Все потерянные дочери (ЛП) - Гальего Паула

Посторонний шум вырывает меня из особенно тревожного сна. Я приподнимаюсь, сердце бешено колотится, дыхание сбилось.

Обрывки кошмара, который я не в силах вспомнить, всё ещё цепко опутывают меня, как надоедливые паутины.

Хотя ночь выдалась тёплой, ещё до заката небо заволокло густыми тёмными тучами, и сегодня мы решили разбить палатки. Одетт спала вместе со мной, но теперь её рядом нет.

Новый звук заставляет меня выйти наружу, где я сталкиваюсь с Ниридой, возвращающейся к своей палатке. Она стоит, наклонившись перед входом, и одной рукой собирается откинуть полог.

Отблеск огня наших часовых освещает лицо в тени — и на нём почти удивлённая улыбка.

— Привет, — пропевает она.

— Откуда ты? — спрашиваю, голос хрипит.

— Размяться вышла, — отвечает. — А ты куда?

— Одетт нет. — Нирида склоняет голову, любопытствуя. — Пойду её искать.

— Я с тобой, — тут же говорит она, отпуская ткань и выпрямляясь.

Когда она делает шаг ко мне, её тень отходит от входа, и в воздухе что-то меняется — свет выхватывает из темноты силуэт внутри.

Кажется, кто-то ворочается во сне.

— Кто у тебя там? — спрашиваю.

Нирида вскидывает брови, но, не отвечая, прикладывает палец к губам, давая понять, чтобы я говорил тише. Мы двигаемся между палатками бесшумно.

— Это секрет.

— Это Ева? — уточняю.

В самом деле, ведьма — не тот тип женщин, который обычно интересует командира. Обычно их взаимодействие ограничивается насмешками со стороны Евы и сухими приказами в ответ. Но есть нечто в том, как Нирида напрягается при упоминании её имени, как смотрит на неё издалека…

— Это она? — настаиваю, когда она молчит. — Ты с ней переспала? Думаешь, это хорошая идея?

— Было бы нечестно с моей стороны распространяться о тайнах дам, которым посчастливилось… делить со мной палатку.

— Ага.

Не знаю, почему она не хочет говорить. Да и неважно. Сейчас есть кое-что, что волнует меня куда больше.

Мы покидаем наш импровизированный лагерь и углубляемся в лес. Лунного света достаточно, чтобы видеть, куда ступаешь среди травы.

— Ты же была рядом с часовыми, верно? Не видела Одетт?

— Там её точно не было.

Мы продвигаемся, не отходя далеко, прочёсывая окрестности. Наш путь описывает дугу — и вот, в самом сердце леса, я её нахожу.

Она больше не одета, как прежде. На ней платье, почти прозрачное. Контуры её тела вырисовываются на фоне бледного ночного света сквозь воздушную ткань нежно-голубого цвета, собравшуюся у её ног. Я замечаю, что она поднимает руку в сторону пустоты, в сторону тьмы и…

Нет.

Не просто в сторону тьмы.

Кровь стынет в жилах, когда я различаю зловещие рога, изогнутые, как змеи, венчающие голову Эрио.

Я делаю шаг вперёд, готовясь рвануть вперёд, но пятки будто прилипают к земле, лодыжки сводит, ноги не двигаются… Я смотрю вниз — и вижу, как виноградные лозы обвивают мои сапоги, душат колени и сжимают бёдра, не давая сдвинуться с места.

— Нирида, — произношу я, охваченный ужасом. — Вытащи её оттуда.

Она бросает на меня обеспокоенный взгляд, но не двигается.

В ту же секунду понимаю — она тоже не может. Тоже попалась.

Я выхватываю меч и начинаю рубить, но лозы продолжают вырастать из земли, вьются вокруг моих ног, карабкаются вверх по телу. Мне едва удаётся сделать шаг, прежде чем они снова сковывают меня. Но я не сдаюсь. Я продолжаю резать, вырываться.

— Кириан, — зовёт меня Нирида. — Кириан, ты не успеешь.

Её слова парализуют меня в тот момент, когда я поднимаю голову и вижу, как прекрасные пальцы Одетт ложатся на костлявую руку. Жест, будто она вот-вот пригласит его на танец.

— Кириан, — настаивает Нирида. — Ты заключил с ним сделку, не так ли? Если исполнишь свою часть — он отпустит её.

Я вглядываюсь в неё, не задавая вопросов. Может, если бы я не был так напуган. Или если бы у меня было больше времени. Но страх поднимается волнами вдоль позвоночника, и пальцы Одетт всё крепче сжимаются вокруг руки Эрио.

