Северный ветер - Уорвик Александрия

– Орла, – смотрю ей в глаза с таким напором, что бедняжка отшатывается. – Я это не надену. И на ужин я тоже не пойду.

Отбрасываю наряд в сторону и зарываюсь в подушки. Мне мало что хочется, кроме темноты и покоя.

С неожиданно заметным разочарованием схватив платье, служанка развешивает его на спинке кресла, возвращается и дергает меня за руку. А для мертвой Орла на удивление сильна.

– Вставайте, госпожа. Сейчас же.

Еще рывок – и я оказываюсь на краю кровати, аж свешиваюсь вниз. Седеющие локоны Орлы выбиваются из пучка.

– Хотя бы попытайтесь завязать разговор.

Она тянет сильнее, а я цепляюсь пятками за другой край. Несмотря на мрачный настрой, из горла щекоткой вырывается смех.

– Орла!

– Кто-то же должен присматривать за вами, госпожа. – На лбу служанки выступает пот, и она снова от души дергает, вся раскрасневшаяся от натуги. – Если не пойдете, он победит.

Мы обе замираем.

Он победит.

Отпустив мои руки, Орла отступает на шаг, опускает голову.

– Я не хотела… – ее голос дрожит, служанка боится, что перешла границы дозволенного.

– Все в порядке, – отзываюсь я мягко.

Орла не сделала ничего плохого. Она просто сказала правду. От чистого сердца. Я не из тех, кто станет наказывать за смелость, в чем бы та ни выражалась.

При любом раскладе Орла абсолютно права. Если я продолжу прятаться в своих покоях, Король стужи победит. И поэтому я приду на ужин. На своих условиях.

Свесив ноги с кровати, я объявляю:

– Я отужинаю с королем.

Лицо служанки озаряется облегчением, и с него постепенно сходит румянец, кожа вновь становится полупрозрачной.

– Чудесно. Наберу вам ванну…

– Я не буду принимать ванну.

Орла застывает на полпути к двери.

– Но… – у служанки отвисает челюсть. – Вы не купались уже несколько дней.

Ага, и если от меня отвратительно пахнет, тем больше причин отужинать с дражайшим муженьком. Раз уж не могу сразиться с ним в открытую, буду тихо бунтовать.

Последние три дня я не вылезаю из свободной туники трупного оттенка и шерстяных штанов, порванных на коленках. Прическа – точь-в-точь птичье гнездо. Изо рта просто смердит.

Этот мужчина пожалеет, что заставил меня прибежать к ноге, как жалкую собачонку.

– Пойду умоюсь, – едва ли не нараспев произношу я и ныряю за ширму.

Орла бросает на нее платье, там оно и остается висеть. Наплевав на эту отвратность, намыливаю руки нежным лавандовым мылом над маленьким умывальником. Вместе с каждым энергичным движением ладоней по жирной коже я смываю не только грязь, но и дурное настроение.

Когда я появляюсь во все том же замызганном наряде, Орла в ужасе стонет.

– Госпожа, прошу, не надо! – Она, вся потрясенная, сует платье мне прямо в руки. – Платье. Наденьте платье. Оно будет смотреться на вас великолепно.

– Не переживай, Орла, – кладу ей ладони на плечи, сжимаю их, чтобы успокоить служанку. – Тебе за это ничего не будет, обещаю. Просто я должна сделать так для себя самой.

– Вы не могли бы сделать так для себя самой в платье?

О, а мне таки нравится это более дерзкое воплощение моей служанки.

– Нет, не могу.

Притягиваю ее к себе и обнимаю, извиняясь, а потом ухожу навстречу судьбе.

На лестнице я перепрыгиваю через ступеньку, испытывая странное нетерпение. Чтоб подлить маслица в будущий огонь, я еще и свой поношенный плащ нацепила. Вернее, разномастные заплатки из шкур животных. А ведь если подумать, я даже не помню, когда его в последний раз стирала. Все рукава в засохшей крови – от внутренностей забитой живности.

Перед входом в столовую я мысленно готовлю себя к гневу, который, несомненно, обрушится на меня из-за наряда, но место Короля стужи пустует. Маленький круг света от подсвечников на столе окружает тьма. Холодно настолько, что дыхание вырывается белыми облачками. Двери охраняют двое стражей, у стен стоят еще двое из числа прислуги, готовые по мановению руки наполнить бокал, но никто никак не додумается разжечь камин?

