Северный ветер - Уорвик Александрия

Затем мое внимание привлек едва заметный, смутный силуэт. Зефир ухитрился добраться до верхних ветвей деревьев и перепрыгивает с одной на другую, будто свирепые порывы – лишь легкий ветерок. Там, где содранной коры касаются ноги Зефира, вырастают лозы и листья. Мгновение спустя крохи зелени пожирает иней.

Скачок – и Зефир снова взмывает в воздух. Король стужи вскидывает копье. Острие взрывается льдом, серебряные, как ртуть, осколки несутся к Зефиру, в руках которого снова возникают лук и стрела. Она вылетает за миг до того, как вокруг Зефира, словно щит, взвивается стена из цветов и ветвей. Лед врезается в преграду. Развеяв ее, Зефир бросается на брата новым шквалом ударов.

Когда ветра на миг стихают, я поднимаюсь на ноги, опираясь о дерево. Каждый шаг дается с трудом. Я продираюсь сквозь жесточайший, холоднейший, свирепейший поток. Шагаю, спотыкаюсь, падаю, шагаю снова и снова.

Король опять швыряет волну льда в Зефира, тот уклоняется, исчезает в переплетении лоз и появляется в гуще чернеющих цветов.

– Вы так весь лес уничтожите! – надрываю горло.

Северный ветер. Западный ветер. Боги, что носят человеческую шкуру.

Хватаюсь за руку Короля стужи. Он тут же впивается в меня взглядом, и лазурь его глаз так ослепляет, что в них больно смотреть, как на солнце. В груди что-то слабеет. Пальцы, дрогнув, стискивают рукав крепче. Король смотрит на мою руку, хмуро поджимает губы.

Движение заставляет вскинуть взгляд поверх его плеча. Пара лоз вырывает дерево с корнем. Порыв ветра, пахнущий сырой землей, ловит его и швыряет через всю поляну.

Мир замедляется, сужается. Я прекрасно вижу линию движения. Дерево размозжит мне череп, раздробит кости. Но конец будет быстрым. Хоть какая-то милость.

Закрываю глаза.

Тихо и мирно.

Один вдох перетекает в два, затем в четыре и даже семь, а я все еще здесь, дышу, продрогшая до костей.

Открываю глаза. Вокруг белое сердце бури. Перед лицом – широкая спина Короля стужи. Слева лежит дерево, оно пропахало в снегу глубокую полосу, будто его отбросили, спасая меня от преждевременной кончины.

Ветра схлестываются, теплый и холодный, жизнь и смерть. Долина взрывается звуками. Дрожит воздух, сотрясается, глубоко в недрах, сама земля.

Они уничтожат друг друга – и меня, – если я не дам Королю стужи то, чего он хочет. А хочет он моей покорности.

Где-то вдалеке разламывается земля, и у меня сжимается нутро. Я никогда еще не преклоняла колено перед тем, кто сильнее. Никогда. Но мое выживание – партия затяжная. Не про сегодня. А про завтра и послезавтра, и месяц, и год, и десятилетие. Сколько бы ни потребовалось, лишь бы освободиться от уз. Поэтому я должна думать не о том, чего хочу, но о том, к чему стремлюсь. Я должна думать о далеком конце пути.

Лоза выстреливает вперед и обвивается вокруг лодыжек Короля стужи быстрее, чем видит глаз, взметается вверх по икрам, бедрам, животу, груди. Достигнув горла, растение рассыпается в пыль, и Король стужи делает выпад, наносит копьем жестокий удар сверху вниз. В отместку из земли вырываются корни, катятся, словно огромные волны, к Северному ветру, но тот не склоняется, не падает на колени, не вздрагивает, не отступает.

Они даже его не достигают. Они, до единого, вдруг падают на заснеженную землю, обмякнув, подергиваясь. Ветер унимается.

Все тихо. Все неподвижно.

Буря опадает, и я вижу почти целиком закованного в лед Зефира. Его руки и ноги застыли в агрессивной стойке, в готовности нанести удар. У шеи парит осколок льда.

И медленно погружается в плоть.

Из раны сочится кровь.

Зефир скалит зубы, ставшие острыми.

– Стой! – спотыкаясь, бросаюсь вперед.

Лед ползет по груди Зефира. Представляю, как замедляется биение его сердца, как перед глазами все затягивает темнотой, когда мороз проникает в кровь, и больше ничего не остается, лишь вечность.

– Я отправлюсь с тобой. Только отпусти его.

