Мы так и зашли в аудиторию с Ларсом — его рука у меня на плече.
Я подумала, вот обо мне легенды скоро будут ходить: вчера на руках у наследника, сегодня в обнимку с «одиноким волком». Даже усмехнулась этим мыслям.
— Ты чего улыбаешься? — спросил Ларс, занимая нам место посередине высокой трибуны аудитории.
— Да так, потом расскажу, — сказала я.
Когда Виктор Гинзберг начал лекцию, установилась тишина, только было слышно, как стучат клавиши голопланшетов, переводя звуковую запись в формат для чтения.
Лекция была о том, какие существуют виды внедрений. Я записывала и поражалась, сколько вариаций придумало человечество, чтобы утащить, изменить, переделать информацию. Как бы ни развивались технологии защиты, всегда находился кто-то, кто изобретал новый способ взлома.
В конце лекции профессор решил добавить немного интерактива и предложил привести примеры удачных попыток внедрения в системы безопасности.
Я вспомнила про компьютер, который мы с Ларсом обнаружили, и тоже протянула руку. Ларс, заметив это, резко прижал мою руку к столу.
— Ты что! С ума сошёл? — возмутилась я.
— Не тяни руку! — он холодно улыбнулся.
— Это ещё почему? — пошептала я.
— Ну про что ты хочешь рассказать?
— Как про что? Про то, что мы с тобой обнаружили в библиотеке! — я искренне недоумевала, почему Ларс так противится, он же должен был доложить об этом.
И вдруг поняла:
— Ты что? Ты до сих пор никому не сказал?
— Кадет Горич, — вдруг прозвучал голос профессора, — вы хотели что-то сказать.
Я встала, но услышала шёпот Ларса:
— Ална, пожалуйста, не надо.
— Нет профессор, то, что я хотела сказать, уже рассказали.
Профессор Гинзберг улыбнулся:
— Хорошо, садитесь.
Вернувшись на место, я гневно посмотрела на Ларса и прошептала:
— С тебя должок. Ты мне будешь должен всё объяснить.
— Да-да, конечно, — Ларс улыбнулся, но его улыбка была какой-то неестественной, натянутой, как бывает, когда тебе совсем не до смеха, но ты вынужден демонстрировать, что всё в порядке.
Следующая лекция была с «моими», с тенорцами, у нас было пилотирование. Мы впервые должны были выйти на орбиту и оттуда пролететь по заданной траектории. Я готовилась несколько месяцев, доводя себя до изнурения в тренажёрной. Но это дало свои плоды. Движения стали увереннее и чётче, а скорость реакции в несколько раз быстрее, чем до этого.
— Я провожу тебя до ангаров, — виновато сказал Ларс.
По пути он стал рассказывать, что тогда не успел, что у него было ещё одно маленькое дело, но он прямо сейчас пойдёт в деканат и всё расскажет.
Уже у выхода на территорию учебного космоцентра, куда пропускали только тех кадетов, чьи специальности были связаны либо с техническим обслуживанием, либо с пилотированием, мы остановились, потому как у Ларса не было пропуска.
Внезапно Ларс меня крепко обнял, прижал к себе и прошептал:
— Прости меня, Ална.
— Да ладно, — я немного поразилась, что парень так расстроился. Он не казался таким чувствительным к замечаниям. — Не бери в голову, я не злюсь, просто сделай это.
И пошла через рамку, считывающую права допуска.
Оглянулась. Ларс всё ещё стоял и каким-то несчастным взглядом смотрел мне вслед. В душе заворочалось противное липкое чувство, что я что-то упускаю. Но сейчас было не до этого. Решила, что вытрясу из него всю правду по возвращении. Уж тогда-то он от меня не отвертится.
Я махнула ему и побежала, потому что увидела, что почти вся наша группа уже заходит в приветливо распахнувшиеся двери ангара.
Ура! Меня ждёт полёт.
26 глава
Птица
Какие они были красивые! Как они дружно стояли в ряд! Новенькие блестящие двенадцать космолётов. Три боевых звена, по четыре космолёта в каждом.
