути, но, возможно, слишком близка, чтобы понять, как именно все связано. Разговор стихает, когда Элиза продолжает идти по коридору, обдумывая сказанное.

— Я не до конца исследовала верхний этаж. Имею в виду, я не часто бывала в доме, за исключением тех случаев, когда Эйден и Лора хотели устроить киномарафон, потому что телевизор у Лоры действительно маленький.

Она замолкает, и когда я оборачиваюсь, Элиза смотрит не на шкаф для белья, а напротив него.

На двери все еще неровно наклеено несколько наклеек с моим именем.

Она не останавливается, не спрашивает, ничего такого, просто кладет руку на дверную ручку и входит внутрь, петли скрипят, когда дверь распахивается.

Я ставлю охапку тарелок на полку в бельевом шкафу и следую за ней.

Элиза стоит в центре комнаты, медленно поворачивается, разглядывая все вокруг. Выцветшие голубые стены, маленькие фигурки, выстроенные в ряд на полках, старая одежда, все еще сложенная в корзине для белья, которую так и не разобрали.

Тут совсем ничего не изменилось.

Ничего не тронуто, а сейчас я живу в комнате для гостей внизу. В некотором смысле комната напоминает мне то, как оставили нетронутым офис моего отца после того, как он умер, дверь просто закрылась, и все осталось по-прежнему. Это похоже на памятник гораздо более молодой версии меня, парня, который никогда не уходил из дома и не задавал вопросов своим родителям.

Я даже не осознаю, насколько потерян, глядя на все, на частички себя, которые оставил позади, даже не задумываясь. Банка, полная фломастеров, стопка видеокассет, некоторые из которых все еще лежали в выцветших картонных футлярах, лист с временными татуировками, наполовину пустой, стопка футляров для компакт-дисков, некоторые из них открыты и разбросаны по комоду, потому что ни один из дисков не лежал в нужном футляре, а половина пластиковых петель была сломана.

— Твоя старая кровать? — спрашивает Элиза, и ее голос переносит меня на десять, двадцать лет назад.

Я моргаю и чувствую, что жил жизнями трех разных людей — человек, которым я был со своей семьей, кем я был, когда был только с ней, и человек, которым я был, пока был один.

Смотрю на Элизу сверху вниз, на то, как она поворачивается и садится на край кровати.

— Да, простыни с Бэтменом и все такое.

— Боже мой. Я никогда не знала, каким ты был придурком, — дразнит она, морща нос с улыбкой, которая снова разбивает мне сердце.

Не думал, что у нас когда-нибудь будет такой момент, и теперь я не знаю, что с этим делать.

Я почти сажусь на край кровати рядом с Элизой, но умудряюсь остановиться прямо перед ней.

— Ну, не мог же я позволить тебе узнать, насколько ты была не в моей лиге.

Она закатывает глаза на мою самоуничижительную улыбку, но этот момент захватывает меня сильнее с каждым вздохом.

— Ты должен перестать флиртовать со мной, — издевается она, но улыбается так широко, что сомневаюсь, что она в это верит.

Элиза смотрит на меня большими карими глазами. Я одновременно в ужасе от того, что происходит, о чем она думает, и отчаянно хочу узнать. Она бросила меня, и я не хочу, чтобы она знала о тех воспоминаниях о ней, за которые я держался. Не могу сказать, пытаюсь ли я найти в ее глазах намек на надежду относительно того, что это значит.

Боже, даже не знаю, что это значит.

Возможно, дело в том, как проникают лучи послеполуденного солнца, прокладывая одинаковые выцветшие дорожки на ковре и мебели, подчеркивая теплый рыжий оттенок ее волос. Возможно, так уж получилось, что Элиза и мой дом — это миры, которым никогда не суждено было столкнуться. Но вот они здесь, и если я не покину эту комнату, возможно, они смогут прекрасно существовать вместе, органично вписываясь друг в друга, ничего не нарушая.

Может быть, я мог бы сказать ей, что не жалею, что женился на ней.

Я жажду этого. Слова почти вырываются из меня, в то же время я чувствую желание просто уткнуться лицом в ее плечо и сделать глубокий вдох. В том, как она пахнет, есть что-то особенное. Аромат дурманит мысли и заставляет сжиматься сердце. Все, что мне нужно до конца моей жизни — просто вдыхать ее запах.

Но я всегда хотел большего.

И, возможно, именно поэтому мы должны пойти разными путями. Я бы не смог просто оставить ее в покое, позволить ей жить своей собственной жизнью, когда мечтаю положить подбородок ей на плечо и засунуть руки в ее задние карманы.

— Я собираюсь отнести эти тарелки вниз, — говорю вместо чего-либо еще, и с этим осколком реальности каким-то образом уговариваю себя выйти из комнаты.

Она больше не следует за мной к бельевому шкафу, и я этому очень рад. Мне действительно нужно поработать над тем, чтобы держаться от нее подальше, а не просто продолжать говорить себе, что я собираюсь это сделать.

11

Элиза

Всякий раз, когда я прохожу мимо отдела выпечки в нашем местном продуктовом магазине, я ненадолго останавливаюсь у витрины, обычно, для вдохновения. Иногда думаю о том, что у меня уже есть в корзинке, и как бы я могла сочетать это с чем-нибудь таким простым, как круассаны, или если бы могла добавить другую специю в булочку с корицей.

Но на этот раз я стояла перед витриной с выпечкой, уставившись на свежий поднос с датскими пирожными, наблюдая, как с них медленно стекают маленькие декоративные полоски глазури.

«Ты не можешь ему позвонить. Ты заблокировала его номер целую вечность назад».

Я даже не могу объяснить себе, что думаю о том, что выпечке следовало дать больше времени на охлаждение, чтобы глазурь не таяла, или что что-то не так в соотношении жидкости и сахарной пудры, что глазурь имеет такую консистенцию.

Движение с другой стороны витрины отвлекает меня от мыслей, и, подняв глаза, я вижу пекаря в белом халате.

Он переводит взгляд с меня на датские булочки, а затем поднимает брови.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— О, нет, спасибо.

Быстро качаю головой.

Я слишком долго смотрю на него, пытаясь убедить себя, что меня привлекает пекарь. Тот, с кем я раньше не была связана юридически.

Он одаривает меня дружелюбной улыбкой, но это не вызывает того же ощущения учащенного сердцебиения и сбитого дыхания, что от Шона. Черт.

Я удаляюсь, перемещая тележку к кассе. Теперь, когда меню для фуршета составлено окончательно, можно начать закупать некоторые ингредиенты перед этапом приготовления. Я провела большую часть дня, успешно избегая Шона и ни в малейшей степени не думая о нем. Возможно, переосмысливая некоторые вещи в наших отношениях.

— О, привет.

Я все еще стою на кассе, конвейер отдаляет от меня коробку соли. Я понимаю еще до того, как поднимаю взгляд.