Отпусти его, и он останется жив. Я заполучу снотворный настой. Я добьюсь смерти своего похитителя.

Я буду свободна.

– Пожалуйста… Борей.

Осмеливаюсь коснуться его предплечья. Под ладонью сокращаются мышцы, крепкие, жилистые, но король не отстраняется.

– Не лезь не в свое дело, жена, – рычит он.

– Если дело касается моей жизни, значит, влезу.

По телу короля пробегает дрожь. Он шепчет так тихо, что я едва различаю слова:

– Он столько у меня отнял. Почему я не должен отплатить ему той же монетой?

Полная страдания горечь задевает меня за живое, я неосознанно придвигаюсь ближе. Они же братья, и эта связь вечна. Какую бы рану они ни нанесли друг другу, ее не закрыть местью.

– Не нужно доходить до крайности. Просто уйди.

– Уйти и подставить спину, чтобы он ударил исподтишка? – бормочет король так, что его брат не слышит. Но слышу я.

И я чую за его словами то, что он не желает говорить ни мне, ни кому-либо еще. Тайны, которые он хранит.

Он делает шаг вперед, сбрасывая мою руку. Резким жестом высвобождает Зефира изо льда.

– Убирайся! – гремит король, и ветер, взвившись, воет в предостережении. – Оставь мою землю и больше не возвращайся. Хоть ты и мой брат, в следующий раз, как предоставится возможность, я тебя убью.

Жесткий порыв ветра подбрасывает меня в воздух, прямиком на спину темняка. Мгновение спустя у меня за спиной уже сидит Король стужи, и мы мчим с поляны прочь так, будто за нами по пятам гонится сама смерть.

Глава 9

С тех пор, как я отдала кровь Теми, утекает три дня. Сплю я совсем мало. Сердце то и дело колотится чаще, и никакое количество вина не может притупить это странное беспокойство. Меня мучают воспоминания – темные, тревожные, тягостные. Я не выхожу из комнаты. Не могу. Если мне и суждено сидеть на цепи, как животному, то лишь эти стены способны дать мне убежище – расстояние между мной и властвующим здесь королем.

Я не помогла прорвать Темь, но напоила ее своей кровью. Кровью смертной, переплетенной со злокозненной силой Короля стужи. Я его не убила, но помогла ему укрепить завесу на пути к его владениям. Я не положила конец людским страданиям, но лишь их продлила. Я их подвела. Подвела Эджвуд и больше всех – Элору.

Мысли неизбежно обращаются к Зефиру. Сейчас он, полагаю, скрывается. Если он проделал такой путь, то вряд ли вернется в свои владения, не попытавшись договориться с братом, получить обещание, что зима отступит там, где она посягает на его землю. Да и вообще, мы же заключили сделку. Зефир пообещал изготовить снотворный настой. Не думаю, что он нарушит слово.

Перекатившись в постели на другой бок, зажмуриваюсь так, чтобы сгустить темноту, чтобы осталась лишь пустота за веками.

Короткий стук, открывается дверь.

– Моя госпожа?

У меня нет сил отвечать, поэтому я просто прикрываю глаза рукой, когда вспыхивает лампа, разгоняя полумрак, что укутывает меня, будто плащ зимой.

Орла тут же бросается к постели.

– Госпожа, вы больны? – и касается тыльной стороной ладони моего лба, проверяя, нет ли жара.

– Я в порядке, Орла. – Со вздохом опускаю руку и гляжу на служанку снизу вверх: – Который час?

– Солнце почти село. Король требует вашего присутствия за ужином.

А, Студеный наконец заметил, что меня не видать. Всего-то три дня ушло.

Заставляю себя сесть, приглаживаю торчащие под странными углами пряди волос. Что же Орла обо мне думает?

– Пожалуйста, передай королю, что я отклоняю его приглашение.

Вот так звучит гораздо любезнее, чем требовать, чтоб он себе свое бессмысленное требование в задницу затолкал.

– Госпожа, я не могу передать ваши слова. Он настоял, чтобы вы надели вот это, – Орла роняет мне на колени платье с кучей нелепых оборок, – и присоединились к нему сегодня вечером.

Платье очаровательно… примерно как мешок. Брезгливо приподняв ткань большим и указательным пальцами, подношу ее поближе к свету. Отвратительная штуковина, и это я еще ласково. Я привыкла к более простым крою и материалам, к более незатейливым нарядам. А этот реющий кошмар состоит из множества слоев ткани цвета желчи, коротких вздутых рукавов и воротника, что вполне легко меня задушит, если мне в него удастся просунуть голову.