На каминной полке чудом обнаруживаются кремень и кресало, покрытые вековой пылью. Сухая растопка разгорается, и когда я подбрасываю несколько поленьев из стопки сбоку, огонь взметается вверх, заставляя отступить на шаг. От ярких вспышек пламени среди мрака щиплет глаза. Прекрасное зрелище.

– Миледи, – спешит ко мне служанка, нервно поглядывая на пляску огня. – Нам нельзя пользоваться каминами. Господин запретил.

Ну разумеется.

– Это вы его разожгли?

– Ну… нет, – шепчет служанка, хмурясь.

– Тогда и беспокоиться вам не о чем. – Жар лижет кожу, прогоняя холод, сильный, вечный. – Ты знаешь, когда прибудет король?

– Нет, миледи.

И что теперь, ждать его прихода, прежде чем приступить к еде? Наказание такое, за неведомую обиду? Когда дело касается голода, я вообще никого не жду.

– Проводи меня, пожалуйста, на кухню.

Женщина с явной неохотой ведет меня через боковую дверь, затем по лестнице, зажатой между стенами из застывшей вечной мерзлоты, под землю. В воздухе, будто влажная вата, клубится пар.

Первым делом я слышу шум. За закрытыми двойными дверями с облупившейся от влажности зеленой краской перекликаются голоса. Охваченная любопытством, я толкаю правую створку и захожу на кухню.

Большую квадратную комнату обрамляют деревянные столы, покрытые бесчисленными царапинами, пригаринами, вмятинами, пятнами. В стены встроены светло-желтые шкафчики – удивленно вскидываю брови при виде неожиданно солнечного оттенка. Пахнет божественно. Чеснок? На одной из трех дровяных печей булькает в кастрюле красный соус. Его помешивает ложкой одетый в передник призрак, которых тут множество.

Вспоминаю слова Орлы, как она больше неспособна насладиться вкусом еды. Если эти души приговорены служить Королю стужи на кухне, становится ли пища и у них во рту пеплом? Или тут король их пощадил, ибо как им убеждаться, что блюда как следует приправлены?

Кроме печей тут еще стоят здоровенные бочки, до краев заполненные зернами и кореньями, а еще есть большая мойка, над которой опасно возвышается гора грязной посуды. Посреди хаоса гаркает приказы добродушного вида полный мужчина с седой бородой.

– Простите, это вы повар?

Он поворачивается, изумленно распахивает глаза.

– Прошу прощения, госпожа. Я вас не заметил.

– Просто Рен, пожалуйста. А как вас зовут?

Мужчина сдергивает со стола полотенце, вытирает руки.

– Сайлас, госпожа.

– Сайлас. Мне вот стало интересно, принимаете ли вы просьбы приготовить какое-нибудь блюдо.

Повар оглядывается на булькающие горшочки со сковородками.

– Еда почти готова, но…

– Не к ужину, – уточняю я. – А на десерт.

Сайлас шевелит губами, из горла с тоненьким писком вырывается воздух.

– Десерт.

Призраки замирают посреди работы, лязг и грохот резко сменяются тишиной.

– Да, – бросаю взгляд на прислугу, которая снова приходит в движение, принимаясь помешивать бульон и всякое такое. – А если точнее – торт.

– Торт? – переспрашивает повар и добавляет более осторожно: – Требование господина?

– Нет, но это не составит труда, – изображаю снисходительную улыбку. – Торт – мой любимый десерт, и муж хочет меня порадовать.

А это довольно просто: от тортов я без ума.

Повар отбрасывает полотенце в сторону, размышляя.

– Что ж, – произносит он так, будто раньше никогда не думал в таком ключе, – если господин не возражает, тогда да, миледи…

Я вскидываю брови.

– Рен, – спохватывается повар. – Для меня будет честью испечь вам сегодня торт. Есть ли предпочтения по вкусу?

– Шоколадный было бы чудесно.

Начнем с простенького, начнем с малого. Сияя от уха до уха, я приседаю в легком реверансе, возвращаюсь наверх и занимаю свое место за пустым обеденным столом. Несколько мгновений спустя подаются дымящиеся блюда. Я тут же принимаюсь наполнять тарелку: жареная капуста, щедрые ломти мягкого хлеба, которые исходят паром, когда их разламываешь, целая перепелка с хрустящей корочкой, пахнущая розмарином, горки нежного картофеля, ароматная подливка, густая и сочная, и многое другое. Последние дни я почти ничего не ела. А теперь набрасываюсь на пищу с удвоенной силой, выкидывая из головы все мысли о голодающих по ту сторону Теми, включая Элору. Если я хочу им и ей помочь, мне нужно поддерживать силы.