— Ты должен умереть, Кириан, — выдыхает Нирида с ужасом. — Чтобы она жила, ты должен умереть.

Меня выворачивает от этих слов, но она права. Я знаю это в самой глубине своего естества, в той иррациональной части, где живут инстинкты и древние истины: я задолжал Эрио одну жизнь, и если не отдам её добровольно, он возьмёт её сам.

— Сделай это, — прошу я Нириду, сдавленным голосом. — Обнажи меч.

Она качает головой, и мне хочется закричать. Я знаю, что прошу невозможного, знаю, что на её месте меня бы это раздавило. Но времени на сомнения нет.

И она это понимает.

— Нирида! Ты должна убить меня.

— Я не могу, — отвечает она с извиняющейся улыбкой. — Прости, Кириан. Ты не можешь просить меня об этом. Просто не можешь.

Сердце готово взорваться в груди. Беспомощность растёт вместе с ужасом, когда я вижу, как Одетт приближается к Эрио, а тот тянет её за руку, за запястье… и обвивает её талию рукой, скрытой под изношенной мантией.

Точно как танцор, готовящийся вести партнёршу по залу, думаю я.

— Кириан. — Голос Нириды возвращает меня к реальности, но я всё ещё будто снаружи неё, неспособен осмыслить происходящее. — Твой меч. Ты можешь.

Я следую за её взглядом, за её широко распахнутыми серыми глазами, за печальным изломом бровей — и вижу свои собственные костяшки пальцев, побелевшие от сжатия рукояти.

— Времени нет, — настаивает моя подруга.

Я беру меч, кладу его лезвием к груди, к самому сердцу. Чувствую, как страх стягивает мне живот, как неуверенность скребёт рёбра изнутри.

И в ту же секунду, когда я вжимаю сталь в плоть, вьющиеся лозы отпускают мои ноги, словно Эрио одобрил обмен.

— Вот так, — шепчет Нирида. Её голос — тёмный шорох. — Пронзи сердце, капитан.

Я так напуган, что не замечаю интонации. Не слышу ни ритма, ни смысла её слов.

Мои пальцы стискивают рукоять сильнее, я закрываю глаза, готовлюсь и…

— Тише, мой паладин. — Голос, сотканный из мрака морского дна, из клочьев самых жутких кошмаров, из самых извращённых обещаний, останавливает мою руку всего в одном дыхании от того, чтобы вогнать меч в грудь.

Когда я открываю глаза, Нириды передо мной уже нет. Ни следа.

Первый импульс — искать Одетт в темноте, но её тоже нет. Ни её, ни Эрио.

Неужели слишком поздно? Я слишком долго колебался?

Сердце бешено заколачивает, когда я вижу фигуру перед собой — огромные лапы, мощную спину, массивную голову с острыми ушами.

Моя смертная душа узнаёт новый уровень страха.

— Гауэко… — шепчу.

Мой голос звучит ничтожно рядом с его. Рядом с ним я — просто человек, просто смертный…

— Я многое вложил в тебя. Было освобождено великое зло, чтобы ты вернулся, и теперь земля должна заплатить цену. Не испорть всё из-за жалкого сна.

Жалкого сна?

Медленно опускаю меч.

— Что ты хочешь сказать? Где Одетт?

— В своей палатке. Там, где вы оба спали, пока одно из моих созданий не выманило тебя оттуда.

Ярость понемногу рассеивает страх.

— Ингума, — понимаю. — Но Нирида, она…

Это была Ингума. Не Нирида. Не моя лучшая подруга. Она не знала бы, о чём я молился Эрио перед смертью, и в любом случае никогда не посоветовала бы мне убить себя. Никогда бы не сделала этого, даже ради Королевы королев.

Я смотрю на Гауэко.

Он — величественный белый волк. Белее снега, и всё же во всей его сущности кроется что-то тёмное.

— Но Эрио… Я должен ему жизнь. У меня перед ним долг.

Гауэко рычит, как настоящий зверь, и я почти отступаю назад, но сдерживаюсь.

— Ты ему ничем не обязан, — произносит он сурово. — Эрио просто сопровождает души на другую сторону. Он не принимал решения, когда забрал тебя, а не её. Это был ты. Это ты решил пожертвовать собой ради моей дочери.

Моей дочери.

О, все тёмные твари…

— Значит, он не…?

— Это всего лишь твои страхи, — рычит он глухо. — Ингума искажает их и питается отчаянием смертных. Ты должен это знать.