Эти «маленькие» звёздные истребители были рассчитаны на одного пилота. Обладали полной системой жизнеобеспечения. Даже если бы произошла аварийная ситуация, то в каждом космолёте была спасательная капсула, в которой можно катапультироваться в открытый космос, и она обеспечивала ещё четыре астрономических часа жизни. По земным меркам — четверо суток. В этой капсуле был встроенный маячок и система питания с системой утилизации органических отходов.
Сегодня вылетало два звена. Все тенорцы и я. До сих пор не верится, что меня тоже допустили к полёту. Мне казалось, что преподаватели до последнего сомневались, но чувствуя свою вину за сбой системы, когда меня чуть было не отчислили из академии, о чём я не преминула напомнить, допуск мне выдали.
Задача на первый полёт была поставлена простая. Пролететь по элипсоидной орбите, которая проходила между двух планет — обе колонизированные, пространство между ними давно изучено. Именно поэтому первокурсников и пускали на этот маршрут — никаких сюрпризов.
Военных заданий у нас пока не было, цель — не сбиться с маршрута и вернуться на базу.
Взлёт с планеты прошёл безо всяких проблем, вышли на сверхзвуковую, преодолели притяжение, и дальше уже было дело техники. На первой петле эллипса требовалось уйти на гиперзвуковую скорость и пройти половину орбиты в гиперпространстве.
Я всё сделала как надо, я в этом точно была уверена ровно до того момента, когда поняла, что не вышла из гиперпространства в заданное время.
Проверила приборы, но в гипере можно было ориентироваться только на временные интервалы, там не работала связь и не было координат.
Наконец, когда я проболталась в гиперпространстве в два раза больше положенного, звездолёт вышел из него, и в иллюминаторе я увидела совершенно незнакомую мне систему. Вернее, так — она была мне знакома по учебнику.
Это была система сорок пять КСЕ или в простонародье — Сорокапятка. Освоенных планет нет, только звезда класса жёлтый карлик и шесть планет, три из которых были газовыми гигантами, одна — остывшей безжизненной пустыней практически без атмосферы, и две в будущем могли вполне стать обитаемыми, потому что находились в разной степени формирования.
На одной из них даже была атмосфера, но пока ещё на планете фиксировалась очень высокая сейсмоактивность.
Вся эта информация пронеслась в голове. Достаточно ли мне её, чтобы принять решение?
Я попробовала связаться с базой, но связь не работала. ИИ корабля предупредил об опасном излучении, если я не сверну с текущего курса, а также о том, что недалеко от газового гиганта произошёл выброс неизвестного небесного тела, и теперь там куча обломков, опасность столкновения с которыми ИИ корабля оценил с вероятностью до шестидесяти процентов.
Я попробовала изменить курс и с ужасом поняла, что не могу ничего сделать.
Дала команду ИИ, но механический голос мне ответил, что все допуски отменены, и я являюсь членом экипажа без допуска к управлению судном.
Что за ерунда? Такого не может быть!
Я вдруг вспомнила другой ИИ, на болиде-старичке, и подумала: «Как он там без меня?»
Почему-то мне казалось, что он без меня скучает.
Похоже, мой мозг начал спасаться от стресса, если в голове, вместо того чтобы искать варианты спасения, мелькают мысли о гонках на стартреке.
«А ведь это идея!»
Я обратилась к ИИ:
— Угроза жизни члена экипажа, обеспечить эвакуацию.
В случае угрозы жизни даже самый простой член экипажа мог получить допуск к средствам спасения.
Так я оказалась в капсуле, внутри которой планировала пережить спуск на планету с атмосферой. Вероятность того, что космолёт может разбиться при приземлении, была больше пятидесяти процентов, но если я буду находиться в капсуле, то вероятность того, что выживу, приближалась к девяноста трем.
ИИ должен был выбрать наименее подверженное сейсмоактивности место и направить космолёт именно туда.
Я настроила маячок на отправку «последнего сигнала». Этот сигнал должен был пройти, потому что он шёл без расшифровки по всем частотам и диапазонам. По странному стечению обстоятельств человечество так и не придумало ничего надёжнее азбуки Морзе, и сейчас от моего космолёта и капсулы по всему обитаемому космосу разлетался сигнал SOS.
